- Матушка, если что-то покажется Вам подозрительным, Вы знаете, как следует поступить. - Идемте, лорд Ричард.
Ричард поднялся. Сэр Эрик взял его за руку. Осмонд держался рядом. Следом шли воины. Часть из них осталась охранять госпожу Астриду и заложника. Ричард нисколько не жалел о том, что пришлось покинуть горницу в башне, он уже устал сидеть в осаде. Кроме того, перед замком собрались люди, готовые защищать его, и он ничего не боялся.
Ричарда привели в небольшой зал. Здесь обычно держали совет бароны. Сейчас по залу взад и вперед ходил король. Он был очень взволнован и выглядел бледнее обычного. Крики и шум, доносившиеся снаружи, звучали все отчетливее.
- Харо! Харо!
Время от времени о ставни ударялись брошенные сильными руками камни.
Почти одновременно с Ричардом в другую дверь вошел граф Бернард де Харкут. Шум за окнами немного утих.
- Что это значит, господа? - заговорил король.- Я приехал сюда с добрыми намерениями и в память о моем дорогом друге герцоге Вильгельме. Я собирался позаботиться о его осиротевшем сыне и посоветоваться с вами, как отомстить за гибель герцога Нормандского. И какой же прием вы мне оказываете? Прячете ребенка и настраиваете против меня жителей Руана. Разве так принимают своего короля?
- Господин король,- ответил Бернард,- я не знаю, каковы были Ваши намерения, но мне известно, что жители Руана ополчились против Вас всерьез. Сейчас они разорвут в клочья любого франка, что попадется им в руки. Люди думают, будто Вы держите ребенка в плену в его же собственном замке. Они явились освободить его, даже если для этого понадобится стереть замок с лица земли.
- Вы правдивый и преданный человек. Вы понимаете, что я не хочу ничего дурного, - произнес Людовик. - Вы не позволите своему городу и народу поднять мятеж и навлечь на себя позор. Посоветуйте мне, что я должен делать, и я поступлю, как Вы скажете. Надо успокоить толпу!
- Подведите мальчика к окну и пообещаете, что не причините ему никакого зла и не увезете его от нас, - сказал Бернард. - Клянитесь честью короля!
- Слово короля и христианина! - произнес Людовик.- Иди сюда, мой мальчик. Почему ты отшатнулся от меня? Что я сделал такого, что ты боишься меня? Ты наслушался страшных сказок обо мне? Подойди поближе, мое дорогое дитя.
Повинуясь суровому взгляду графа Харкута, сэр Эрик подвел Ричарда к королю и вложил его ладонь в королевскую руку. Вместе с мальчиком Людовик подошел к окну и остановился, вскинув вверх обе руки, свою и герцога. В толпе снова раздались крики.
- Да здравствует Ричард, наш маленький герцог!
Оба Сентвиля укоризненно посмотрели на старого Харкута. Тот покачал головой и пробормотал по-норманнски. - Я сделаю все, что смогу. Но наши силы невелики. Франки превосходят нас числом.
- Тише, тише, король будет говорить, - крикнул в толпу Осмонд.
- Честные горожане! - начал король, когда толпа несколько успокоилась.- Я рад быть свидетелем вашей любви к юному герцогу. Желал бы я встречать такую же преданность со стороны своих подданных. Но зачем опасаться меня и предполагать, будто я намереваюсь обидеть мальчика? Ведь я приехал, чтобы посоветоваться с баронами, как отомстить за смерть его отца, благодаря которому я в свое время смог вернуться из ссылки, где обретался в одиночестве без друзей на берегах далекой Англии. Неужели вы не знаете, какое глубокое чувство благодарности я испытываю к герцогу Вильгельму? Он сделал меня королем Франции и добился того, что меня признал правитель Германии. Он был крестным моего сына, он принимал его от святой купели. Я всем обязан ему. Я забочусь лишь о том, чтобы воздать должное его сыну, если уж мне не удалось отблагодарить его самого. Герцог Вильгельм ныне покоится в могиле, а я должен призвать к ответу его убийц и позаботиться о его ребенке, как о своем собственном.
Сказав эти слова, Людовик нежно обнял маленького Ричарда.
- Да здравствует король Людовик! Да здравствует Ричард! - закричали руанцы.
- Вы ведь не отпустите ребенка? - тихо спросил тем временем сэр Эрик графа Харкута.
- Я обеспечу его безопасность. Но сейчас мы не готовы к войне, поэтому я позволю королю увезти мальчика, чтобы пока предотвратить войну, гибельную для нас.
Сэр Эрик тяжело вздохнул и кивнул головой. Мнение графа де Харкута было настолько весомым, что никто не помышлял спорить с ним.
- Принесите мне ваши святыни, - убеждал между тем король жителей Руана, - и я поклянусь на них, что буду самым искренним другом вашего герцога!
Нормандские дворяне принялись тихо совещаться. Ричард с тоской глядел на них, пытаясь представить, что же с ним будет. И еще ему хотелось поскорее спросить, где же Альберик.
Вошли два священника. Они несли святое Евангелие, на котором Ричард присягал в тот день, когда на него возложили корону, и другие святыни храма в золотых ящичках. За священниками следовали норманнские рыцари, дворяне и видные руанские горожане. К великой радости Ричарда, он сразу заметил в процессии Альберика де Монтемара. Пока шли приготовления к церемонии королевской клятвы, оба мальчика нетерпеливо поглядывали друг на друга.
На каменный стол посреди комнаты как на алтарь возложили святыни. Граф де Харкут встал перед столом и спросил, берет ли король на себя обязанность быть другом, защитником и добрым господином Ричарда, герцога Нормандского, обещает ли он охранять герцога от врагов и заботиться о нем. При этом граф держал короля за руку. Другую руку король положил на Евангелие и поклялся.
- Аминь! - мрачно произнес Бернард Датчанин. - Ты присягнул на верность осиротевшему ребенку, теперь он должен сделать то же самое.
Ричард выразил почтение королю и присягнул ему на верность. Король принял от него, как от вассала, под свое формальное покровительство оба герцогства - Нормандию и Бретань. Затем, подняв Ричарда на руки, король поцеловал его.
- У меня нет другого такого дорогого вассала, как этот милый мальчик, сын моего погибшего друга и благодетеля, - сказал он. - Он дорог мне не меньше, чем мои собственные дети, и я надеюсь, что я и моя супруга королева вскоре будем иметь случай доказать это на деле.
Ричард, успокоенный торжественной клятвой, готов был поверить, что король и в самом деле не желает ему зла, но тут заметил, что недоверие не сошло с лиц Сентвилей. Старый хмурился, молодой казался обеспокоен.
- А теперь, храбрые норманны, - сказал король,- пора собираться в поход. Мы идем войной на род предателей Флемингов. Звук трубы будет сигналом к сбору ополчения вассалов по всему королевству. Пусть горят города Арнульфа, пусть льется рекой кровь его подданных! Это заставит его пожалеть о том дне, когда он ступил на остров Пеквини. Сколько норманнов вы сможете представить под мое командование, граф?
- Наверное не скажу. Думается, несколько сот копий, - осторожно ответил старый датчанин. - Вопрос в том, сколько воинов занято сейчас в итальянской войне с сарацинами. Но будьте уверены, Ваше Величество, каждый норманн или бретонец, что способен держать меч или лук, встанет на защиту нашего маленького герцога. Поверьте мне, память о его отце настолько дорога каждому жителю севера, что не потребуется даже и просить короля Харальда по прозванью Голубой Зуб, чтобы он отправил в устье Сены свои корабли. Датчане и норвежцы огнем и мечом пройдут по Фландрии. Мы, северяне, не забываем старой дружбы, господин король.
- Да, я знаю, какие высокие понятия о чести у норманнов, - с неудовольствием отозвался король. - Но едва ли нам потребуются столь дикие союзники. Мы вполне можем рассчитывать на помощь графа Парижского и Губерта Санлисского.
- У норманнов нет лучшего друга, чем учтивый и мудрый Гуго Белый, -сказал Бернард. - Что же до Санли, то он приходится мальчику дядей и потому вдвойне обязан помочь нам.
- Мне радостно видеть Ваше доверие, - промолвил Людовик. - Вы скоро услышите, что оно было не напрасным! Я еще вернусь, чтобы собрать войска своих вассалов. А теперь, с вашего позволения, храбрые норманны, я возьму с собой моего самого дорогого подданного. Его присутствие у меня в доме будет для него более надежной защитой, чем самые лучшие слова. Он вырастет, окруженный любовью и дружбой, вместе с моими мальчиками, будет воспитываться вместе с ними, учиться грамоте и рыцарству. Мои заботы и заботы королевы заставят герцога забыть о том, что он сирота.
