Александр Геннадьевич оказался совсем не таким, каким Кэт его представляла. Ей думалось, что порнопродюсеры выглядят подобно сутенерам – все из себя мачистые, нагловатые, набриллиантиненные, с вульгарным шиком одетые. Но Александр Геннадьевич был не из таких. Очень полный, неаккуратный, с прокуренными запорожскими усами и плохо подстриженными пегими волосами, из дебрей которых выглядывала сигарета, засунутая за ухо, он напоминал скорее школьного завхоза или заводского мастера. Но это только на первый взгляд. Стоило ему заговорить, как становилось ясно, в какой именно сфере он работает. «Со сколькими партнерами одновременно вам приходилось заниматься сексом?» – вот что спросил Александр Геннадьевич сразу после того, как велел всем раздеться (кроме двух девиц из метро и Кэт, было еще четыре девушки и два парня) и выстроиться перед ним. Выслушав смущенные и не всегда правдивые ответы, он пожевал свои прокуренные усы и задал второй вопрос: «Опыт съемок имеете? Хотя бы в домашней коллекции?». Все, кроме Кэт, утвердительно закивали.

– А ты, киса, что же – ни разочку? – тут же отреагировал на ее отрицательное мычание режиссер.

– Нет, – честно ответила Кэт и стала пятиться к двери, понимая, что «собеседование» для нее закончено.

– Стоять, – скомандовал он. Она послушно замерла. – Покрутись. – Кэт сделала полный оборот вокруг своей оси. – Тело отличное. Сиськи здоровые. Какой размер? Четвертый? – Она подтвердила. – Потрогай себя, – велел он. Кэт, стараясь ничем не выдать своей стыдливой растерянности, проделала то, что от нее хотели. Александр Геннадьевич остался ею доволен: – Молодец, киса, – похвалил он, но тут же погрозил пальцем: – Врешь, что нигде не снималась. Уж больно уверенно держишься. Обычно новички, едва оголившись, тушуются...

– Мне к обнаженке не привыкать, – пожала плечами Кэт. – Каждую неделю на сцену голой выходила...

– Актриса? – приподнял кустистую бровь Александр Геннадьевич.

Кэт утвердительно кивнула.

– Где училась?

– В N-ском театральном училище.

Он присвистнул – слышал, видно, о таком и знал, каков его престиж. Спасибо и на том, что не стал в расспросы вдаваться, только уточнил, на самом ли деле Кэт хочет у него работать, и, получив положительный ответ, щелкнул ее по лобку со словами «Можешь одеваться». То же самое он велел сделать еще троим, остальных же продолжил опрашивать на предмет разнообразия практикуемых ими видов любви. В результате тестирования отсеялись еще трое, включая девицу из метро и последнего представителя мужеского пола. Оставшихся девушек Александр Геннадьевич заставил имитировать оргазм. Что они и сделали, огласив своими стонами похожее на читальный зал помещение. Режиссер остался ими доволен, хотя они явно переигрывали, и велел одеваться.

Когда девушки облачились в свои вещички, Александр Геннадьевич усадил их перед собой и торжественно сообщил, что они ему подходят. Это означало, что в следующий понедельник они должны явиться сюда же с паспортами и справкой из вендиспансера, красиво подбритыми лобками, разгоряченными лонами, разработанными анусами (для этого каждой из них выдали по паре фаллоимитаторов разных калибров) и желанием стать порнозвездами.

Услышав такое, Кэт приуныла, поскольку ничего кроме паспорта и справки предъявить режиссеру не могла. На интимную прическу у нее не было денег, лоно ее, отвыкшее от секса, было холодным, как айсберг, совать в себе латексную дубинку, чтобы разработать «рабочие» места, она страшилась, а уж о карьере порнопринцессы она тем более не мечтала. Да и следующий понедельник Кэт не очень подходил! Ей хотелось приступить к делу прямо завтра, чтобы сразу же получить гонорар и благополучно его потратить на новые башмаки (старые держались на честном слове и клее «Момент») и нехитрые продукты – раньше ей кое-что перепадало из ресторанной кухни, но за неявку на рабочее место ее, наверняка, уже уволили, и до понедельника надо только чем-то питаться. Однако у Кэт хватило ума оставить свои думы при себе, а режиссера заверить в своей готовности явиться в понедельник в полном ажуре. На том и распрощались.

До следующего понедельника Кэт кое-как дотянула.

Едва она переступила порог студии, как ее буквально скрутил Александр Геннадьевич и потащил в уголок с креслом, чем-то напоминавшем гинекологическое, возле которого крутилась вертлявая черненькая барышня в тонких медицинских перчатках. «Врач, – решила Кэт. – Гинеколог. Сейчас осмотр будет проводить...». Но она ошиблась – брюнетка оказалась гримершей. Затолкав Кэт на кресло и устроившись между ее ног, она стала замазывать раздражение после неумелого бритья и маскировать шрам от аппендицита. Пока она делала свое дело, Александр Геннадьевич торопливо объяснял Кэт, что прямо сейчас она должна будет выйти к камере и сыграть роль Госпожи.

– Кого? – переспросила Катя удивленно, поскольку на ум ей сразу пришла госпожа Бовари, но она сомневалась, что Александр Геннадьевич собирается снимать фильм о ней.

– У нас сейчас садо-мазо сцена, – он дернул плохо выбритым подбородком в сторону освещенной софитами площадки, посреди которой красовалась самая настоящая дыба. – Два артиста – раб и госпожа. С рабом все в порядке – паренек проникся, поскуливает, а девка, – режиссер зло ткнул костяшкой согнутого пальца в сконфуженную голую девицу, державшую в руках плетку и ворох кожаной одежды, – никак в образ войти не может. Не бьет, дура, а гладит... – Он жестом приказал горе-актрисе сложить барахлишко на диван, а самой убираться с глаз долой. – Был бы просто поточный фильм, я бы плюнул, а это заказуха, сечешь? – Кэт не очень-то секла, но предположила, что Александр Геннадьевич имеет в виду кино, снятое по специальному заказу какого-нибудь озабоченного богатея и на его же деньги. Она оказалась права: – И если заказчику не понравится, придется переснимать, а то и часть денег возвращать, кому это надо?

Кэт покивала, соглашаясь с тем, что это никому не надо, после чего отправилась одеваться. Режиссер кричал ей вслед:

– Лупи этого чмыря посильнее. Чтоб красные полосы оставались. В заказухе главное – натурализм, поняла? – Кэт вновь кивнула, а он добавил: – Полупишь его малость, потом сапоги заставь лизать...

Кэт брезгливо передернулась, но продолжала молча внимать. Когда же все инструкции были получены, а она одета, съемка началась.

В общем, первый день в роли порноактрисы был для Кэт довольно необременительным. Ей даже не пришлось заниматься сексом! Зато по окончании съемок заплатили пятьдесят баксов, и она ушла с киностудии с твердым убеждением, что это самые легкие деньги в ее жизни. Потом, так она думала, будет такая же халява...

Но Кэт ошиблась! Уже через неделю ее задействовали в съемках групповухи, и режиссера не волновало, что она никогда в жизни не занималась сексом сразу с тремя мужчинами. Ее мучили четыре часа, после чего вручили все тот же полтинник и велели приходить через пять дней.

Вывалившись за дверь «киностудии», Кэт твердо решила, что больше сюда не вернется. Но когда чувство омерзения притупилось, а полтинник был потрачен на поношенные «гриндерсы», Кэт уже не была столь категоричной. И как только миновало пять дней, она переступила порог «кукольного театра» Александра Геннадьевич, чтобы стать в нем одной из самых востребованных марионеток.

Прошел год. За это время Кэт снялась в дюжине картин и стала второй звездой студии после Дэнди – симпатичного бисексуала с таким огромным детородным органом, что только за его демонстрацию со сцен стрипбаров ему платили тысячу долларов. Еще он выступал в элитном пип-шоу, постоянно мелькал на телеэкране – в любую передачу о сексе его приглашали в качестве эксперта, и вел в мужском журнале рубрику «Хотите доставить женщине удовольствие – спросите меня, как». Короче, Дэнди был признанной порнозвездой. Его даже на улице узнавали. Да и не мудрено! Ведь Дэнди всегда был в «образе»: и когда в Останкино ехал, и когда отправлялся в булочную за «Бородинским». Штаны в обтяжку, рубашка расстегнута до пупа, в пупе сережка в виде фаллоса, на резинке трусов, неизменно выглядывающих из-за пояса, надпись «Секс-машина».