Из сборника «Последние стихи»
(1923)
ТАМ
Там теперь пахнет грибами и прелью
В злато-багряном затишьи низин,
Воздух осеннего полон похмелья,
Зыбок полет паутинных седин.
Только б увидеть дрожанье осины,
Только бы заяц мелькнул через гать,
Только б прохладные гроздья рябины
Жадно в горячих ладонях зажать.
Здесь я томлюсь в душных ветрах пустыни,
Страшен мне моря пророческий глас:
Он возвещает о тяжкой године,
Грозным страданьем грядущей на нас.
Только б под тихие хвойные своды,
Только бы к бледным родным небесам,
Только 6 средь милой убогой природы,
Только бы там!
В НОЯБРЕ
Сегодня в ночь весь сад опал,
Как будто вестью злой сраженный.
Мешая с золотом опал,
Утес ребристый ближе встал
В эмали неба обнаженной.
Мерцая бронзовой листвой,
Кусты не дышат винограда.
Щетинно-хрупкой головой
Репейник сохнет, неживой,
У обнажившейся ограды.
Еще в борьбе с морозным сном,
Кровавые роняет слезы
Шиповник колкий под окном.
С мечтою о вине ином
Молитвенно подъяты лозы.
И медлит солнце озарять
Земли предсмертные томленья
И снежную готовит рать,
Чтоб белой смерти передать
Мечту о вешнем воскресеньи.
ЗАСУХА
Земля вся в жару пламенеет,
И небо над нею не плачет.
Суховей из степей дует, веет,
Долгим стоном злые чары деет,
Лист коробит, и мечется, и маячит.
Ночью не вздыхает прохлада,
Сух и горяч блеск звездных ресниц
Сквозь черную путаницу сада.
Отсветами недальнего ада
Полыхает пламя непрерывных зарниц.
По степным бескрайним дорогам
И пыльно, и душно, и тесно.
В этом мире страшном и убогом,
Как скучный сон, мы забыты Богом...
Забыты или прокляты — неизвестно.
ТЕМНО
Я тебя увидал в вечереющем парке.
Ты скользнула по мне темным золотом глаз.
Ночи были темны, дни осенни и ярки.
Помню встречи, слова... Каждый день,
каждый час.
И тебя полюбил я на долгую муку,
Был навеки ужален печалью твоей.
Но зачем вспоминать? Вечер темен. Дай руку,
И безмолвно дойдем до заветных дверей.
БЕЛАЯ ДЕВОЧКА
Ты была девочкой беленькой и маленькой,
С ножками, как папиросы.
Вплетала бантик то голубой, то аленький
В свои золотые косы.
Жила в городе все свои первые годы:
Камень и пыль, камень и грязь.
Знала одну ю всех сказок родной природы:
На стекле морозную вязь.
Слушала, как мать возилась с больным братишкой,
Как, ворча, бранился отец.
Ждала, пустят ли в библиотеку за книжкой:
Такой интересный конец!
По вечерам твердила длинный символ веры
И никак не могла понять,
Зачем купец спутал все товары и меры,
И надо его проверять.
А жизнь кругом мудреную пряжу сплетала,
В небывалом рождая быль.
За летом осень, за зимою весна мелькала...
Камень и грязь, камень и пыль.
И когда тебя жизнь вдруг в бескрайность степную
Умчала из злой духоты,
Ты с криком звонким упала в траву родную,
Плача и целуя цветы.
Порой мое сердце внемлет детскому крику
И бьется жарче и нежней:
Белая девочка целует повилику
И плачет над ней.
РАННЯЯ ОБЕДНЯ
Еще не дрогнул сумрак предрассветный,
Еще душа меж бдением и сном,
А мерный звон, призывно-безответный,
Как дождик, капает за дремлющим окном.
Забрезжил свет над белой колокольней,
Дрожит веревка в ангельских руках.
Все мертвенней заря, все богомольней
Льет алое вино в рассветных небесах.
Завеса храма таинство скрывает,
Кровь пролилась, возносится потир,
И кто-то любящий, простив, благословляет
Безумный и несчастный мир.
МЩЕНИЕ
Подолгу, запершись, гляжу я на кинжал.
Он так пленительно, он так невинно мал,
Мерцая темно-синим жалом
На бархате вишнево-алом.
Как наготой преступною, украдкой
Любуюсь я чеканной рукояткой,
В сплетеньи паутийных линий
Ловя твой взор, божественный Челлини!
Да, счастие изысканно и редко
Тебя наследовать от предка:
Ты мог достаться трусам и рабам.
И осторожно, с нежным обожаньем,
Чтоб зеркало клинка не затускнить дыханьем,
Я подношу тебя к губам.
В грядущем мы с тобой одно,
И вместе нам свершить дано,
Что в душу кануло на дно.
Kaк час таинственен ночной
Под ущербленною луной!
Как сердце будет саднить сладко,
Когда вонжу м твой клинок,
И xpymco хрустнет позвонок
Под увлажненной рукояткой!
ПЕТЕРБУРГ
«Быть Петербургу пусту»
Евдокия
Мне снятся жуткие провалы
Зажатых камнями дворов,
И черно-дымные каналы,
И дымы низких облаков.
Молчат широкие ступени,
Молчат угрюмые дворцы,
Лишь всхлипывает дождь осенний,
Слезясь на скользкие торцы.
На площадях пустынно-гулких
Погас огней янтарный ряд,
Безмолвны щели-переулки,
Безогнен окон мертвый взгляд.
И ветер панихиду стонет
По скатам крыш, средь черных труб,
И мгла осенним хоронит,
Омыв дождями, тяжкий труп.
0, город крови и мучений,
Преступных и великих дел!
Незабываемых видений
Твой зодчий дал тебе удел.
О, город страшный и любимый!
Мне душу пьют твой мрак и тишь.
Проклятьем женщины томимый,
Ты умер?.. Нет, не умер,— спишь.
И снится: кто-то невысокий,
В плаще, с кудрявой головой,
Проходит грустный, одинокий,
И шепчет сладостные строки
Над молчаливою Невой.
И верю я, что смерть безвластна
И нет бесславного конца,
Что Он проходит не напрасно
И что сильнее злобы страстной
Благословение певца.
<1919>
СБОРЫ
Я долго сбирался в намеченный путь:
Мне воздухом вольным хотелось дохнуть,
Хотелось покинуть отцовский удел
Для смелых и доблестных дел.
Я думал и днями, и в тайне ночей:
Который возьму из отцовских мечей,
Какую кольчугу надену и шлем
И как я прославлюсь и чем.
Но дни проходили, и годы текли,
Бурунились зимы, и весны цвели...
Мой путь затерялся вдали.
Вдруг слышу я голос: «Царевич, пора!
Нам выехать надо с тобой до утра.
0 сборах забудь, из дворца своего
Не должен ты брать ничего,
Лишь знаменьем крестным себя осени
И ключ свой на дно урони».
Вскочил я, к окошку приник головой.
«Чей голос неслыханный и неживой?»
Гляжу я во тьму нерожденного дня
И вижу, как смерть мне подводит коня.
