Кто же тут хозяин? Тут их было два: один вертелся на балконе, в переднике, не совсем причесанный и бритый англичанин, и давно распоряжался переноской наших вещей в комнаты. Другой, в пальто и круглой шляпе, на улице у крыльца принимал деятельное участие в нашем водворении в гостиницу. Кроме их мальчишка-негр и девчонка-негритянка хлопотали около вещей. «Нет, мне не хочется к Бену, – отвечал я барону, – жаль оставить балкон. Теперь поздно: завтра утром». 10 Между тем ночь сошла быстро и незаметно. Мы вошли в гостиную, маленькую, бедно убранную, с портретами королевы Виктории и принца Альберта в парадном костюме ордена Подвязки. Тут же был и портрет хозяина: я узнал таким образом, который настоящий: это – небритый, в рубашке и переднике; говорил в нос, топал, ходя, так, как будто хотел продавить пол. Едва мы уселись около круглого стола, как вбежал хозяин и объявил, что г-н Бен желает нас видеть.

Мы отдали ему рекомендательное письмо от нашего 20 банкира из Капштата. Он прочел и потом изъявил опасение, что нам, по случаю воскресенья, не удастся видеть всего замечательного. «Впрочем, ничего, – прибавил он, – я постараюсь кое-что показать вам».

Разговор зашел о геологии, любимом его занятии, которым он приобрел себе уже репутацию в Англии и готовился, неизданными трудами, приобрести еще более громкое имя.

«Я покажу вам свою геологическую карту», – сказал он и ушел за ней домой. Через четверть часа он воротился с огромной и великолепной картой, где подробно означены 30 формации всех гор, от самого мыса до внутренних границ колонии. Карта начерчена изящно. Трудился один Бен; помощников в этой глуши у него не было. Он работал около пятнадцати лет над этим трудом и послал копию в Лондон. Вся почва гор в колонии состоит из глинистого сланца, гранита и песчаника. Мы залюбовались картой и выпросили ее оставить у нас до утра. «Она, вероятно, уже печатается ученым обществом, – сказал Бен, – и вы, по возвращении, найдете ее готовою».

Вторая специальность Бена – открытие и описание 40 ископаемых животных колонии, между которыми встречается много двузубых змей. Он нам показывал скелеты этих животных и несколько их подарил. Третья и главная специальность его – прокладывание дорог. Он гражданский инженер и заведывает целым округом.

Бен замечательный человек в колонии. Он с ранних лет живет в ней и четыре раза то один, то с товарищами ходил за крайние пределы ее, за Оранжевую реку, до 20° (южной) широты, частью для геологических исследований, частью из страсти к путешествиям и приключениям. Он много рассказывал о встречах со львами и носорогами. О тиграх он почти не упоминал: не стоит, по словам его.

Только рассказал один анекдот, как тигр таскал из-за загородки лошадей и как однажды устроили 10 ему в заборе такой проход, чтоб тигр, пролезая, дернул веревку, привязанную к ружейному замку, а дуло приходилось ему прямо в лоб. Но тигр смекнул, что проход, которого накануне не было, устроен недаром: он перепрыгнул через забор, покушал и таким же образом переправился обратно. О львах Бен говорил с уважением, хвалил их за снисходительность. Однажды он, с тремя товарищами, охотился за носорогом, выстрелил в него – зверь побежал; они пустились преследовать его и вдруг заметили, что в стороне, под деревьями, лежат два льва 20 и с любопытством смотрят на бегущего носорога и на мистера Бена с товарищами, не трогаясь с места. Охотники с большим уважением прошли мимо лесных владык.

Еще страннее происшествие случилось с Беном. Он, с товарищами же, ходил далеко внутрь на большую охоту и попал на племя, которое воевало с другим. Начальник принял его очень ласково и угощал несколько дней. А когда Бен хотел распроститься, тот просил его принять участие в войне и помочь ему завладеть неприятелем. 30 Бен отвечал, что он, без разрешения своего правительства, сделать этого не может. «Ну так все твои ружья, быки и телеги – мои», – отвечал дикий. Все убеждения были напрасны, и Бен отправился на войну. К счастью, она недолго продолжалась. Обе сражавшиеся стороны не имели огнестрельного оружия, и неприятели, при первых выстрелах, бежали, оставив свои жилища в руках победителей.

«Вам, вероятно, очень неприятно было стрелять в несчастных?» – спросили мы. «Нет, ничего, – отвечал Бен, – ведь я стрелял холостыми зарядами. Никому и в 40 голову не пришло поверить меня. Они не умеют обращаться с ружьями».

Бен высокого роста, сложен плотно и сильно; ходит много, шагает крупно и твердо, как слон, в гору ли, под гору ли – всё равно. Ест много, как рабочий, пьет еще

больше; с лица красноват и лыс. Он от ученых разговоров легко переходит к шутке, поет так, что мы хором не могли перекричать его. Если б он не был гражданский инженер и геолог, то, конечно, был бы африканский Рубини: у него изумительный фальцетто. Он нам пел шотландские песни и баллады. Ученая партия овладела им совсем, и Посьет, конечно, много дополнит в печати беседу нашу с г-ном Беном.

Пока мы говорили с ним, барон исчез. Вскоре хозяин 10 тихонько подошел ко мне и гнусливо что-то сказал на ухо. Я не понял. «Вас зовут», – повторил он. – «Кто? где?»

– «На улице». – «Это что за новость? у меня здесь знакомых нет». Однако пошел. На улице темнота, как сажа в трубе; я едва нашел ступени крыльца. Из глубины мрака вышел человек, в шляпе и пальто, и взял меня за руку.

Это второй, подставной хозяин. Он него сильно пахло водкой. «Что вам надо?» – спросил я. – «Пойдемте, пойдемте, я покажу вам бал». – «Какой бал? – думал я, идучи ощупью за ним, – и отчего он показывает его 20 мне?» Он провел меня мимо трех-четырех домов по улице и вдруг свернул в сторону. «Stop, stop:1 ничего не вижу», – говорил я, упираясь ногами. «Идите, тут ничего нет, только канава… вот она». И мы оба прыгнули: он знал куда, я – нет, но остался на ногах. Меня поразили звуки музыки, скрипки и еще каких-то духовых инструментов. Мы подошли к толпе, освещенной фонарями, висевшими на дверях. Толпа негров и готтентотов, мужчин и женщин, плясала.

Вот и бал. Все были пьяны и неистово плясали, но молча. Посреди 30 них стоял наш главный артист, барон. «Что вы тут делаете?» – спросил я, продравшись к нему. «Изучаю нравы, – отвечал он, – n’est ce pas que c’est pittoresque?»2 – «Гм! pittoresque, – думалось мне, – да, пожалуй, но собственного, местного, негритянского тут было только: черные тела да гримасы, всё же прочее… Да это кадриль или что-то вроде: шень, балансе». Мы долго смотрели, как веселились, после трудного рабочего дня, черные. Из дома, кажется питейного, слышались нестройные голоса. Я молча, задумавшись о чем-то, смотрел 40 на пляску. «Ужинать пора», – сказал вдруг барон, и мы пошли.