Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Казаки образовывали поселения непосредственно на границах, таким образом создавая буферную зону, предназначенную для защиты государства от внешних посягательств. От обычных пограничников они отличались (да и отличаются в настоящее время) тем, что пограничники несут службу на границе, а казаки там живут. Если первые могут беспечально отступить в случае возникновения крайне неблагоприятной боевой ситуации, то вторым отступать попросту некуда, потому что их родина — это именно та земля, на которой они живут, и другой земли у них нет: таков уговор с государственной властью.

Казаки — полновластные хозяева этой земли, в пределах которой действуют их органы самоуправления, суд и т.п. Они, как правило, освобождены от уплаты налогов и пользуются весьма ощутимыми привилегиями, за что обязаны по первому требованию власти выступать на защиту державных границ или на их расширение.

Казачество стало особым сословием элитного порядка, стоящим, условно говоря, на полступени ниже дворянства, но на ступень выше мещанства.

Территориально казачьи поселения относятся к тем или иным войскам: Всевеликое Войско Донское, Кубанское войско, Терское, Уральское (бывшее Яицкое) и т.д.

А тогда, в эпоху Возрождения, это сословие только формировалось под влиянием экстремальных условий жизни на южных окраинах христианского мира европейского Востока. Казаки селились не просто на границах государств, а на границах двух противоположных по духу и сути, взаимоисключающих миров, и это обстоятельство, несомненно, сыграло значительную роль в деле формирования этого сословия.

Особого порядка явлением, возникшим в ходе общего процесса становления казачества, можно считать Запорожскую Сечь, которая, в отличие от русских и украинских военно-общинных поселений того времени, была своеобразным орденом вольных воинов, маленьким государством, жившим по своим законам и правилам, некоей «вещью в себе», совершенно автономной единицей, не признающей над собой никакой власти, кроме христианского Бога.

Образовалась она по причинам не очень романтического свойства. Дело в том, что в ту эпоху, когда монголы, уйдя восвояси, оставили после себя на территории Украины, по крайней мере, ее центральной и восточной частей, так называемое Дикое поле, поросшее травой, способной надежно спрятать всадника с лошадью, появились в этом поле люди, которые избрали своим делом нападение на татарские отряды, проникающие с территории Крыма.

Эти отряды в поисках добычи углублялись на довольно большие расстояния, доходя даже до московских земель, а затем возвращались в Крым с захваченными невольниками (так называемым «ясыром») и огромными стадами домашних животных.

Вот тут-то эти вольные казаки нападали на татар и отнимали их добычу. Со временем таким образом образовалось довольно мощное движение сопротивления татарским набегам.

Но при этом существовали и другие казаки, которые базировались вокруг замков украинских князей и в городах, расположенных на рубежах обитаемых земель. Старосты этих городов, да и сами казаки, которых называли «городовыми», начали выражать неудовольствие по поводу обогащения вольных казаков, как говорится, на ровном месте. Короче говоря, они начали изнывать от жгучей зависти. Казалось бы, нет никаких препятствий к тому, чтобы самим сделать то же самое, ан нет…

КСТАТИ:

«Зависть есть беспокойство души, вызванное сознанием того, что желательным нам благом завладел другой человек, который, по нашему мнению, не должен обладать им раньше нас».

Джон Локк

Так вот, старосты этих городов не нашли ничего лучшего, чем взять и обложить данью вольных казаков. Те вначале совершенно беспрекословно отдавали им часть своей добычи, но когда аппетиты старост начали стремительно возрастать, казаки решительно отказались делиться с ними своими трофеями, что привело к весьма кровопролитной войне местного характера. Затем казаки ушли от греха подальше в низовья Днепра, но и там их достали загребущие руки охотников до тыловой наживы, и вот тогда-то двинулись казаки туда, где сама Природа воздвигла перед путниками почти непреодолимую преграду — грозные днепровские пороги, с их ревущей водой, перепадами и коварными подводными скалами.

Это была безумная затея — пройти днепровские пороги на утлых лодчонках, которые каждую секунду грозили расколоться, разбиться вдребезги при любом неверном движении рулевого, и тем не менее казаки с минимальными потерями миновали эту преграду и вышли на мирную воду.

Отныне пороги стали союзниками, защитниками и надежной гарантией свободы и независимости вольных казаков, которые стали называться запорожскими, или запорожцами.

Украинский князь Дмитрий Вишневецкий (Байда) построил там, за днепровскими порогами, на острове Малая Хортица, мощный укрепленный лагерь, получивший название Запорожская Сечь.

Это был форпост, надежно защищавший украинские земли с юга и державший под военным контролем довольно большую территорию на обе стороны нижнего течения Днепра. Это была точка непосредственного контакта христианского и чужого, перевернутого мира, своего рода та самая сказочная «избушка на курьих ножках», которая служила контрольно-пропускным пунктом на границе этого и того света.

Но все это не столь важно в сравнении с тем, что Запорожская Сечь была республикой, в то время как весь остальной мир стремительно формировал абсолютизм, причем, в наиболее жестких, наиболее одиозных его вариантах. Это была классическая республика, в которой правительство избиралось путем свободного волеизъявления каждого из ее граждан и при этом строго придерживалось принципа подотчетности своим избирателям.

Например, для руководства военным походом избирался напольный гетман, который на время этого похода получал совершенно неограниченные полномочия диктатора, но если поход завершался неудачей или сопровождался слишком большими потерями, напольный гетман лишался головы.

Человек, который обретает право распоряжаться судьбами многих тысяч (в данном случае) людей автоматически лишается права на ошибку, как не имеет этого права пилот воздушного лайнера или сапер. Мы же, в нашем конформистском настоящем, спокойно воспринимаем жутчайшие просчеты носителей высшей власти, мало того, мы еще им сочувствуем, входим в их положение, когда они ссылаются на свою неопытность или на непредвиденные обстоятельства.

Запорожцы в таких случаях попросту рубили головы, потому что ни до них, ни после человечество так и не изобрело другого способа заставить власть быть добросовестной и порядочной.

Сечь не имела писаных законов. Ее жизнь регулировалось обычаями и традициями, определяющими иерархию социальных ценностей, которые не подлежали обсуждению и должны были безоговорочно приниматься всеми без исключения членами сообщества.

По обычаю, прийти на Сечь имел право каждый желающий. Никто не интересовался его прошлым, хотя довольно часто у неофитов имелись веские причины скрываться за днепровскими порогами от польского, московского или, скажем, французского правосудия. Сечь была многонациональным образованием, но национальность того, кто приходил туда, становилась таким же прошлым, как и вся его биография. Он начинал жизнь с чистого листа, оставив за крепостными воротами все былое, даже свое имя, вернее, фамилию.

Кроме символического, смена фамилии имела еще и практическое значение: таким образом запорожцы обретали защиту от преследований властей из своего прошлого. Так, если, предположим, польский король требует выдать ему на расправу некоего пана Старицкого, то канцелярия Войска Запорожского уверенно и, главное, совершенно правдиво отвечает на это требование заявлением о том, что в реестре такой человек не значится. Да, это чистая правда, потому что, вступая в Войско, пан Старицкий стал казаком Ракитой, а к Раките никто никаких претензий пока не предъявлял…

Но единым и непреложным требованием для любого из пришедших на Сечь было православное крещение.

25
{"b":"10206","o":1}