Это был свадебный сундук Люси, а до нее в нем хранила свое приданое мать. Люси принялась вынимать памятные вещички из детства и того времени, когда она вынашивала Мартина. Какой счастливой она тогда была! Бог улыбался ей, позволив радоваться. За свою коротенькую жизнь Мартин подарил ей много радости. Благодаря ему, она вспомнила собственное детство, вспомнила маму, длинноволосую, со светлыми глазами. Склонившись над сундуком, Люси извлекала из него сокровища, многие из которых были подарками Джеффа, прекрасного рыцаря. Для маленькой Люси он тоже привозил подарки. Кукла с шелковыми волосами, небольшая повозка, в которой он ее возил по лабиринту. У него была лучезарная улыбка и мягкий голос… И Николас его отравил? Мысль больно обожгла душу. И тогда Люси сказала себе, что сейчас не время думать об этом.

Она подняла целую стопку сшитых книг, матерчатый переплет каждой из них был украшен тщательно вырисованным изображением какого-нибудь необычного растения. Эти книги писал Николас, и их она отложила в сторону. Под ними хранились книги постарее, в рассохшихся кожаных переплетах. Люси принялась их листать, изредка задерживая внимание на рисунках астрологических знаков. Пол Уилтон, ее свекор, больше интересовался этой частью своей деятельности, чем выращиванием растений, доставлявшим Николасу особое удовольствие. Восстановить порядок записей свекра оказалось делом трудным: он имел привычку заполнять несколько книг, а затем возвращаться назад и дописывать в них пустые страницы, прежде чем завести новый журнал. Иногда он прерывал записи в одной книге, чтобы вернуться к предыдущей. Люси сама не знала точно, какую дату ей искать, хотя понимала, что все должно было случиться в то время, когда Джеффри жил в Йорке. Она знала, что мамин возлюбленный приехал после того, как у нее родилась дочь. Люси давным-давно расспросила об этом тетю Филиппу, вдохновленная романтической идеей, что, быть может, она дочь Джеффри.

— О нет, моя маленькая, ты моя племянница, ты дочка Роберта. Не сомневайся.

Тетя Филиппа не понимала, как здорово было представлять, что она дитя материнского счастья, что ее отец — светловолосый рыцарь, даривший матери радость и смех. Ей не хотелось быть дочерью мрачного человека, который все время кричал и называл ее не иначе, как «маленькая леди». Сэр Роберт никогда не обращался к ней по имени, и это ранило больнее любого отцовского выговора. Получалось, что он просто не удосужился запомнить имя дочери. Это пугало ее. Если собственный отец мог забыть ее, то и Бог мог это сделать. Зато Джеффри помнил ее имя. И ее любимый цвет. И те секреты, что она ему рассказывала…

Люси покачала головой. Она так долго сидела, замечтавшись над старой конторской книгой, что руку, так и не перевернувшую страницу, начало колоть как иголками, а одна нога затекла. Женщина забрала книги, относившиеся, по ее мнению, к годам замужества матери, и перешла к столу возле окна, выходящего в сад.

Неторопливо она просматривала все записи, останавливая взгляд на строках, где стояла буква «Н» — так Пол Уилтон обозначал имя Николаса. В записях вообще не было полных имен, только одна или две буквы, вполне достаточно, чтобы отличить одного покупателя или поставщика от другого. Большинство записей, где упоминался Николас, относились к его покупкам для сада — семенам, саженцам. Иногда, а со временем все чаще и чаще, Николас помогал отцу в лавке. Круг его обязанностей расширился.

А потом она нашла то, что искала. Запись, относящаяся по времени к смерти матери. Она уже совсем было отчаялась и решила прекратить поиски, но тут увидела: «Позвал МД прижечь рану и забинтовать. Оставил МД на ночь, чтобы посмотреть, в каком состоянии проснется Н. Использовал мазь и питательный отвар, приготовленный МД. АА, Д'Арби и ЛФ согласились, что Н понес заслуженное наказание». В записях стояла щедрая сумма, выплаченная МД за услуги, и пожертвование в фонд собора, размер которого очень удивил Люси. «АА» наверняка означало архидиакона, Д'Арби — это ее отец, а «ЛФ» — леди Филиппа. Они согласились, что Николас понес заслуженное наказание, но за что? Что за грех потребовал такого огромного пожертвования в фонд собора? Имело ли это какое-то отношение к смерти матери? И кто такой «МД»?

На рассвете Оуэн очнулся от легкой дремоты, впасть в которую старался почти всю ночь. В животе пекло, голова гудела от дьявольских голосов, истерично визжавших без всякого перерыва. Слишком много вопросов, остающихся без ответа, и еще больше ограничений. Нельзя извлечь из могилы Монтейна, нельзя расспросить Люси, иначе она поймет, что он ее подозревает, нельзя задавать вопросы Николасу, потому что тот умирает. Ансельм — безумец, а Торсби… да, что Джон Торсби? Умиротворенный, уверенный в себе лорд-канцлер Англии и архиепископ Йоркский. Поручил Оуэну расследовать смерть своего подопечного, а сам что-то скрывает. Почему? Потому что Торсби ему не доверяет? Если так, тогда что Оуэн здесь делает? Он, конечно, не уверен, что, откопав из могилы Монтейна, сумел бы что-то доказать, но Торсби так сразу, не задумываясь, запретил ему это…

Все эти размышления ни к чему его не привели. Нужно подумать, где он мог бы добиться каких-то ответов. Прежде всего необходимо поговорить с тем, кто знал хоть что-то о леди Д'Арби, Монтейне и Николасе. Бесс не так долго прожила в Йорке, чтобы помнить что-нибудь, кроме сплетен того времени.

Магда Дигби. Шанс невелик, но Оуэн подозревал, что в Йорке мало что ускользало от внимания Женщины с Реки. Смазав мазью шрам, нацепив повязку на глаз, обувшись в высокие сапоги, он потихоньку покинул таверну. Надо успеть переговорить с Магдой и вернуться, прежде чем Люси откроет лавку.

После бессонной ночи аптекарше не терпелось послать Оуэна за тетей Филиппой. Отложив в сторону записи и поспав немного, она поднялась вскоре после рассвета и позавтракала с Тилди, обсудив заодно с девушкой предстоящие дела на день. К этому времени, по расчетам Люси, Оуэн должен был прийти, но не пришел. Тогда она проверила, не колет ли он дрова во дворе. Морозный воздух, снежные облака над головой. Под изгородью из остролиста сквозь тающий снег пробились зеленые ростки крокуса. При виде первых признаков весны в душе ее разлилась радость. Но раздражение вернулось, оттого что она не обнаружила в саду никаких следов Оуэна. Теперь, когда она окончательно решилась послать за теткой, промедление было ей невыносимо.

Придется самой отправиться в таверну Йорка за Оуэном. Тилди будет прислушиваться, как там Николас, и сразу придет за ней, если он проснется.

Том замерял содержимое бочонков. Когда она вошла, он оторвался от работы и улыбнулся.

— Люси Уилтон. Добро пожаловать, соседушка. — Тут он заметил, что она взволнована. — Что-то с Николасом? Ему хуже?

Она кивнула.

— Я хочу послать Оуэна за тетей Филиппой.

— И ты думала найти его здесь? Нет, он ушел из дома с рассветом.

Со второго этажа доносился голос Бесс, отдававшей распоряжения.

— Ты знаешь, куда он ушел? — спросила Люси.

Том поскреб в бороде, потом покачал головой.

— Мне он ничего не говорил. Я думал, он пошел к тебе. Ступай наверх, спроси у Бесс. Может, она что-то знает.

— Похоже, она занята.

— Это точно. Старается привести в порядок комнату Оуэна. Не знать ей покоя, пока не уничтожит все следы пожара. Поднимись к ней. Она будет рада тебя повидать.

Бесс стояла в дверях маленькой комнатушки, подбоченясь и нетерпеливо притоптывая.

— Не знаю, Кит. Просто не знаю, что с тобой делать. Ты такая неловкая. Стоит тебе за что-то взяться девушка, так жди беды.

— Бесс!

Хозяйка таверны обернулась, лицо ее ярко горело, из-под чепчика выбились тугие влажные кудряшки. Закатанные выше локтя рукава открывали мускулистые руки.

— Боже правый, ты застала меня врасплох. Я как раз учила девчонку, как драить пол. Мыслимое ли дело, пятнадцать лет занимается одним и тем же, но до сих пор так ничему и не научилась!