Людовик был никаким королем, только компрометировавшим королевскую власть, все так, однако он лишь косвенно виновен был в том, что страна, оказавшаяся во власти воров, насильников и грабителей, пришла через три года этой власти к полному упадку. Но он был козлом отпущения и должен был сыграть эту роль до конца…

21 января 1793 года на площади Революции в Париже (ныне площадь Согласия) Людовик XVI взошел на эшафот. Взошел спокойно, с тем непоказным достоинством, с которым положено держаться божьим помазанникам и которого ему так не хватало все последние годы. В 10 часов 20 минут нож гильотины отсек ему голову, которую палач показал ликующей толпе.

Франция, как и Англия в 1649-м, осквернила себя публичной казнью своего монарха.

Через сутки английский король Георг III изгнал из своей страны французского посланника, а остальные европейские монархи, до которых наконец-то дошло, что именно происходит во Франции, спешно образовали новую антифранцузскую коалицию, куда, кроме Австрии и Пруссии, вошли Англия, Испания, Сардинское королевство, Неаполь и большинство германских государств.

Россия по воле Екатерины не находила лучшего применения своей военной активности, чем дальнейшее расчленение Польши. Если рассматривать это с точки зрения территориальных приобретений, то, учитывая громадность российской территории при очень слабой ее освоенности, можно уверенно говорить о психической патологии власти. Проблема эта, как мне представляется, не сходила с повестки дня еще со времен Ивана Грозного, когда начался процесс территориального ожирения Московии, но сейчас было еще одно обстоятельство, извиняющее хоть в какой-то мере поведение Екатерины: Польша по сути была республикой, и это, как я уже отмечал, было непереносимо для российского самодержавия. То, что события во Франции представляли гораздо более серьезную угрозу для всех без исключения европейских монархий, Екатерина при всем своем уме адекватно оценить, видимо, не могла. Что ж, как говорится, и на старуху бывает проруха, а она к тому времени была старухой… Тут бы с любовниками разобраться…

Войска коалиции уже 18 марта 1793 года разбили наголову французскую армию при Неервиндене. Командующий ею генерал Дюмурье бежал после случившегося в австрийский лагерь, потому что революционное правительство отправило бы его за это поражение на гильотину, причем без каких-либо обсуждений возникшей проблемы.

А проблем у самодеятельных французских правителей хватало и без позорного поражения «революционной армии».

В мае началось очередное восстание, организованное монтаньярами с целью установления собственной диктатуры. До этого монтаньяры захватили власть в Якобинском клубе, чем заметно усилили свои позиции, так что теперь, называя себя якобинцами, они решительно произвели государственный переворот, после чего сочинили новую Конституцию и образовали Комитет общественного спасения во главе с Робеспьером.

Этот адвокат-недоучка стал фактическим диктатором. Его ближайшие соратники: Дантон, Гебер, Демулен, Карно и другие полуинтеллигенты, усмотревшие в революции уникальную возможность самоутверждения, на этом этапе самоотверженно работали по схеме «Короля играет его свита», концентрируя на Робеспьере то сияние, которое принято называть «ореолом величия власти».

Как и следовало ожидать, у Робеспьера, выражаясь современным языком, «поехала крыша». Этот невзрачный и во всех отношениях посредственный человек, который взлетел на вершину социальной пирамиды только лишь благодаря тому, что в определенный момент времени оказался нужен именно такой и никакой другой, закомплексованный и бесстыдно жестокий тип с неплохо подвешенным языком, уверовал в свою незаурядность и потратил немало сил на то, чтобы заставить уверовать в это и окружающих, то есть всю Францию.

Его квартира буквально ломилась от его же собственных портретов, где он представал в самых разных, но неизменно величественных позах, он собирал гостей, которых заставлял под страхом смерти (в самом прямой смысле) зачарованно слушать его декламацию (ну второй Нерон, ни дать ни взять!), он находил особое удовольствие в овладении вдовами людей, казненных по его приказу… Бездарная и извращенная мразь.

К одной из его любовниц была полусумасшедшая гадалка, которую звали Тео и которую враги диктатора прозвали «Теос», то есть Бог. Эта самая Тео, с которой он познакомился в салоне, имевшем весьма сомнительную репутацию, предсказывала ему мировое господство, поклонение всех народов и рас, славу гения всех времен и подобную чушь, которую он зачарованно слушал из ее легендарно порочных уст.

Когда же гадалка, ввязавшись в какую-то темную историю, была арестована, что в ту пору означало смертный приговор, Робеспьер даже пальцем не пошевелил ради ее спасения.

Он сам себя наделил почетным званием «Неподкупный» и заставлял всех своих приближенных именно так величать его, якобы отличавшегося от простых смертных и возвышавшегося над ними своим феноменальным равнодушием к деньгам и прочим материальным ценностям.

Ну и что? Да, он был равнодушен к деньгам, но ведь они ему попросту не были нужны, если в его распоряжении была вся Франция. Сталин тоже был равнодушен к деньгам, и по аналогичной причине. И Ленин тоже…

Зато Робеспьер терзался испепеляющей ненавистью к любым проявлениям незаурядности, одаренности, да и вообще самодостаточности в любых ее проявлениях, которые он классифицировал как «аристократизм», который подлежал, по мнению этого осклизлого чудовища, непременному уничтожению.

Он был против атеизма, считая, что для того, чтобы управлять массами, нужна какая-то религия или хотя бы какое-то ее подобие, и поэтому, отменив во Франции христианство, да, вот так взяв и отменив, он и его сотоварищи придумали, исходя из своей интеллектуальной посредственности, культ некоего «Высшего Существа». Естественно, первосвященником этого культа стал Робеспьер.

Хронисты отмечали, что была организовала совершенно фиглярская, дурацкая церемония поклонения первосвященнику Робеспьеру, щеголявшему в громадном венке из живых цветов и в мантии, из-за которой он то и дело спотыкался.

Мантию всегда носить затруднительно при отсутствии соответствующей генетической памяти…

Христианские храмы были подвергнуты жестокому разграблению. Бродяги и проститутки плясали на площадях Парижа в священнических ризах, а золотые чаши из кафедральных соборов, перед тем как быть переплавленными, прилюдно использовались как ночные сосуды.

Бал Сатаны, и по-другому все это назвать едва ли возможно.

Они, революционеры, ввели новый календарь, который начинался с 21 сентября 1792 года. Они всерьез собирались вычеркнуть из Истории весь период от Рождества Христова до придуманного ими штурма Бастилии. А вот названия месяцев они сочинили вообще доселе небывалые: вандемьер (вместо сентября), далее — брюмер, фример, нивоз, плювиоз, вантоз, жерминаль, флореаль, прериаль, месидор, термидор, фруктидор.

Между прочим, это стремление все перекроить, переименовать, преподнести в ином контексте весьма характерно для революционеров. Они бы не прочь и свою таблицу умножения ввести, если бы, конечно, не препятствовала такому начинанию их традиционная безграмотность. А вот грабить и взрывать храмы, строить циклопические сооружения, пропорциональные комплексу неполноценности своих заказчиков, ставить самим себе памятники и переименовывать города, не говоря уже об улицах, это — сколько угодно!

Таких вот переименованных улиц и сейчас еще предостаточно, особенно в провинции, так что зачастую содрогаешься от мысли, что идешь по бульвару, названному в 20-х годах XX столетия в честь какого-нибудь серийного убийцы, клятвопреступника, грабителя и растлителя малолетних в одном лице. А кое-кто говорит: «Зачем же вы так?! Это ведь наша с вами история!» Да не История это, не История, а эпизод, когда бандиты ворвались в банк, не более того, так что улицы, города, памятники в честь бандитов — такие же сатанинские знаки, что и преступления, совершенные этими бандитами…