Нельзя ли в гипнозе вновь увидеть забытые сны?

Ведь внушение в сомнамбулическом состоянии способно пробудить такие глубокие следы памяти, о существовании которых не подозревает ни гипнотизер, ни сам загипнотизированный. Можно оживить сцены из далекого прошлого, казалось, безвозвратно забытые (как в случае, о котором недавно стало известно всему миру: житель Венгрии, 35-летний шахтер, мальчиком угнанный фашистами с Украины, с помощью врача-гипнолога вспомнил свое настоящее имя и фамилию, нашел родное село и мать). Можно пробудить давно утраченные навыки и умения. Пятидесятилетняя женщина танцует давно забытый танец ее юности. Двадцатипятилетняя превращается в семилетнюю первоклассницу и старательно выводит буквы неподдельно детским почерком, который был у нее в первом классе. Вот она, уже трехлетняя, говорит детским голоском и, сидя на голом полу, играет в песочек, в куличики.

Правда, истинное оживление эха далекого прошлого смешивается здесь с долей непроизвольного актерства, с некой внушенной игрой. В этом можно убедиться, внушив двадцатипятилетней, что она столетняя старуха. Согнувшись, она будет еле двигаться мелкими шажками, кряхтеть, тяжело дышать... Это, конечно, не оживление следов прошлого, которого не было, а пробуждение и введение в актив представлений, которые хранятся в памяти об облике и поведении стариков. Самоощущение старости в этом состоянии, безусловно, есть. В бодрствующем состоянии, однако, такая игра невозможна, если не считать талантливой актерской импровизации.

Оживление таких подсознательных эхо происходит, очевидно, и в тех случаях, когда загипнотизированному внушается перевоплощение в другую личность. Поведение его максимально соответствует тому, что он знает и помнит об этой личности и как ее себе представляет. Ничто не берется из ничего: перевоплощенное «я» образуется только из памяти. Но степень мобилизации памяти превосходит обычную. Этот максимум в жизни достигается только у настоящих актеров. Актерское же перевоплощение, как прекрасно показал Станиславский, есть результат самовнушения. Подсознательная память при этом работает не совсем обычным образом. Актеры, кстати, в большинстве очень внушаемы и легко впадают в гипноз.

А что происходит при гипнотическом сомнамбулизме с биотоками мозга?

Несколько исследователей независимо получили один и тот же результат. При сомнамбулизме биотоки такие же, как во время сна: в фазе сновидений они похожи на биотоки бодрствования. Но стоит дать внушение: «Спать. Вы глубоко спите» — и биотоки быстро меняются, возникает

обычная картина глубокого сна с медленным дельта-ритмом. Как только словесное общение с гипнотизером возобновляется и следуют новые внушения, биотоки снова становятся бодрствен-ными.

Еще не вполне ясна картина биотоков при сомнамбулизме негипнотическом — самопроизвольном, который называют также лунатизмом. Спящий встает с постели, делает несколько шагов, одевшись или в чем был, ложится обратно... Многократно описаны случаи весьма сложных действий: от нелепых, когда, например, мальчик, громоздя друг на друга стулья, с непостижимой ловкостью поднимался по ним к потолку и слезал обратно, до высокотворческих, подобных истории с Вальтером Скоттом, написавшим в сомнамбулизме изрядный литературный отрывок. Потом он отказывался поверить, что это его работа.

Некоторые исследователи утверждают, что эти состояния возникают только в фазе «медленного сна» и, стало быть, отличны от гипнотического сомнамбулизма. Действительно, обычно лунатик совершенно недоступен контакту, его можно только грубо разбудить. Он просыпается растерянный, ничего не понимая, а если стоит на крыше или карнизе дома, сразу падает. Какой-то таинственный контакт с самим собой... Но мне известны и случаи перевода самопроизвольного сомнамбулизма в гипнотический. Один молодой человек, например, вставая среди ночи, упорно стремился перевернуть кровать. Соседи (это было в общежитии) несколько раз раздраженно будили его, но одному из товарищей как-то удалось вступить с ним в разговор и спросить, что ему, собственно, нужно от кровати. Спящий забормотал, что камень этот надо обязательно отвалить и копать дальше, там сокровища... «Ну, ложись, ложись, спи». Он покорно лег... Ответ парня, правда, еще не означал, что переживания его действительно были связаны с кладоискательством: он мог быть просто внушен вопросом.

Аналогии этим состояниям есть и в бодрствовании.

В живом мозге никогда не бывает ни полной тьмы, ни абсолютного света. Подвижное взаимодействие двух главных нейронных смен происходит на самых разных уровнях: между пиками сна и бодрствования лежит неисчислимая палитра переходов. Это не только фазы гипноза, гибкая игра мозговой светотени происходит ежесекундно: то, что заполняет в данную секунду поле внимания (оперативная память), попадает в ведение бодрственной смены, а то, что оказывается вне его, отходит на мгновенье или надолго к ночной...

Однажды я сидел в курительной комнате Ленинской библиотеки, разговаривая со знакомым, и вдруг заметил друга. О чем-то глубоко задумавшись, он расхаживал взад и вперед. Дошел до дальнего угла, повернул назад и идет прямо на меня. Я, улыбаясь и радуясь встрече, гляжу на него, привстаю... Но в чем дело?

Он продолжает идти на меня, глядит мне в лицо, но совершенно чужим, отсутствующим взглядом, куда-то сквозь... Я опешил, жду. Он подходит совсем близко, продолжая смотреть на меня, перед самым моим носом поворачивается и идет в другой угол. В чем же дело? Не узнал или не захотел узнать? Чем я его обидел?.. Я подождал, пока он снова пойдет ко мне. То же самое. В третий раз он задумчиво и небрежно сбросил на меня сигаретный пепел. И тут я понял, что, ляг я у него под ногами, он в лучшем случае осторожно переступил бы через меня, как через какое-нибудь бревно.

Мой друг находился в естественном сомнамбулическом состоянии. Гипнотизером на этот раз были его собственные мысли. В этот миг он был ничуть не хуже лунатика или йога в состоянии экстатической отрешенности. Я не окликнул его. В последний раз пройдя сквозь меня взглядом, он подошел к автомату, около которого я сидел, и набрал номер. Я внимательно слушал и на следующий день доложил ему, что путем телепатии узнал, с кем и о чем он говорил вчера по телефону в Ленинской библиотеке.

Не возникало ли у вас, бодрствующих, впечатления, что спящие что-то скрывают? Что они слышат и знают больше, чем склонны предполагать мы, да и они сами?

Кто-то спит в шумной комнате. Хохочут, играют, а он спит. Устал и вздремнул. Но подойдите к нему, встаньте рядом и внимательно на него посмотрите, а другие пусть на минуту затихнут. Держу пари, что, если спящий не пьяный, он проснется и спросит, чего вам от него, собственно, нужно. По крайней мере в половине случаев, ручаюсь, это будет именно так. А ведь это не мельник, которому надо все время слушать, как стучат жернова, и не кормящая мать. Зачем ему «сторожевой пункт»? Очевидно, это срабатывает какой-то механизм бдительности, следящий за изменениями внешней среды — на всякий случай. То, что происходит в таких случаях, можно смело уподобить происходящему с кошкой, о которой идет речь в следующей главе.

Тлеет крохотный огонек внимания... При должной технике из него можно раздуть пламя. Естественный сон легко перевести в гипнотический, если подойти к спящему и начать очень тихо и осторожно с ним разговаривать, внушая, что он продолжает спать и в то же время вас слышит. В большинстве случаев, если вы ведете дело достаточно тонко, спящий начинает медленно, невнятно отвечать, и устанавливается избирательная связь. Он может и не отвечать, но тем не менее слышать...

Маленьким пламенем легко управлять. Дверь в мозг мала, зато нет очереди и нет проверки документов. Кто пришел, тот и вошел, приноси что угодно, уноси что угодно. Два товарища в общежитии выведали таким образом у третьего, скрытного, куда и с кем он ходит на свидания. Тот, не представляя себе, откуда у них такие сведения, решил, что товарищи за ним шпионили, и страшно обиделся.