Вася. Что ж, ничего! Она нынче сердита что-то.

Гаврило. Будешь сердиться от такой-то жизни. Уж хоть ты-то ее не огорчай! Я бы, кажется, на твоем месте… Вот скажи она мне: пляши, Гаврило, – я плясать, поди в омут – я в омут. Изволь, мол, моя родная, изволь. Скажи мне, Вася, какой это такой секрет, что одного парня девушки могут любить, а другого ни за что на свете?

Вася. Надо, чтоб парень был видный, из себя красивый.

Гаврило. Да, да, да. Так, так.

Вася. Это первое дело, а второе дело разговаривать нужно уметь.

Гаврило. Об чем, милый друг, разговаривать?

Вася. Об чем хочешь, только чтоб вольность в тебе была, развязка.

Гаврило. А я, братец ты мой, как мне девушка понравится, – и сейчас она мне, как родная, и сейчас я се жалеть начну. Ну, и конец, и разговору у меня вольного нет. Другая и у хороших родителей живет, а все мне ее жалко что-то; а уж если у дурных, так и говорить нечего; каждый миг у меня за нее сердце болит, как бы ее не обидел кто. И начну я по ночам думать, что вот ежели бы я женился, и как бы я стал жену свою беречь, любить, и все для нее на свете бы делал, не только что она пожелает, но и даже сверх того, – всячески бы старался для нее удовольствие сделать. Тем бы я утешался, что уж очень у нас женщины в обиде и во всяком забвении живут, – нет такого ничтожного, последнего мужичонка, который бы не считал бабу ниже себя. Так вот я хоть одну-то за всех стал бы ублажать всячески. И было б у меня на сердце весело, что хоть одна-то живет во всяком удовольствии и без обиды.

Вася. Ну, и что ж из этого? Для чего уж ты об себе так мечтаешь? К чему это ведет? Это даже никак понять невозможно.

Гаврило. Что тут не понять ? Все тебе ясно. А вот что горько: что вот с этакой-то я душой, а достанется мне дрянь какая-нибудь, какую и любить-то не стоит, а все-таки я ее любить буду; а хорошие-то достаются вам, прощалыгам.

Вася. Что ж, ты эту всю прокламацию рассказываешь девкам аль нет?

Гаврило. Начинал, милый друг, пробовал, только я от робости ничего этого, как следует, не выговорю, только мямлю. И такой на меня конфуз…

Вася. Что ж они тебе на ответ?

Гаврило. Известно что, смеются.

Вася. Потому этот твой разговор самый низкий. А ты старайся сказать что-нибудь облагороженное. Меня Параша когда полюбила? Я тебе сейчас скажу. Была вечеринка, только я накануне был выпимши и в это утро с тятенькой побранился и так, знаешь ты, весь день был не в себе. Прихожу на вечеринку и сижу молча, ровно как я сердит или расстроен чем. Потом вдруг беру гитару, и так как мне это горько, что я с родителем побранился, и с таким я чувством запел:

Потом бросил гитару и пошел домой. Она мне после говорила: «Так ты мне все сердце и прострелил насквозь!» Да и что ж мудреного, потому было во мне геройство. А ты что говоришь? Какие-то плачевные слова и совсем неинтересно ничего. Погоди, я тебя как-нибудь обучу, как надо с ихней сестрой разговаривать и в каком духе быть. А ты это что? Это одна канитель. Теперь как бы мне выбраться! Мимо Силана итти не рука, махну опять через забор. Прощай! (Идет к забору.)

На крыльце показываются Курослепов, Градобоев, Матрена и девушка.

Гаврило. Куда ты! Вернись назад, хозяева вышли; увидят – беда! Притаимся в кустах, пока уйдут.

Прячутся в кусты.

Курослепов, Градобоев, Матрена и девушка.

Курослепов. Давай, Серапион Мардарьич, выпьем мы теперича под древом! (Девке.) Ставь закуску под древо!

Градобоев. Выпьем под древом!

Матрена. Что вам на одном месте-то не сидится!

Курослепов (жене). Брысь под лавку! (Градобоеву.) Как же это ты с туркой-то воевал?

Градобоев. Так и воевал, очень просто. Что мы у них этих одних крепостей побрали!

Матрена. Да, может, ты неправду?

Курослепов. Брысь, говорят тебе!

Матрена. Что ты уж очень некстати! Что, я тебе кошка, что ли, в самом деле?

Курослепов. Ты, Серапион Мардарьич, не осердись, помилуй бог! Ты и не гляди на нее, обернись ты к ней задом, пущай она на ветер брешет. Как же вы эти самые крепости брали?

Градобоев. Как брали? Чудак! Руками. У турки храбрость большая, а дух у него короткий, и присяги он не понимает, как надобно ее соблюдать. И на часах ежели он стоит, его сейчас за ногу цепью прикуют к пушке, или там к чему, а то уйдет. Вот когда у них вылазка из крепости, тогда его берегись, тут они опивум по стакану принимают.

Курослепов. Каким же это опивом?

Градобоев. Ну, как тебе это растолковать? Ну, все одно олифа. И сейчас у него кураж; тут уж ему не попадайся, зубами загрызет. Так наши и здесь сноровку нашли. Как они повалят из крепости кучей, загалдят по-своему, наши сейчас отступать, отступать, все их заманивают дальше, чтоб у них кураж-то вышел; как отведут их далеко, дух-то этот храбрый весь у них вылетит, тут уж казаки заезжают с боков, да так их косяками и отхватывают. Уж тут его руками бери, сейчас аман кричит.

Курослепов. Не любит! Что ж это он аман кричит, зачем ?

Градобоев. По-нашему сказать, по-русски: пардон.

Матрена. Ты вот говоришь: пардон, а я слышала, что у них такие есть, которые совсем беспардонные.

Градобоев. Слышала ты звон, да не знаешь, где он.

Курослепов. Сделай ты для меня такую милость, не давай ты ей повадки, не слушай ее слов, пусть одна говорит. А то вот только малость дай ей за что уцепиться, так и жизни не рад будешь. Ну, вот мы с тобой теперича, после сражения турецкого, и выпить можем.

Градобоев. Это уж своим чередом!

Садятся и наливают.

Вот я какой городничий! О турках с вами разговариваю, водку пью, невежество ваше всякое вижу, и мне ничего. Ну, не отец ли я вам, скажи?

Курослепов. Да уж что толковать!

Матрена. Ты пирожка не хочешь ли? Кушай на здоровье, Скорпион Мардарьич!

Градобоев. Боже ты мой милостивый! Да какой же я Скорпион! Это ты скорпион, а я Серапион.

Матрена. Что ты ко мне пристал, не я тебя крестила! Нешто я виновата, что тебе таких имен надавали! Как ни выворачивай язык-то, все тот же скорпион выдет.

Градобоев. Вот что, милая дама, ты бы пошла по хозяйству присмотрела; все-таки свой-то глаз лучше.

Матрена. Ну, уж ты эти свои дьявольские подходы оставь! Не глупей я тебя, только что разве в Туречине не бывала. Я вижу, что вам прогнать меня хочется, а я вот останусь

Курослепов. Брось ты ее! Вот охота! Не понимаю… Уж самое это последнее занятие: с бабой разговаривать. Диви бы дела не было! Вот она закуска-то!

Пьют.

Градобоев. Ну, как же твои деньги? Как же нам с этим делом быть?

Курослепов. Что с возу упало, то пропало.

Градобоев. Где они у тебя были?

Курослепов. Ну, ты знаешь, моя каморка, така темненькая. Туда, кроме меня с женой, никто и не ходит.

Градобоев. Подозрение на кого-нибудь имеешь?

Курослепов. Что грешить-то, ни на кого не имею.

Градобоев. Надо следствие.

Матрена. Ну да, как же не средствие!

Градобоев. Беспременно надо.