– Елки-палки! – удивился Шаламов негромко. Полюбовался на «дворец», снова приблизился к нему вплотную и вернулся в исходную точку: метаморфозы чужого строения не исчезли. Оно то становилось «храмом», достойным богов, то превращалось в жуткий ансамбль слепленных кое-как развалин. Причем пилот теперь убедился в том, что это чудовищное сооружение не недостроено, как ему показалось вначале, а наоборот, начинает разваливаться от старости: вблизи хорошо были видны иззубренные бреши в его стенах и обрушившиеся вниз блоки, погнувшиеся, корявые, неровные балки, похожие больше на гигантские кости и сухожилия с утолщениями и наплывами.

– Что ты на это скажешь? – обратился пилот к Джорджу.

– Не имею полной информации… – завел было обычную песню координатор, но Шаламов его перебил:

– Дай прогноз и перестань дуться, мы оба в одинаковом положении. Или хочешь остаться здесь?

Координатор поперхнулся и не отвечал несколько секунд, потом выдал сигнал метронома, что в переводе на человеческие эмоции соответствовало растерянному покашливанию, и сказал:

– Замечание учту. Даю прогноз: судя по этому сооружению, отсутствию развитой инфраструктуры и спутниковой архитектуры, планета имеет нуль психозоя, несмотря на все признаки искусственности.

– Иначе говоря, хозяев здесь нет, – уточнил Шаламов. – А может быть, перед нами памятник старины? И хозяева живут на других островах, а этот – заповедная зона?

Джордж промолчал. То ли учел замечание пилота, то ли сумел заменить несколько поврежденных нервных узлов и понемногу приходил в себя, обретал былую интеллектуальную форму.

«Приду – проверю, – подумал Шаламов, блокируя канал пси-связи с координатором. – Похоже, придется поработать с оптимизатором, сам Джорж вряд ли вылечит себя полностью».

Пилот осторожно опустился на горизонтальный участок одной из угловых башен сооружения, похожей на полный складчатый волдырь, усеянный рваными дырами, словно по нему стреляли из гранатомета. Материал крыши, мутный, зеленый, как старинное бутылочное стекло, на камень или металл не походил.

– Кремнийорганика с примесями солей бора, – сообщил Джордж. – Хотя я могу и ошибаться.

– Пора взяться за исследования всерьез, если мы не хотим неприятных сюрпризов здешней природы. Наш исследовательский комплекс сдох, попробуй расконсервировать «пчел» из основного груза, если, конечно, он не поврежден.

– Извини, шкипер, «пчел» я уже запустил, сохранилось всего три контейнера, около сотни штук. Пока есть ресурс, они будут работать.

Как и любой спасательный шлюп, «Кентавр» имел кибсистему анализа полевой обстановки, «пчелы» были рабочими органами этой системы, сборщиками информации, но так как в результате столкновения оборудование шлюпа пришло в негодность, Джордж догадался использовать «пчел» из перевозимого «Кентавром» оборудования.

– Маяк все еще не работает?

– Ему досталось больше всего, ремонту практически не подлежит. Я пытался запустить дубль, но и он, вероятно, влип в материал чужого корабля, причем всем рабочим объемом.

– Вот повезло, а? Нечем даже хозяев позвать, разве что покричать: караул.

Шаламов включил антиграв и, преодолевая налетевший откуда-то ветер, сквозь одну из дыр в оболочке опухолевидной башни влетел внутрь. В то же мгновение его подняло вверх и вжало спиной в купол потолка. Внутри башни царила невесомость!

«Вот откуда здесь сквозняк, – сообразил Шаламов, – а развалины-то функционируют! Не получилось бы, как с прогулкой по маатанскому проникателю…» Он уравновесил себя в центре башни и осмотрелся. Здесь было довольно светло, стены башни казались обмазанными толстым слоем слабо светящейся икры. Пол помещения сходился двумя неровными оплывшими конусами к двум отверстиям. Одно из них напоминало прорубь во льду, затянутую свежим морозным узором, второе давилось мраком, осязаемо густым, как желе. Шаламов осторожно приблизился к отверстию, заглянул внутрь и увидел длинный мрачный туннель, уходивший куда-то глубоко в недра здания, а на дне его мерцал странный багровый отблеск, будто там догорал костер. Интуиция подсказывала пилоту, что идти в этот туннель не стоит.

– Ты согласен со мной? – позвал он координатора.

Никто не ответил.

– Проводник, в чем дело?

Молчание. Глухая ватная тишина и в пси-диапазоне. Этого еще не хватало! Выходит, стены экранируют все виды связи?

Шаламов полюбовался на «прорубь», испытывая желание разбить «лед» рукой, потом на уходящий вниз туннель с «отблесками костра», вспомнил Верхарна: «Пространство, сплющенное между скал, смотрело на него горящими глазами», – и вылетел из башни наружу. Время экспедиции по чужому зданию неизвестного назначения еще не пришло. Тотчас же послышался мысленный «голос» координатора:

– …дите! Даниил, почему молчите? Где вы! Я вас не слышу, сообщите координаты местонахождения… – Джордж нервничал и перешел на «вы».

– Все в порядке, старина, я никуда не исчезал, здесь, оказывается, зона блэк-аута.[3] Не паникуй, если связь снова прервется, попробуй на всех доступных диапазонах еще раз позвать хозяев. На нашем острове их явно нет, но ближайшие острова могут быть заселены.

– Мощности уцелевшего радиопередатчика не хватает даже на двести километров, но я давно пробую, вторые сутки.

– Как там наш «черный друг»?

– Плакал.

– Что?!

– Это образное выражение, – поправился Джордж. – Он очнулся, посидел у экрана, минут пять издавал жалобные стоны в звуковом диапазоне вместе с пси-волной тоски и горя, во всяком случае, очень похоже, и снова отрубился.

«Парень совсем ослабел, – подумал Шаламов озабоченно. – Кто знает, сколько ему жить осталось. Да и мои резервы не бесконечны, надо поторопиться с поисками аборигенов, не может быть, чтобы никого из них не осталось на целой планете. Сюда я еще вернусь, поищем вокруг».

Он облетел остров вдоль и поперек, но не обнаружил ничего, кроме «развалин леса». Остров был безлюден, если применять термин земного языка к отсутствию неведомых обитателей планеты, хотя в зарослях «стенолеса» вполне могли жить какие-то представители здешней фауны.

Понаблюдав за изумительно ровной и гладкой – ряби почти не было – поверхностью словно светящегося изнутри янтарно-медового моря, Шаламов заторопился домой, с нарастающей тревогой обдумывая слово «плакал», которым координатор охарактеризовал состояние маатанина. Конечно, ни о каком внешнем сходстве речь не шла, негуманоид не мог ни плакать, ни смеяться так, как это делал человек, но что его состояние близко подошло к критическому, было видно невооруженным глазом. А при подлете к сросшимся кораблям пилот стал свидетелем работы маатанской техники.

Горб проникателя вспучился, увеличивающийся волдырь – грузовой люк по-маатански – лопнул и со скрежетом выплюнул нелепую черную конструкцию, изломанную фантазией ее конструкторов, чем-то напоминавшую безголового Змея Горыныча. Дребезжа, как разболтанный вентилятор, она зависла на несколько мгновений над десятиметровым отверстием люка, встопорщила черные лохмотья перепончатых крыльев и перьев и, косо поднявшись в небо, исчезла в розовом сиянии.

– Наверное, зонд-автомат, – подал голос координатор.

– А где наши?

– Трудятся вовсю, принимают информацию, хотя исправен всего один канал.

– Готовь к походу куттер, через час попробую облететь планету и поискать хотя бы одну живую душу.

Шаламов вернулся в корабль и первым делом навестил маатанина. «Черный человек» был в сознании и торчал перед своим экраном, густо усыпанным светящимися, меняющими форму узорами, но едва ли он видел эти узоры так, как человек, обладая совершенно другим аппаратом зрения.

– Он должен видеть в ультрафиолете и мягком рентгене, – подтвердил координатор. – Хотя не исключено, что диапазон его зрения сдвинулся и в фиолетовую область видимого света.

– Если у него рентгеновское зрение, представляю, каким он видит меня: скелет в сапогах и шлеме. – Шаламов подошел ближе к маатанину. – Как ты себя чувствуешь, дружище?