Глава 21 И здесь кончается искусство, и пахнет неизвестно чем…

Утром я проснулась от звонка будильника. Встала, плотно прикрыла дверь, чтобы не будить Полюшко. Сварила Митьке кашу.

Митька, видимо, готовился два дня провести без меня и был очень удивлен.

— Ты уже вернулась, мам?

— Все быстро получилось, Митюша.

— Вчера тетя Анжела три раза звонила, очень просила тебя перезвонить.

— Ничего не передавала?

— Сказала, как только вернешься, чтобы сразу позвонила.

Я проводила Митьку. Было еще очень рано, решила немного поспать, Анжелке попозже позвоню. Полюшко сладко спал под моим теплым пуховым одеялом, такой миленький, во сне как будто даже помолодевший. Совершенно другой человек. Мягко так похрапывал. Я тихонько залезла под одеяло, стало тепло и уютно. Вся расслабленная, в мягкой неге я закрыла глаза.

Телефон разрывался, звонил не переставая. Мне казалось, что я только прилегла, посмотрела на часы — уже десять. Побежала к трубке. Анжелка!

— Прошу тебя, приходи, я не знаю, что делать.

— Что случилось, Анжел?

— Витька.

— Что с ним?

— Приходи скорее!

Я моментально оделась, не умываясь, кинулась к ней.

Анжелка была в ужасном виде. Синяки под глазами, глаза красные. Видимо, не спала всю ночь.

— Анжел, что?

— У него белая горячка, это кошмар. Вчера весь день пил. Ночью выходил, купил еще бутылку. Я только заснула, слышу, у двери копо— шится. Я умоляла не ходить ночью в таком виде. Пустое. Видимо, уже по дороге полбутылки выпил, пришел в жопу, даже не пришел, приполз, у двери упал с этой бутылкой. Я схватила бутылку, в раковину остатки вылила. Он меня чуть не убил. Кидался как бешеный. Потом у входа в комнату свалился, я его еле до кровати дотащила. Уснул вроде бы. Я тоже прилегла. Забылась ненадолго. Потом он встал… — Анжелка заплакала, — выпил одеколон и пропитку для торта, у меня на кухне стояла в маленьком пузырьке. И тут началось! Орет, бегает по квартире. Кто-то его типа с кровати спихивает, книги, говорит, на ножках бегают. Его трясет всего. Я боюсь в его комнату заходить. Что делать, не знаю. Только что звонил Мураками, хотел зайти попрощаться. Я не могу, не хочу, чтобы он это видел. Договорились, что он через час перезвонит.

Я услышала, как из Витькиной комнаты раздался чудовищный вопль. Анжелку всю передернуло.

— Вот видишь, что творится? За что мне это все?

Мне стало страшно, но что-то надо было делать. Я собралась с духом и пошла в Витькину комнату. Вонь там стояла удушающая, вещи и книги валялись на полу, Витька — на кровати.

Я подошла. Он был черно-синего цвета. Лежал с закрытыми глазами. Я наклонилась над кроватью. В нос сильно ударил запах мочи и одеколона. Витька открыл глаза и уставился на меня мутным взглядом.

— Ты за мной? — выдавил он заплетающимся языком.

— Витя, надо доктора вызвать. Ты как думаешь?

— Ты — Смерть?

— Это я, Вить, не узнаешь?

— Давай, быстрее забирай меня, терпеть больше не могу…

Он весь дрожал, бился. Зассанная простыня свисала с кровати. Наволочки на подушке не было. На минуту он вроде бы меня узнал — схватил за руку, пролепетал:

— Дай выпить, сейчас сдохну… Потом опять посмотрел отсутствующим взглядом, содрогнулся, громко и очень четко, каким-то высоким голосом почти пропел: Я готов, прозрачная Смерть, мочи нет уже. Лицо его, и без того страшное и черное, покрылось испариной.

Я погладила его по грязной голове. Спокойным голосом, хотя внутри у меня все клокотало, произнесла:

— Витя, тебе очень плохо, к тебе нужно доктора вызвать, ты согласен?

Он открыл глаза, напряженно посмотрел на меня:

— Ну?

— Мы сейчас доктора вызовем. Ты хочешь?

— Зови…

Дальше были слипшиеся слова вроде «молю-тебя»…

— Потерпи, Витя, сейчас.

Я вышла из комнаты. Анжелка на кухне разговаривала по телефону. Я села напротив нее, закурила. Она повесила трубку.

— Это Мураками. Договорились через сорок пять минут в кафе. Не могу я с ним не проститься.

— Конечно, Анжел, не волнуйся. Нам сейчас только надо вызвать врача, что-то сделать с Витькой. Ты иди, я подожду врача. У него вроде бы раньше так никогда не было?

— Так — не было.

Мы нашли какую-то рекламную газету и стали искать телефоны.

«Вывод из запоев, вызов врача на дом».

Я набрала первый попавшийся номер. Женщина задавала дежурные вопросы. Для нее эта ситуация, видимо, была рутинной. Работа у людей такая, ко всему привыкшие. Так часто бывает: то, что для одних — страх, ужас и безысходность, для других — в порядке вещей.

Она назвала сумму и сказала, что врач приедет через час.

Анжелка находилась в состоянии невменяемости и полной подавленности. Мы пошли в Витькину комнату. Он был в забытьи, стонал, крутился.

С большим трудом мы стащили его с кровати, переменили простыню. Меня чуть не стошнило при виде всех этих мерзостей и грязи. Уложили Витьку обратно, он не сопротивлялся. Анжелке надо было уходить. Она кое-как собралась и отправилась прощаться с Мураками. Я осталась. В Витькиной комнате было тихо.

Я сидела на кухне и курила. Задумалась как-то. Внезапно он нарисовался на пороге кухни. Его шатало, глаза были совершенно безумные.

— Если сейчас не выпью, мне хана… — прохрипел он.

— Потерпи, сейчас доктор придет, уже с минуты на минуту будет.

Руки у него дрожали, волосы стояли дыбом. Он начал шарить по кухонным шкафчикам, с полок падали пакеты, посуда.

— Вить, там нет ничего, пойдем, ляжешь.

Я это говорила, а у самой поджилки тряслись: мало ли что ему в таком состоянии в голову может прийти? Я налила ему в чашку немного чаю и сахар насыпала.

— Выпей.

Он взял чашку, сделал глоток, тут же его вырвало. Прямо на пол. Я взяла его за руку и повела в комнату.

— Давай, Вить, ложись.

Послушно лег. Я села на край кровати и взяла его за руку. Он застонал.

Внезапно он заговорил отрывисто, четко, обращаясь не ко мне, а как бы к большой аудитории:

— Река времени перестает быть прямолинейной. Она изгибается. Растягивается. Скручивается. И поскольку всякая кривая длиннее прямой. То временное расстояние между двумя событиями увеличивается. Искривленное время больше прямого. Мое время уже скрутилось. Я вижу тебя, Ангел смерти. Мне так плохо. Я хочу скорее присоединиться к тебе. И уйти. Ты говоришь: «Пора». Я готов…

После этого опять началось бессвязное бормотание.

Мне стало совсем не по себе. Время совсем не скручивалось, напротив, мне казалось, что оно растянулось до неимоверных размеров: может, прошел час, а может, и сутки.

Периодически Витька вскакивал с кровати, пытался выскочить из комнаты. Потом падал и погружался в забытье. Ко мне он обращался ис— ключительно как к ангелу смерти, а то и как к самой смерти. Это было ужасно. Мне начинало казаться, что я действительно не я, а какая-то посторонняя сущность. В один из тех моментов, когда Витька был в дреме, я взглянула на него, и мне показалось, что внутри него находится зеленый шар, так примерно в области живота. Внутри этого шара страдал маленький человечек. Этот человечек корчился от боли, прижимая маленькие ручки к голове, и беззвучно плакал. Смотреть на это было настолько страшно и болезненно, что я зажмурилась.

Когда я открыла глаза, человечка уже не было. Витька смотрел на меня с лютой злобой. Он начал шипеть как змея:

— Принес-с-с-си водки, иначе я тебя задуш-ш-ш-шу…

Я решила на всякий случай отступить на кухню. Закрыла дверь в комнату страха. Телефон не звонил, доктор не шел. Пустота, беспомощность сковали меня. Я начала думать: действительно, не сходить ли мне и не купить ли бутылку? Может, ему хоть чуток легче будет. Вот какое малодушие одолевает человека в критических ситуациях. Единственное, что останавливало меня, это то, что я боялась оставить его одного. Мало ли.

Наконец в дверь позвонили. Я рванула с надеждой. Это была врач.

Совсем молодая. Я с удивлением посмотрела на эту хрупкую девушку. Она сказала, что ей надо вымыть руки. Это внушило мне доверие. Мы направились к Витьке в комнату. Девушка подошла к кровати. Представилась Витьке: «Ольга Павловна Зюзикова — врач-нарколог. Очищаться будем?»