Литмир - Электронная Библиотека

Это письмо интересно как доказательство того, что уже в 1816 году Ньепс был очень близок к открытию светописи. По счастью, ни он, ни Дагер не были учеными-профессионалами. Поставив себе почти одновременно трудную задачу, они, без сомнения, и не подозревали, что сызнова начинают тернистый путь изысканий, уже пройденный целым рядом ученых от Цельсия, Фабрициуса и Порты до Хэмфри Дэви, которые безуспешно истощили все богатства науки единственно для того, чтобы прийти к заключению, что задача неразрешима. Быть может, если бы Дагер и Ньепс имели понятие об этом долгом пути утомительных попыток и разочарований, они отступили бы, как и их предшественники, перед трудностью предприятия или так же признали бы его недостижимым. Но один был пламенный, влюбленный в искусство художник, другой – практический делец, а оба – неутомимые искатели, бросившие проторенные дороги и не смущавшиеся встречавшимися затруднениями, только бы добиться успеха.

Что было за вещество, употреблявшееся Ньепсом при производстве опытов в тот период времени, к которому относится вышеприведенное письмо его к Клоду, об этом в переписке обоих братьев не встречается никаких пояснений. Известно, однако же, что в поисках различных подходящих веществ Ньепс обращался поочередно к хлористому железу, перекиси марганца, гваяковой смоле, фосфору и прочему, пока не остановил свое внимание на асфальте.

Это вещество черного цвета встречается у берегов Каспийского, а в особенности Мертвого морей; оно растворимо в некоторых жидких маслах, в скипидаре, лавандовой эссенции, а также в эфире и нефти. Под влиянием света вещество это окисляется, становится нерастворимым и обесцвечивается.

Ньепс растворял сухой асфальт в лавандовой эссенции, получая таким образом довольно густой лак, которым он, при помощи ватного тампона, равномерно смазывал медную или оловянную пластинку. Пластинка, покрытая раствором асфальта, вставлялась в камеру-обскуру. Но предварительно Ньепс подвергал свою пластинку умеренному нагреванию; в результате пластинка покрывалась плотно прилегающим слоем неощутимого асфальтового порошка. После помещения пластинки в камеру-обскуру и некоторого ее там выдерживания на ней появлялось не слишком отчетливое изображение, для закрепления которого Ньепс обмывал пластинку смесью из одного объема лавандовой эссенции с десятью объемами нефти. Он заканчивал обработку пластинки тщательным обмыванием ее водою. В полученном таким путем изображении светлые места соответствовали освещенным частям предмета, а темные – теням. Полутени соответствовали тем областям, где асфальт, сделавшийся под влиянием полусвета менее растворимым, мог быть только частично удален последовательной обработкой пластинки, так что на этих местах оставался более или менее толстый слой смолы. Желая удалить производимую обнаженным металлом зеркальность, сильно вредившую отчетливости изображения, Ньепс пробовал изменить металлическую поверхность сначала парами йода, а потом сернокислым натрием, но успеха не добился.

Не довольствуясь получением изображения внешних предметов, даваемого камерой-обскурой, Ньепс задумал превратить свои пластинки в доски, годные для печатания. Для этого он подвергал поверхность пластинки действию кислоты, которая выедала металл в тех местах, где последний оставался обнаженным, и не действовала на него в местах, защищенных асфальтом. Затем он счищал асфальт золой и получал таким образом гравировальную доску.

Ньепс попробовал применить такие доски к печатанию эстампов. Как и в начале своих работ, он покрывал асфальтированные пластинки гравюрами, которые предварительно делал прозрачными и выставлял пластинку вместе с гравюрою на свет, причем получал на досках воспроизведенные рисунки.

Таковы были окончательные результаты, полученные Ньепсом. Без сомнения, гелиография, как называл свое открытие изобретатель, не могла иметь особенно полезных практических применений.

Снимки получались в камере-обскуре с крайней медленностью: обыкновенно пластинка должна была находиться в ней от шести до восьми часов. Понятно, что в такой долгий промежуток времени освещение снимаемых предметов успевало несколько раз измениться, поэтому свет и тени на изображении не имели правильного расположения.

Что касается гелиогравюры, то на пластинках Ньепса получались лишь очень неглубокие линии; поэтому отпечатанные гравюры выходили слишком слабыми, так что для получения сколько-нибудь ясного отпечатка доски необходимо было давать граверу обрабатывать резцом. Так, Ньепс в 1826 году послал несколько подобных пластинок своему другу, знаменитому парижскому граверу Леметру, у которого эти первые образцы светопечатания хранились до его смерти в конце семидесятых годов, а впоследствии были переданы в архив института. Таким образом, на первый взгляд добытый Ньепсом результат может показаться весьма посредственным. Но не следует забывать, что результат этот, как бы он ни был незначителен, принадлежит Ньепсу всецело. Он совсем не имел предшественников в настоящем значении этого слова, которые расчистили бы ему дорогу. Кроме того, мы уже знаем, что Ньепс не был вооружен особенными научными познаниями, и приняв все это к сведению, необходимо признать, что его двадцатилетние разыскания составляют неоспоримую научную заслугу.

Как бы то ни было, около 1826 года Ньепс уже изобрел свою гелиогравюру. По-видимому, он не остановился на полпути и не терял надежды добиться со временем более совершенных результатов.

Желая иметь оптический прибор настолько хорошего устройства, чтобы хоть с этой стороны обставить надлежащим образом свои исследования, изобретатель в 1826 году поручил своему старшему брату купить у лучшего парижского оптика Шарля Шевалье только что появившуюся тогда так называемую призму-мениск. Исполняя это поручение, полковник Ньепс в разговоре с Шевалье объяснил, что призма-мениск нужна для его брата, которому удалось закрепить на пластинке изображения, даваемые камерой-обскурой. Присутствовавшие в магазине, как известно уже читателю, приняли это сообщение за басню, но сам Шевалье, тогда уже знакомый с Дагером и до известной степени посвященный в его попытки закреплять изображения камеры-обскуры, отнесся к сообщению полковника Ньепса с доверием. Записав адрес его брата, вскоре после этого посещения он отправился к Дагеру, причем стал советовать ему войти в письменные сношения с Ньепсом; но художник, по-видимому тогда уже приближавшийся к цели своих также поглотивших немало времени и труда разысканий, сначала не последовал этому совету. Шевалье, однако, настаивал на своем, и плодом его стараний было то, что Дагер в конце концов решился списаться с неизвестным соискателем. Переписка эта сначала шла необыкновенно вяло из-за крайней недоверчивости Ньепса, но когда последний, наведя справки о Дагере у гравера Леметра, несколько успокоился от опасений, что у него могут вырвать плоды его работ, переписка несколько оживилась и наконец Ньепс решился послать Дагеру одну из своих гелиографических пластинок.

Первое личное свидание обоих изобретателей, как нам уже известно, произошло в 1827 году, когда сильно заболевший брат Ньепса– Клод – вызвал его к себе в Лондон. Это первое свидание, по-видимому, не имело никаких особенных результатов, если не считать того, что Дагеру удалось в значительной степени рассеять недоверчивость Ньепса. Будучи в Лондоне, Ньепс вздумал внести записку о сделанном им открытии в британское Королевское общество наук (British Association of Sciences), для чего он обратился к посредству довольно известного тогда английского ботаника Бауера, которому и дал на рассмотрение свои пластинки. Ньепс, однако, не пожелал подчиниться основному правилу британского общества, по которому всякое представляемое ему открытие должно подвергаться обнародованию. Ввиду отказа изобретателя общество не сочло возможным пойти на рассмотрение его заявки.

Быть может, несколько раздосадованный этим Ньепс, по возвращении в 1829 году во Францию, снова посетил Дагера и на этот раз так сошелся с ним и доверился ему, что они договорились основать товарищество для окончательного достижения намеченной ими общей цели и оформили свой союз нотариальным условием. Документ этот, не лишенный интереса для истории фотографии, мы приведем здесь с некоторыми сокращениями:

10
{"b":"101564","o":1}