— Как это когда? Вчера! У тебя что, память отшибло?
— Извините, доктор, я плохо соображаю.
— Ничего страшного. Сейчас мы температурку измерим. Градусник под мышку, вот так. А пока сядьте, поднимите фуфайку. Очень хорошо. Глубокий вдох… Еще разик… Скажите тридцать три… тридцать три… тридцать три… теперь откроем рот пошире и покажем язык… А теперь давайте градусник.
— Что-нибудь серьезное, доктор?
— Ваш муж здоров как вол. Небольшая температурка, я думаю, оттого, что он перенервничал накануне.
— А сыпь по всему телу у меня отчего? Смотрите, доктор… тут… и вот тут…
— Это испорченная кровь, Пиппо.
— Помолчи, Танинэ. Кто здесь врач?
— Скажите, синьор Дженуарди, в Монтелузе вас держали в тюремной камере?
— Да, несколько часов. Камера была пустая, меня одного в ней заперли.
— Там был матрац?
— Был. А у меня ноги подкашивались, я на него и прилег.
— И вас искусали блохи и вши. Живого места на вас не оставили.
— Пресвятая Дева! Какая гадость!
— Бывает, синьора. Не беспокойтесь, укусы пройдут.
— А от температуры что ему принимать?
— Температура, думаю, сама упадет. Для успокоения неплохо ромашку попить.
— Танинэ, ты не сваришь доктору кофе?
— Не беспокойтесь, синьора.
— О каком беспокойстве вы говорите? Кофе готов, сейчас принесу.
— Доктор, пока жена не вернулась, скажу вам одну вещь. Может, температура виновата, а может, нет, но с самого утра на меня настоящий любовный голод напал. Сейчас только десять часов, а я уже три раза поработал.
— Ты хочешь сказать, что у тебя частая эрекция?
— Вот именно.
— Ничего страшного, это естественная реакция организма. Я на шепот перешел, чтоб твоя жена не слышала. Ты прекрасно выдержал испытание, товарищ. Молодец. Жаль только, что тебя раскрыли.
— Извините, доктор, почему вы говорите мне «ты»?
— Потому что так заведено между товарищами. Слушай, я открою тебе тайну. На следующей неделе приедет инкогнито Де Феличе Джуффрида. Ты должен обязательно с ним встретиться. Я сообщу тебе день и час.
— Позвольте вам сказать, доктор, что к этой истории с социалистами лично я…
— А вот и кофе.
— Вы очень любезны, синьора.
Д
(Танинэ — дон Нэнэ — Пиппо)
— Папа! Папочка! Святая Мария, какой приятный сюрприз!
— Как дела, Танинэ?
— Уже лучше. Садись. Пиппо, к нам папа пришел!
— Дон Нэнэ! Какая радость! Какая честь! Добро пожаловать в дом, где вы еще не были!
— Что с тобой, Пиппо? Я зашел на склад, и Калуццэ сказал, что ты хвораешь.
— Пустяки. Небольшая температура. Только что был врач. Он говорит, что это от страха, которого я натерпелся.
— Мы все перепугались. Я пришел просить у тебя прощения.
— Прощения? У меня? За что?
— Когда я услышал, что тебя забрали карабинеры, я подумал: ни с того ни с сего не арестуют, чего-то небось мой зятек натворил. Я был неправ. За тобой никакой вины нет, и я извиняюсь, что плохо про тебя подумал.
— И кто же вас убедил в моей невиновности?
— Начальник полиции Спинозо. Хороший человек. Он объяснил, что лейтенант карабинеров спутал тебя с другим человеком. Заместо него арестовал тебя. Ты плачешь?
— Что с тобой, милый? Не плачь, а то я тоже плакать начну.
— Да, Танинэ, да, ваше степенство, я плачу! Если б вы знали, папа, каково без вины в камере сидеть!
— Хватит, Пиппо, вытри слезы. Слава богу, все позади.
— Да, папа. Да, ваше степенство. Позади. Ничего, что я называю вас папой? Вы разрешаете?
— Конечно, сын мой. Танинэ, как только Пиппо поправится, жду вас на обед или на ужин.
— Папа, как поживает Лиллина?
— Что тебе сказать, Танинэ? Последние дни она не в своей тарелке. Вчера думала съездить в Фелу, она ведь недели прожить не может вдалеке от родителей. А потом сказала, в другой день поедет.
— А ты, кажется, завтра в Фелу собирался, да, Пиппо?
— Да, Танинэ, у меня встреча с братьями Тантерра назначена, я тебе говорил: надо закупку партии леса обсудить. Теперь из-за болезни поездка откладывается. Ничего не поделаешь.
— Значит, не забудь: как только поправишься, вы приходите к нам. Лиллина будет рада. Она ведь все время дома сидит и никого не видит.
— Как только обмогнусь, мы придем.
— Танинэ, ты проводишь меня до двери?
— Танинэ, папа ушел?
— Да, Пиппо.
— Ты где, Танинэ?
— В кухне.
— Что ты там делаешь, Танинэ?
— Обед стряпаю.
— Иди сюда, Танинэ.
— Иду, Пиппо. О, Мадонна, зачем это ты голый разделся? Ну-ка накройся? При температуре тепло нужно.
— Именно что тепло. Ложись скорее. Мне опять приспичило.
— О, Мадонна! Сколько можно? С раннего утра пестом в ступке толчешь… Вот так… вот так… да… да… да…
Е
(Командор Лонгитано — Джедже — Калоджерино)
— Целуем руки, дон Лолло.
— Приветствую тебя, Джедже.
— Нижайшее почтение, дон Лолло.
— Приветствую тебя, Калоджерино.
— Дон Лолло, теперь понятно, почему Пиппо Дженуарди заарестовали, а через полдня отпустили.
— Почему же?
— Сказывают, распутица вышла с одноизменниками.
— Ты что, по-турецки выучился говорить?
— Дозвольте, я объясню, дон Лолло. Мой друг Джедже хочет сказать, что Пиппо Дженуарди арестовали из-за путаницы с одноименниками: это когда двух людей одинаково зовут и их можно спутать. Обознаться то есть.
— А я что сказал, дон Лолло? Разве не то же самое?
— Получается, синьора Дженуарди сначала сажают в кутузку, потом чешут в затылке, и ах, ошибочка вышла, извините, до свиданьица. Что-то тут не так.
— И я думаю, не так, дон Лолло. Возьмите Туридруццо Карлезимо, которого тоже через одноизменника арестовали: семь месяцев прошло, покуда закон признал, что обознался.
— Правильно рассуждаешь, Калоджерино. Но ты мне лучше расскажи, что там у тебя в Палермо получилось.
— Что получилось? Аккурат как прошлый раз, только прошлый раз я ходил на площадь Данте, а давеча на проспект Тюкери. Прихожу, а он уже съехал, и никто не знает, куда. Мое такое мнение, что с нами играют вроде как кошка с мышкой.
— И тут ты прав, Калоджерино. Хотя сдается мне, что мышки-то две: Саса и Пиппо. Короче говоря, Пиппо меня за нос водит. Дает адрес Сасы, а сам его предупреждает, чтобы деру давал. Ты приходишь, а Саса уже тю-тю, ищи ветра в поле.
— В таком разе я этому Пиппо брюхо вспорю, что рыбине.
— Погоди, Калоджерино, не горячись. Думаю, Пиппо это делает не для того, чтоб дружка спасти, а чтоб мне ножку подставить.
— Не понял, дон Лолло.
— Зато я понял, Калоджерино. Филиппо Дженуарди гад, шпион, он на карабинеров работает, голову на отсеченье даю.
— А разве его не карабинеры загребли?
— Умный вопрос, Джедже! Да карабинеры его для того и арестовали, чтобы последняя собака узнала, что он арестован. Это пахнет хитростью, театром. Карабинерам нужно было поговорить с ним по секрету, без помех. Чтобы устроить мне ловушку, западню.
— Как?
— Скажи, Калоджерино, ты нашел Сасу, когда первый раз в Палермо ездил?
— Нет.
— А второй раз?
— Нет.
— В следующий раз, когда Пиппо Дженуарди даст мне третий адрес, ты поедешь в Палермо и…
— Никого не найду.
— Найдешь, Калоджерино, найдешь. Что ты с ним сделаешь? Застрелишь или прирежешь?
— Смотря где это будет, дон Лолло. Зависит от людей, от расстоянья… Наверно, лучше нож, коли так.
— А теперь представь, что ты делаешь свое дело или собираешься сделать, и вдруг появляются карабинеры и хватают тебя. Поскольку им известно, что ты мой человек…
— Да я его, подлюгу, сволочь пяленую, топором на кусочки изрублю! Он у меня и пикнуть не успеет!
— Успокойся, Калоджерино. У дона Лолло мозги работают получше, чем у какого-то Пиппо Дженуарди. На этот раз ему меня не переиграть.
