Ераст. Так неужто ж вся моя служба задаром пропадет?
Константин. А ты благодарности ждешь?… От дяди-то? Жди, жди! Он не нынче, так завтра тебя по шапке скомандует.
Ераст. За что про что?
Константин. Здорово живешь. К расчету ближе. Ты, по своим трудам, стоишь много, а ему жаль тебе прибавить; ну, известное дело, придерется к чему, расшумится, да и прогонит. У них, у хозяев, одна политика-то.
Ераст. Однако призадумаешься. Надо место искать.
Константин. Погоди! Ты вспомни, чему я тебя учил.
Ераст. Насчет чего?
Константин. Насчет амуров.
Ераст. Эх! Будет тебе глупости-то!
Константин. Одно твое спасенье.
Ераст. Не такая женщина; приступу нет.
Константин. Ну, плох же ты, брат!
Ераст. Кто плох? Я-то?… Кабы ты знал, так не говорил бы, что я плох. Я свое дело знаю, да ничего не поделаешь. Первым долгом, надо женщину хвалить в глаза; таким манером какую хочешь донять можно. Нынче скажи – красавица, завтра – красавица, она уши-то и распустит, и напевай ей турусы на колесах! А уж коли стала слушать, так заговорить недолго.
Константин. Так бы ты и действовал.
Ераст. Я и действовал, да она меня только одним взглядом так ошибла, ровно обухом, насилу на ногах устоял. Нет, я теперь на другой манер.
Константин. Какая статья?
Ераст. Она у нас сердобольная, чувствительная, так я на жалость ее маню, казанским сиротой прикидываюсь.
Константин. Действует?
Ераст. Кажется, подействовало; уж полдюжины голландских рубашек получил вчера. От кого ж как не от нее! Ока все так-то, втайне благодетельствует.
Константин. Ну, и действуй в этом направлении. Затягивай ее мало-помалу; потом свиданье где-нибудь назначь либо к себе замани.
Ераст. Ну, хотя бы и так, да тебе-то какая польза от всего этого?
Константин. Ах, простота! Я подстерегу вас, да и укажу дяде: вот, мол, посмотри, кому ты миллионы-то оставляешь!
Ераст. Однако ловко! Да что ты дурака, что ль, нашел?
Константин. Погоди! что болтаешь зря, не разобравши дела! Ты слушай да понимай! Тебя все равно дня через два-три дядя прогонит, уж он говорил, так что тебе жалеть-то себя! Так, ни с чем уйдешь; а коли мне, через твою услугу, дядино состояние достанется, так я тебя озолочу.
Ераст. Рассказывай! Тебе поверишь, так трех дней не проживешь!
Константин. Это точно, это ты правду говоришь. И не верь мне на слово никогда, я обману. Какое я состояние-то ухнул – отобрали все. А отчего? Оттого, что людям верил. Нет, уж теперь шабаш; и я людям не верю, и мне не верь. Ты на совесть мою, пожалуйста, не располагайся; была когда-то, а теперь ее нет. Это я тебе прямо говорю. Бери документ! Хочешь две-три тысячи, ну, хочешь пять?
Ераст. Да что с тебя возьмешь по документу-то?
Константин. Само собой, что теперь ничего; а как оставит дядя наследство, получишь все и с процентами.
Ераст (подумав). Вот что, слушай! Которое ты дело мне сейчас рекомендуешь, довольно оно подлое. Пойми ты! Довольно подлое.
Константин. Да разве я говорю тебе, что оно хорошее? И я так считаю, что оно подлое. Только я за него деньги плачу. Разбирай, как знаешь! Пять тысяч, да на голодные-то зубы, да тому, кто их никогда у себя не видывал… тоже приятность имеют.
Ераст. Не надо. Не только твоих пяти тысяч… а отойди! Вот… одно слово!
Константин. Правда пословица-то: дураков-то не орут, не сеют, а сами родятся. Получаешь ты триста рублей в год, значит, обязан ты воровать; хотят тебя осчастливить, дают тебе пять тысяч, а ты физиономию в сторону отворачиваешь! Мозги! Нечего сказать! Постучи-ка себя в лоб-то да вон в стену попробуй, будет ли разница?
Ераст. А как ты думаешь, ежели дьявол… так кто из вас тоньше… людей-то опутывать?
Константин. Ну, вот еще, «дьявол». Испугать, что ли, меня хочешь? Слова, глупые слова, и больше ничего. К чему тут дьявол? Которые люди святой жизни, так дьяволу с ними заботы много; а мы и без него нагрешим, что на десяти возах не вывезешь. Но, однако, всякому разговору конец бывает… Хочешь – бери деньги, а не хочешь – сочти так, что я пошутил.
Ераст. Надо по крайности подумать.
Константин. И выходишь ты, братец мой, невежа. Думай не думай, ума не прибудет; сколько тебе ума дано, столько и останется. Значит, показывай сейчас свой ум или свою глупость! На том и покончим.
Ераст. Ну, уж была не была, куда ни шло!
Константин. Вот так-то лучше; а ты еще в рассуждения пускаешься! Какие еще твои рассуждения, когда ты обязан во всем слушать меня и всегда подражать под меня. Я старше тебя хотя не летами, но жизнью и умом; я большое состояние прожил, а ты всегда жил в бедности; я рассуждаю свободно, а ты в рассуждении связан; я давно совесть потерял, а ты еще только начинаешь. Когда ж подробный об этом предмете у нас разговор будет?
Ераст. Ты сегодня что делаешь?
Константин. До вечера свободен, зайду к тебе и потолкуем; а вечером – опять с дядей в провожатых.
Ераст. Куда вы с ним ездите?
Константин. По трактирам, а то куда ж больше. Надоело им без проказ пьянствовать, так теперь придумывают что чудней: антиков разных разыскивают, да и тешатся. У кого сила, так бороться заставляют; у кого голос велик, так многолетие им кричи; кто пьет много, так поят на пари. Вот бы найти какого диковинного, чтоб дяденьке удружить.
Ераст. Нет, я встретил антика-то: и сила, и голос, и выпить сколько хочешь.
Константин. Кто он такой?
Ераст. Так, вроде как странник, по Москве бродит, понакутит, да у монастырей с нищими становится.
Константин. И знаешь, где его найти?
Ераст. Знаю.
Константин. Так покажи мне сегодня же! Я с кем-нибудь стравлю его на пари, большой капитал могу нажить от дяди. Да что! Дядя озолотит, все состояние оставит мне, коли придется ему по вкусу да всех мы победим.
Ераст. Можно.
Входят Каркунов, Халымов, Вера Филипповна и Аполлинария Панфиловна.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Каркунов, Халымов, Вера Филипповна, Аполлинария Панфиловна, Константин и Ераст.
Каркунов. Что ж, кум, загуляли, значит?
Халымов. Не знаю, как ты; а я коньки подвязал, далеко катиться могу.
Каркунов. Так поехали, что ли?
Халымов. Поехали.
Каркунов. (указывая на женщин). А их не возьмем, кум, не возьмем! Пущай дома сидят! Вот вы и знайте! Да! Мы в разгул, а вы дома сидите!
Халымов. Куда их! Нам с тобой надо быть налегке, без грузу; чтобы куда потянет, туда и плыть, так, глядя по фантазии, рулем-то и поворачивай!
Аполлинария Панфиловна. Да поезжайте, куда душе угодно, не заплачем.
Каркунов. О чем плакать! что за слезы! Не о том речь! А ты вот что, кума: ты спроси у лошади, как ей лучше, свободней: в хомуте или без хомута! А баба-то ведь хомут.
Аполлинария Панфиловна. Да ну вас, убирайтесь. Не очень-то в вас нуждаются. Домой-то дорогу я и одна найду. Так приедете, Вера Филипповна, в монастырь-то ко всенощной?
Вера Филипповна. Приеду непременно.
Аполлинария Панфиловна. Ну, вот, может быть, увидимся. Прощайте! К нам милости просим.
Вера Филипповна. Ваши гости.
Аполлинария Панфиловна. Прощайте, кавалеры! (Уходит.)
Константин. Дяденька, мне прикажете с вами сопутствовать?
Каркунов. Чего еще спрашиваешь? Аль ты свою службу забыл? У тебя ведь одно дело-то: по ночам пьяного дядю домой провожать.
Константин. А ежели я малость замешкаюсь, так к ночи где вас искать, под каким флагом? То есть, дяденька, под какой вывеской?
