1561. – Константинопольский патриарх признал царский титул Иоанна IV Грозного. Царь вступил в брак с дочерью кабардинского князя Темрюка Марианой. Мор в Новгороде и Пскове.

1562. – Изменение правил вступления в права наследства по всей стране: княжеские имения при отсутствии мужских наследников, а боярские – при отсутствии завещания или ближайших наследников переходят в собственность государства.

Овладев Смоленском и Витебском, в ноябре 1562 года Иоанн начал поход на Полоцк и взял его в феврале 1563-го, открыв дорогу на Вильно и Ригу. Тем временем внутри России нарастало противостояние «ветвями власти» и начались репрессии против членов Избранной рады, не желавших продолжения Ливонской войны.

1563. – Русь заключает союз с Данией против Польши и Швеции. Поход турок, татар и ногайцев на Астрахань.

1564, апрель. – После гонений на Адашева и Сильвестра и после смерти Макария (1563) Андрей Курбский, последний из советников начального периода царствования, бывший наместником Иоанна Грозного в Ливонии, бежит в Литву и предает военные тайны, а позже возглавляет военные походы против Московии.

Прошли новые репрессии против тех, кого ныне называют пацифистами. Безусловно, Ливонская война обострила противоречия как внутри российской элиты, так и между элитой и царем. Бояре поддержали царя в борьбе с Казанью и Крымом, так как набеги казанцев и крымчаков угрожали их вотчинам. Но значения борьбы за выход к морю они не понимали; государственный интерес был им чужд. Их противодействие выливалось в заговоры против царя.

В том же 1564 году крымский хан Девлет-Гирей напал на Рязань. Положение спасли будущие известные опричники Алексей Данилович Басманов-Плещеев и его сын Федор: находясь в своих рязанских поместьях, они собрали местных служилых людей и отбили набег.

До введения опричнины оставалось несколько месяцев.

Без анализа экономических взаимоотношений между всеми субъектами хозяйствования на Руси понять опричнину сложно. А ведь это всего лишь разновидность национализации земель. Сегодня, когда имеется уже практика «государственного», или «внешнего управления» на обанкротившемся предприятии, мы можем это понять.

Современному исследователю разница между русской культурой начала ХХ века, середины и конца того же века очевидна. А как нам понять разницу между русской культурой ХХ и XVI века? Нет теперь убежденных монархистов, – да, кажется, и вообще нет монархистов. Но ведь было время, когда вне монархии вообще не мыслилась жизнь, как и без Бога. Нет крестьян и дворян, а место церковной проповеди занял телевизор в красном углу любой избы. А это, между прочим, повысило и возможности внушения человеку определенных идей на логической основе. И вот, вбита со всей непреложностью мысль, что русские цари только и думали, как бы закабалить простого человека или захапать земли добродушных соседей. А демократические бояре желали вольностей простому человеку, а патриотические соседние ханы желали мира и дружбы между народами, – но цари их всех за это немилосердно казнили.

На самом-то деле было совсем наоборот.

С труда крестьянина жила держава. Так мог ли государь быть врагом крестьянам? Нет, он был защитником крестьян перед лицом дворянской элиты; его задачей, осознанно или нет, было достижение баланса интересов.

Самодержец – в отдельном ли княжестве, или в их союзе, – есть представитель всего народа, а не какой-то его части. Поскольку большинство народа, более 90 %, это были крестьяне, постольку царь оказывался в основном выразителем крестьянских интересов. А национальная элита – местные волостители, какими бы всемогущими ни казались они окружению своему, были не более, как прослойкой слуг царских, надобных царю для реализации этих интересов. Нужно создать определенные условия для безопасности страны, чтобы крестьянин мог спокойно трудиться, а среди этих условий – и защита границ, и развитие торговли, транспорта, связи, науки, образования. На поддержание этого комплекса отдай, крестьянин, плоды трудов твоих!

Как правило, элита живет за счет своей страны, но такое поведение нельзя назвать нахлебничеством, если она работает в интересах этой же страны. А вот когда элита начинает действовать исключительно в своих интересах, разоряя страну, а тем более – в интересах иных стран (как сейчас), то это катастрофа. В силу геоклиматических причин Россия проигрывает остальной Европе в возможностях содержать элиту; условия жизни у нас похуже, чем в других, более благодатных местах. Неудивительно, что у элиты появлялось и поныне появляется желание сменить страну проживания. Но ведь она стала элитой не по воле неких нематериальных сил; на ее воспитание и проживание затрачен скудный продукт родины.

Это очень сложный вопрос: как в бедной стране содержать свою элиту. Разбежится она, и пропадет государство. Вспомните: чем пришлось заниматься большевикам после массового бегства элиты в 1917–1918 годах? Создавать новую, «пролетарскую» элиту. Главное, не на льготы и привилегии надо смотреть, а на то, хорошо или плохо высший класс выполняет свои функции. Хорошо? – не жалко никаких льгот. Ну, а если плохо? Как заставить элиту работать на страну? Некоторые считают, что исключительно «кнутом». А кнут-то у кого?

Должны быть и моральные стимулы, вроде патриотизма и духовности. И были они, были, иначе Россия давно бы развалилась, да что там «развалилась», и не создалась бы даже. Был и «кнут» – в руках царя, выразителя воли народа. Лишь в имперский период этот «кнут» попал в руки дворянской знати, которая с легкой душой убивала неугодных ей императоров: половина из них, после Петра, была убита!.. Кнут в руках царя заставляет элиту работать на благо большинства. Кнут в руках элиты, как ее ни назови – дворянской знатью или партноменклатурой, при зависимом от элиты царе, генеральном секретаре ЦК или президенте, направлен против большинства и разоряет страну.

Объединяя Русь, Василий III продолжал дело своего отца, Иоанна III, отнимая у вотчинников города и посады, но так же, как отец, оставлял во владении князей часть их наследственных земель. Некоторые князья до времен Иоанна Грозного сохраняли свои обширные владения, в пределах которых пользовались независимой властью. Правда, у них оставались лишь «обломки» прежнего; уделов у них уже не было, а только измельчавшие вотчины. Подчиненное таким князьям население тем не менее видело в них сыновей и внуков прежних своих государей, полновластных удельных князей.

Существование таких независимых от самодержца владетелей не могло не беспокоить Иоанна IV. Он как раз настаивал на полном равенстве всех «слуг» перед государственной властью: «жаловати мы своих холопей вольны, а и казнити их вольны есмы». Он, как глава государства, совершенно естественно желал «самодержавием и великих и сильных в послушестве имети».

Но это лишь одна сторона дела.

Очень немногие из самостоятельных князей могли прожить с труда своих крестьян. Недостаток денег заставлял их продавать и закладывать свои вотчинные княжества, а покупщиками являлись чаще всего монастыри, накопившие в то время значительные капиталы, – что, кстати, говорит нам о принципиальной возможности создания на Руси государства на теократической основе. Усилению монастырей сильно содействовал и благочестный обычай давать вотчины инокам на поминовение души.

До какой степени дробились и мельчали тогда многие княжеские земли, показывают сохранившиеся сведения о дележах между князьями-наследниками. Когда князья Федор и Роман Гундуровы, из рода Стародубских князей, в 1559 году делили вотчину своего родственника, то князю Федору достались большой двор в селе и к нему несколько крестьянских дворов, половина пашни и пожень. Какую-то малую часть оставили в общем пользовании, а значительная доля перешла в Троице-Сергиев монастырь. Этот монастырь вообще получил весьма много вотчин князей Стародубских, Ромодановских, Гагариных и других наследников прежнего удела Стародуба-Ряполовского. (См. Н. П. Павлов-Сильванский. С. 55.)