Но в эпоху Просвещения в XVII веке возникло и иное отношение к тамплиерам – их стали воспринимать не как ортодоксальных католиков или, наоборот, вероотступников-еретиков, а скорее как проповедников древних оккультных религий, предвосхитивших появление Христа. Казалось бы, столь рационалистическое учение, гордившееся борьбой со всевозможными суевериями и опиравшееся на здравый смысл, должно было сорвать паутину мистики с истории ордена Храма. Тем не менее, как заметил Питер Партнер в книге «Убитые волшебники» («Тhе Мurdered Magicians»), «деятели эпохи Просвещения и не пытались спокойно разобраться в доводах как сторонников, так и противников тамплиеров. Трансформация отношения к ордену, произошедшая в XVIII веке, показывает, сколь далеки были просветители от строго научного подхода к проблеме. Когда трезвые и холодные умы XVIII столетия, заглянув в самую глубину истории католической церкви – она всегда являлась главной мишенью их рационализма и объектом разоблачения, – обнаружили там храмовников, то неожиданно поддались дикой фантазии, превратив рыцарей-монахов в каких-то волхвов-чернокнижников и присоединившись к официальным церковным исто-риографам. И эти взгляды оказались столь живучи, что до наших дней в любой работе о тамплиерах встречаются цветистые обрывки давних историй или по крайней мере ощу-щается привкус предубеждений, сложившихся в XVIII веке».
Главными проповедниками подобного «тамшшеризма», превратившими храмовников из исторических персонажей в мифических героев, стали франкмасоны[21], члены тайных братств, основанных на прочной взаимной поддержке, чей размытый деизм[22] сразу вызвал резко враждебное отношение католической церкви. Однако масоны были далеко не первыми, кто создал художественные образы тамплиеров: еще до ликвидации ордена рыцари фигурировали в романсах и эпических балладах часто как «защитники любовников», уте-шавшие их, когда страсть оказывалась безответной, или способствуя взаимному счастью. Тамплиеры привлекали внимание современных им летолисцев и поэтов намного сильнее, чем госпитальеры и тевтоны. Рыцари Грааля из драматической поэмы Вольфрама фон Эшенбаха «Парцифаль» («Раrzival») названы тамплиерами, однако вряд ли автор произведения имел хоть какое-то представление об ордене Храма. В те времена в Германии было еще очень мало орденских владений и большинство тамплиеров являлись французами.
Масонские гипотезы мало отличались от того же «Парцифаля». Эндрю Рэмси, шотландский якобит[23] (выслан в 1730-е годы во Францию, являлся канцлером Великой фран-цузской ложи), утверждал, что первыми масонами были каменщики, трудившиеся в латинских государствах на Ближнем Востоке в эпоху крестовых походов. Дескать, там они овладели тайными ритуалами и специальными знаниями, унаследованными от мудрецов древности. По поводу тамплиеров Рэмси ничего особенного не говорил, но это могло быть вызвано его нежеланием раздражать своего покровителя, французского короля. А вот в соседней Германии другой беженец, Джордж Фридрих Джонсон, распространял мифы, в которых тамплиеры, «невежественные и фанатичные воины-монахи, представали просвещенными и мудрыми рыцарями, которые во время пребывания на Востоке приобщи-лись к самым древним тайнам познания и высоко поднялись над примитивными средневековыми верованиями».
По мнению немецких масонов, Великие магистры ордена Храма овладели тайными знаниями и отыскали бесценные реликвии, принадлежавшие древнееврейской секте ессеев. В ночь перед казнью Жак де Моле послал графа Бежо в подземный склеп парижской часовни тамплиеров – забрать хранившиеся там сокровища, включая драгоценный семи-свечник, в свое время привезенный императором Титом, корону Иерусалимского королевства и плащаницу. Известно, что на судебных слушаниях по делу тамплиеров сержант Жан де Шалон под присягой засвидетельствовал, что Жерар де Вильер, командор Франции, предупрежденный доброхотами о готовящемся аресте, бежал из королевства, прихватив всю казну тамплиеров. Ее погрузили на восемнадцать судов. Если это и в самом деле так, то куда же подевадись сокровища? Джордж Фридрих Джонсон утверждал, что они попали к одному из членов ордена Храма в Шотландии, конкретно указав на остров Мулл.
Спекуляции на эту тему не прекратились и в XVIII веке, но, пожалуй, никогда не появлялось столько домыслов о пропавших сокровищах, как в наши дни. По меткому выра-жению Малкольма Барбера, самого компетентного английского специалиста, изучавшего деятельность тамплиеров, «возникла своего рода небольшая индустрия, за счет которой питаются ученые, историки искусства, журналисты, издатели и телевизионщики». В эзотерических теориях и утверждениях франкмасонов немало фантастического: тамплиеры объявлены защитниками священной чаши Грааля – подразумевается кубок, из которого Христос пил на Тайной вечере; королевский род Меровингов, по их мнению, ведет начало от любовной связи Христа с Марией Магдалиной; а самой главной реликвией тамплиеров объявлена Туринская плащаница.
Разрозненные и противоречивые факты пытаются дополнить собственными измышлениями. В своей книге, вышедшей в 1977 году, «Тамплиеры. Рыцари в белых плащах» («Les Templiers. Сеs Grand Seigneurs aux Blancs Manteuaux») французский писатель Мишель Лами останавливается на судьбе одного из основателей ордена бедных рыцарей Иисуса Христа – цистерцианского аббата, а впоследствии настоятеля монастыря в Клерво Стефана Хардинга, друга и покровителя Бернарда Клервоского. Автор напоминает нам, что отец Стефан настойчиво привлекал еврейских раввинов к переводу книг Ветхого Завета с иврита на латынь. «Что послужило причиной столь неожиданного интереса аббата к древнееврейским текстам?» – вопрошает Лами. По его мнению, с помощью древних текстов ему удалось установить, что сокровища сокрыты на Храмовой горе. Вот почему покровитель цистерцианцев Гуго Шампанский отправился в Иерусалим, а затем побудил своего вассала Гуго де Пейна основать орден бедных рыцарей Иисуса Христа со штаб-квартирой именно на Храмовой горе. «Остается полагать, что в документах, которые, вероятнее всего, прихватил в Палестину Гуго Шампанский (о них, несомненно, знал и Гуго де Пейн), напрямую указано место, которое впоследствии стало главной резиденцией ордена Храма на Востоке».
Та же гипотеза присутствует и в произведениях британских авторов – «Святая кровь и Святой Грааль» («Тhе Но1y Вlооd аnd the Holy Graal») Майкла Бейджента, Ричарда Лея и Генри Линкольна (1982), а также «Голова Бога» («Тhе Неаd оf God») Кейта Лейдера (1998): в обеих книгах авторы объясняют малую численность ордена в первые годы его суще-ствования необходимостью сохранять в тайне интенсивные поиски сокровищ. Об этом было известно лишь горстке избранных. «Довольно незначительная активность тамплиеров в первые годы, – пишет Лейдер, – по-видимому, как-то связана с раскопками, проводившимися в храме Соломона или где-то поблизости от него, – операцией, о которой неполагалось знать никому, кроме нескольких наиболее знатных особ».
По мнению этих авторов, нет сомнений, что действительно было найдено нечто экстраординарное. Сначала Мишель Лами высказывает весьма интригующие предположения:
«…А что, если это был ковчег Завета? А может быть, какие-то секреты из области архитектуры? Ключ к отгадке различных чудес из жизни Христа и расшифровка его посла-ний? Грааль? А может, бумаги с указанием особых мест, где облегчается общение с небесами и преисподней?»
Но тут же автор решительно заявляет: вовсе нет. А нашли они ни больше ни меньше как забальзамированную голову Христа.
Это та самая голова, которая известна в истории под именем Бафомет и которая, вероятно, использовалась тамплиерами в их тайных обрядах. А если ее нашел не Гуго де Пейн на Храмовой горе, значит, она была доставлена в Европу Марией Магдалиной и затем, попав в руки катаров, спрятана в замке Монсегюр. Когда же замок приготовился капитули-ровать под натиском крестоносцев, три избранных парфата вывезли сокровища из крепости. «Но что у катаров считалось сокровищем? Да и сколько золота или серебра могли забрать три человека? Ясно, что это были не деньги… А нечто другое, что хранилось в Монсегюре до самого последнего момента и без чего не могли обойтись во время важного ритуала, проведенного всего за день до сдачи замка, в день весеннего равноденствия», – другими словами, голова Христа. И бежавшие из замка катары могли спрятать ее «в единственном во всей Франции месте, которое было вне досягаемости короля, и при помощи организации, которая по своему статусу и задачам обладала необходимой автономией, а кроме того, разделяла гностицизм[24] самих катаров, – то есть в ордене Храма».
