Литмир - Электронная Библиотека

Но я не чувствую за собой вины в том, что дал разрешение яа выстрел торпедой «ноль». Во-первых, я не верил в ее действенность. Она рассчитана на теплокровное существо и работает по принципу эмоционального сверхдопинга, до разрушительной силы умножая чувства. То, что торпеда сработала, — единственный серьезный научный факт, полученный за все время эксплуатации Руберы. Он говорит за то, что супры обладают достаточно высоким уровнем эмоций и, видимо, богатой духовной жизнью — каковы эти эмоции и какого рода духовная жизнь доступна им, можно только гадать.

Время от времени по Гее проносится эпидемия страха перед звездами. Страх этот настолько заразителен, что вербует сторонников среди людей умных и наделенных властью. Именно и периоды таких эпидемий происходят на Гее вещи, которые гораздо опаснее «мятежа» супров на Рубере — я говорю о возрождении армии.

Мне скажут, что ЗОА — армия нового типа, что у нее иные задачи и другая форма, что вообще обсуждение таких вопросов — вне моей компетенции, но я тоже имею право на страх. Вы боитесь вторжения — я боюсь армии. Вашему страху — нет прецедентов, моему — есть. Их много, но самый свежий — Рубера.

Ни консул-капитан Морт Ирис, попросивший разрешение на роковой выстрел, ни три члена МСК, и я в том числе, давшие такое разрешение, ни зистор Кол Либер, задержавший пуск, ни младший зистор Юл Импер, сделавший выстрел без команды, не виновны в случившемся. В нем повинны те, кто послал отряд Армии Звездной Обороны за сотни парсеков от Геи, придав экономически оправданному использованию бесхозного протовита сомнительный привкус военного грабежа.

Трудно быть разумным. Но если мы решились на диалог со Вселенной, надо быть разумным. Без тех условностей и оговорок, которые позволяем себе в стенах своего дома. Только доверившись своему разуму, мы сможем довериться разуму чужому — и только на языке доверяя прозвучит наше первое «Здравствуй!»

И это взаимное самоусовершенствование будет главной — если не единственной — пользой Контакта, на который мы еще продолжаем надеяться. Надо взглянуть в глаза этой простой истине и перестать строить пустые иллюзии по поводу «высших» спасителей, которые преподнесут нам невиданное техническое могущество, необозримые духовные силы и спокойную совесть солдата, за которого думают «те, кому положено».

Мы не должны и не будем стоять «смирно» в ожидании разрешения быть счастливыми и вольными.

Мы — разумны. Я верю в это, как ученый и как старый человек, который совершил за свою жизнь очень много ошибок. Что касается прочего, то вы знаете все не хуже меня — телевизионные экраны и каретки газетных информов перегреваются от сообщений с грифом «Рубера». Геяне никак не могут соединить вместе два слова «Рубера» и «никогда».

И все-таки придется соединить. Нам преподан хороший урок космической вежливости — оказывается, пора быть воспитанными. Международному Совету Космонавтики пришлось вычеркнуть Руберу из перспективного плана звездных визитов. Супры отказались принимать нас в своем доме. Мы плохо вели себя. В ближайшие столетия ни один танкер не подойдет к Рубере нам придется искать другие родники протовита. Этот родник утерян для человечества, и придется с этим смириться. После долгих дебатов Международный Совет Космонавтики вынужден был признать, что на сегодняшний день Гея не располагает средствами для обоюдобезопасного и продуктивного контакта с супрами. Нет и серьезных идей, которые могли бы быть реализованы в ближайшем будущем.

А предложения были. Много предложений. Разных. Начиная от специальных телевизионных передач для супров, реабилитирующих наше достоинство и улучшающих агрессивные нравы «живых атомоходов». И кончая планами поголовного истребления «отвратительных чудовищ» торпедами «ноль», чтобы без помех откачивать протовит в емкости танкеров.

Первое предложение вызвало дружный хохот, второе — не прошло только потому, что какой-то очень робкий молодой человек предъявил прогностические расчеты. С вероятностью тридцать к одному они доказывали изменение химического состава протовита в результате массового забоя и утерю его ценных качеств.

А ведь в наивности первого предложения, сделанного десятилетней девчонкой, было больше смысла и ответственности, чем в атавистической жестокости второго, поданного… Впрочем, неважно, кто подал это предложение. Важно то, что мы еще не научились смеяться над такими вещами. В лучшем случае мы негодуем и стараемся логично доказать обратное. Это очень плохо, когда необходимость добра приходится доказывать. Это значит, что тысячелетия недоверия и ненависти, сделавшие зло почти безусловным рефлексом, еще одинаково живы в крови противников. Но оно должно наступить, время, когда безусловным рефлексом станет добро, когда призыв к злому делу вызовет дружный хохот — этот день станет первым днем Разума!

Ну вот, я увлекся и невольно заговорил откровениями, которых ждали от меня. Я стал в позу пророка и с легким сердцем предсказал лучшие времена. Я даже превысил полномочия — примерял багряную тогу надмирного судьи, обличающего пороки сограждан и, кажется, весьма преуспел. Это позволило мне полюбоваться собой, своей смелостью, своей принципиальностью и эрудицией, своей дальновидностью и любвеобилием. Наивное высокомерие! Все мы хорошо знаем, как не надо делать, но никто не знает определенно, как надо.

Я не могу быть беспристрастным судьей трагедии на Рубере — я сам ее участник. Я вообще не могу быть судьей, ибо любой суд предполагает унификацию вины, а потому несправедлив.

У меня отнюдь не старческий слух, и я часто слышу за спиной: «А коллега Энцел, кажется, выжил из ума». Это — тоже суд, суд скорый и несправедливый. Мой разум ясен, как никогда, но я вижу теперь не только одежду окружающих, не только их кожу, дряблую или упругую, но и то, что под кожей — красные бугры мышц, оплетенные изощренным голубым орнаментом нервов, переплетение кровеносных сосудов, соединивших неразрывно два полюса Жизни — сердце и мозг… Они неразрывны в теле и наполнены одной кровью, они нераэрывны в делах — это единство и зовется Разумом, который нести нам в пространства, как лучшее свое достояние.

Я с нежностью вспоминаю тех, с кем свел меня на ЛБ-13 случай в час испытаний. У каждого из нас была своя звезда, и каждый жил яа своей планете, и каждый двигался по своей жизненной орбите. Каждый из нас был далек от другого, как звезда от звезды, и знал другого не лучше жителя Альфы Центавры. Но в час опасности одинокие звезды мгновенно превратились в созвездие. И недаром нашим героем стал тот, от которого меньше всего ждали этого — консул-капитан Морт Ирис. Не берусь судить, какие лавияы потрясли его душу, но в одну ослепительную секунду он не только узнал, но и сделал, как надо.

Мне хочется верить, что не только крайняя опасность соединяет живущих в единый разум, и не только непоправимые ошибки способны изменять закостеневшее понятие. Но если я не прав — то пусть будут опасности и ошибки. Крайние опасности и непоправимые ошибки.

Поучительная история. Научит она нас чему-либо?

58
{"b":"102374","o":1}