Настасья Панкратьевна. Ну, будет, батюшка, будет. Не тревожьте вы меня! Разуму у меня немного, сообразить я ваших слов не могу; мне целый день и будет представляться.
Мудров. Вот тоже я недавно в одном сочинении читал, хотя и светского писателя, но достойного уважения. Обаче, говорит…
Настасья Панкратьевна. Оставьте, я вас прошу. Уж я такая робкая, право, ни на что не похоже. Вот тоже, как услышу я слово «жупел», так руки-ноги и затрясутся.
Мудров. Да, есть словечки, есть-с. Вот тоже…
Настасья Панкратьевна. Батюшка, оставьте! Убедительно я вас прошу. Конечно, все мы смертны; разве кто спорит! Ну, там уж после будь что будет. Что ж теперь заживо-то такие страсти слушать.
Наталья Никаноровна. И в самом деле, что за разговор завели!
Настасья Панкратьевна. Давно я сбираюсь, хочется мне об жизни поговорить с каким-нибудь умным человеком.
Наталья Никаноровна. А что такое об жизни-то?
Настасья Панкратьевна. Да как жить на свете.
Наталья Никаноровна. И жить так, как жили. Слава богу, лет до шестидесяти прожили, теперь не переучиваться стать.
Настасья Панкратьевна. Да разве мы так живем, как человеку указано! Вот так бы жить, чтобы все исполнять.
Наталья Никаноровна. Уж я не знаю, что еще исполнять.
Мудров. Много нужно, сударыня, ох, как много!
Настасья Панкратьевна. Возьмем хоть то: знаем ли мы, в какие дни что нужно делать?
Наталья Никаноровна. Что тут знать-то! Какое дело есть, то и делай!
Настасья Панкратьевна. Ну нет, матушка! Кто поумней-то нас, какое ни будь у него необходимое дело, а в понедельник не начнет. А мы не исполняем.
Наталья Никаноровна. Вздор, я думаю.
Настасья Панкратьевна. Какой вздор! Кабы не было примеров; а то примеры были. Как вы скажете, Урла…
Мудров. Харлампий.
Настасья Панкратьевна. Да, Харлапий Гаврилыч. Как вы скажете?
Мудров. На это, сударыня, принуждения нет. Всякому отдано на волю: кто не верит, не верь; а кто верит, и тому благо.
Настасья Панкратьевна. Вот Кит Китыча не уговоришь никак. А уж сколько я раз замечала, как он в понедельник за каким важным делом выедет из дому, так либо пьяный приедет, либо безобразие какое уж непременно сделает.
Наталья Никаноровна. Чай, ведь и в другие дни тоже?
Настасья Панкратьевна. Все как-то пореже. Вот теперь важное дело в суде, а он поехал сегодня, не разбирает того, что нынче понедельник.
Мудров. Да ведь сегодня срок, сударыня.
Настасья Панкратьевна. Да что ж такое, что срок! Дело-то не медведь, в лес не уйдет. К чему торопиться-то? В суде-то тоже не басурманы сидят, а не хотят того понять, каково мне дома-то сидеть, дожидаться-то его! Уж я к нему Андрюшу послала, чтобы сейчас же его и тащил домой.
Наталья Никаноровна. Вы уж Андрюшу-то своего загоняли совсем.
Настасья Панкратьевна. Да разве я? – все отец. Сраму-то что делает! По всей Москве возит невест смотреть. Нигде на него не угодят.
Наталья Никаноровна. Дали бы вы Андрюше дело какое, да и оставили бы в покое, пусть себе занимается.
Настасья Панкратьевна. Кит Китыч и хотел было, да опять передумал: прежде, говорит, женить надо.
Наталья Никаноровна. Вот вы умный человек считаетесь, Харлампий Гаврилыч, вы бы и поговорили Тит Титычу.
Настасья Панкратьевна. И в самом деле поговорили бы; а то, что он над сыном-то издевается. Вы теперь Кит Китычу первый друг; может, он вас и послушает.
Мудров. Вот еще! Нужно мне очень! Да хоть он съешь сына живого, мне все равно. Я даю советы, сударыня, по делам юридическим, и то не даром, а получаю за то вознаграждение.
Наталья Никаноровна. За кляузные дела. То-то, видно, вы умны-то только с нами разговаривать.
Входит Александра Петровна.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Те же и Александра Петровна.
Александра Петровна. Кто-то подъехал к воротам. (Смотрит в окно.)
Настасья Панкратьевна. Ах, батюшки! Побежать встретить.
Александра Петровна. Один Андрей Титыч на извозчике, с ним нет никого.
Настасья Панкратьевна. Что ж это такое значит? Ума не приложу.
Наталья Никаноровна. А вот войдет – расскажет.
Настасья Панкратьевна. Батюшки! Ну, как грех какой, сохрани господи! Уж жив ли Кит Китыч-то!
Наталья Никаноровна. Да что вы сокрушаетесь! Должно быть, Тит Титыч послал его вперед; вот и все.
Андрей Титыч входит.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Те же и Андрей Титыч.
Андрей Титыч (раскланиваясь). Маменька, беда!
Настасья Панкратьевна. Жив ли, жив ли, ты мне скажи!
Андрей Титыч. Да тятенька ничего, слава богу-с.
Настасья Панкратьевна. Загулял?
Андрей Титыч. Загуляли-с. И таких делов наделали, что страшно сказать!
Настасья Панкратьевна. Да уж говори, что там такое!
Андрей Титыч. Тятенька барина прибили-с.
Настасья Панкратьевна. Какого барина?
Андрей Титыч. Не знаю-с, только барин настоящий.
Настасья Панкратьевна. Вот он понедельник-то! Даром не прошел! Говорила ведь я ему, говорила!
Мудров (надевая очки). Потрудитесь, молодой человек, изложить нам подробно обстоятельства дела.
Андрей Титыч. Вот-с прихожу я в суд, а у них уж все дело кончено. Тятенька отобрали из судейских человек шесть и повели их в трактир обедом потчевать-с. Пообедали честь честью-с, выпили они, сколько им следует; потом наняли судейским извозчиков, а я с тятенькой на своих и поехали в Марьину рощу-с. Все бы это ничего-с; только тятенька в Марьиной роще встретили знакомую компанию-с; человека четыре подрядчиков, какие-то магарычи запивают-с. Тут уж и пошло-с! Шенпанского сразу ящик потребовали; цыганок петь заставили.
Настасья Панкратьевна. Все это в порядке, дело очень обыкновенное.
Андрей Титыч. Да и все хорошо было-с, и тятенька были очень веселы; только уж конечно понять разговору было нельзя, потому все вместе вдруг говорили. И догадало ж кого-то из судейских качать тятеньку! Только взяли его на руки, качали-качали, да и уронили.
Настасья Панкратьевна. Больно ушибли-то?
Андрей Титыч. Ушибить-то не ушибли, только уж очень тятенька в сердце вошел. Обозвали всех как нельзя хуже… А тут, еще прежде, какой-то барин все вертелся, с разговорами приставал ко всем, вино наше пил; уж очень ему хотелось в компанию втереться. Уж его не один раз мы и гоняли от себя, а он все лезет. Да под сердитую-то руку и наскочил на тятеньку; а тятенька, уж известно, много разговаривать не станут: должно быть, его раза два и ударили.
Мудров. Ну, а он сейчас свидетелей?
Андрей Титыч. Так точно-с. Судиться хочет с тятенькой.
Настасья Панкратьевна. Что ж моему будет за это? Вы, батюшка, дела-то знаете.
Мудров (снимает очки). Как дело пойдет, сударыня. Коли на мировую, так деньгами только отделается.
Настасья Панкратьевна. А как цена-то, батюшка, за это?
Мудров. Разная, сударыня; глядя по человеку.
Настасья Панкратьевна. Уж вы похлопочите!
Мудров. Да было бы из чего хлопотать-то, сударыня. Мы тоже не воздухом питаемся. Может быть, и дело-то грошовое, на пятидесяти рублях сойдутся. Не велика мне корысть.
Андрей Титыч. Ну нет, пятидесяти рублей барин не возьмет-с.
Мудров. Разве уж был разговор?
Андрей Титыч. Был-с.
Мудров. Много ли же он просит?
Андрей Титыч. Триста тысяч.
