— Тут не в градусах дело, а в угле зрения. Там под разным углом все, хотя это и есть градус, угол от градуса зависит, тут ты права. Кольку черти частенько под этим градусом в подземелье таскают, он потом всегда чувствует себя неважно, после этих экзерсисов.

— Ты видел чертей?

— Конечно, кто же их не видел?

— Я имею в виду тех, конкретных, Колькиных?

— А что, у него есть конкретные, прикрепленные только к нему?

— Ну тех, местных, которые там у него?

— Я их не спрашивал, конкретные они или как? Знаешь, еще обидятся, каждый черт себя конкретным считает. Так же, как и человек.

— А ты у них что-нибудь спрашивал?

— Я у них ничего не спрашивал. Что у чертей спрашивать, какой с них спрос?

— Ты говоришь, частенько видел это. Сколько раз?

— Ну… несколько раз.

— И что, прямо сами тащили его в подземелье? Или как?

— Когда прямо, когда криво.

— А ты в подземелье не спускался?

— Нет, мне туда никогда не хотелось, не мое место.

— Анжелка и Мураками туда полезли, страху натерпелись, синий свет какой-то видели.

— Вот я и беспокоюсь. Заведет он ее к чертям на кулички.

— Они сейчас туда как раз пошли, с топором, дверь ломать.

— Среди бела дня — это хорошо.

— Почему?

— Потому что ничего у них не получится.

— Днем дверь нельзя ломать? Или что у них не получится?

— Двери ломать вообще нельзя, но тут не в двери дело.

— А в чем?

— Вот он говорит: занимаюсь мистикой в философском плане… А сам с топором отправляется чертей ловить среди бела дня, ну не дурак?

— А как надо?

— Я теперь философией не занимаюсь, но тут и коню понятно, что так эти дела не делаются.

— Они не чертей пошли ловить, они свет пошли смотреть, там что-то со временем у них получилось, какие-то провалы.

— Провалы со временем — это к кому за консультацией надо было идти? К Витьку. Он у нас сидит, пуговицы считает. Он бы все им как по маслу разложил. Но они же как же — сами с усами. Единороги, туманы, черепа, стены, тени, Кафки, стражи, пляжи, камни, черви…

— Ты читал его романы?

— Читал, и что?

— Это ты свой текст ему в ответ, что ли, написал?

— Ничего я ему в ответ не писал. Я писал так, как это есть, и все.

— Откуда ты знаешь, как есть?

— Есть надо, что есть. Ты вот говорила, тебе сон об этом приснился, откуда ты это знаешь?

— Что значит — знаю? Я как раз ничего не знаю, я всю голову сломала, я понять ничего не могу, я консультироваться ездила к девчонкам из «Взгляда на Восток». Они мне про Бардо Табол рассказали. Целую лекцию прочитали на эту тему.

— Теперь ты в курсе?

— Ну, не то чтобы в курсе, но так… кое-какой свет забрезжил.

— Когда я блуждаю в Сансаре под властью непреодолимых иллюзий,

На путь Света, уводящий от страха, ужаса и трепета

Да выведут меня…

Когда я один, вдали от близких друзей, блуждаю здесь,

Где появляются пустые облики моих собственных мыслей,

Когда из-за плохой кармы я познаю страдание,

Да рассеют его божества-хранители.

Когда я, беззащитный, вынужден буду следовать своей карме,

Милосердный и Сострадательный, умоляю, защити меня.

Когда кармические склонности причинят мне страдания,

Да придет ко мне осознание и не будет ни страха, ни трепета,

Да придет уверенность бесстрашия и осознание Бардо,

Да воссияет блаженство Чистого Света…

— Ты что, это наизусть знаешь?! А почему ты этим не занимаешься?

— Что значит — не занимаюсь? Я как раз этим и занимаюсь.

— Я не про то.

— Я лекции по философии в питерском универе много лет читал.

— И что?

— Хватало на бутылку пива. Смысла нет. Бутылку пива я и так могу получить.

— Мне Инесска тоже так сказала, типа это никому не нужно.

— Тебе вот нужно — ходишь, консультируешься.

— Я чисто в практическом плане, чтобы разобраться.

— А в каком еще плане это должно быть? Конечно, разобраться нужно… Ладно, давай рукопись, я Дези ее свезу.

— А мне?

— Я вернусь, чемодан здесь у тебя оставляю. Потом.

Странно, почему-то меня это успокоило, этот его чемодан. Вернется. Это хорошо. Для меня самой это было совершенно неожиданно.

Полюшко уехал в очередной раз. Я сидела на кухне.

Все такие умные, образованные, а я ну ничегошеньки понять не могу. Все со мной как с ребенком. Или как с дурочкой. От Полюшка я вообще не ждала ничего подобного, вот ведь как бывает. Взяла Кусти на руки и сижу. Митька пришел чайку попить. Я его спрашиваю:

— Митюша, вот ты про карму что-нибудь знаешь?

— Про карму, мам, я не знаю ни-че-го.

— Это очень важная вещь, Митя!

— Если долго рассказывать, то давай потом.

— Нет, Мить, потом может быть поздно.

— Давай…

— Митюша, вот для Кусти ты являешься добрым духом.

— Мам, это тебя Даниил так загрузил?

— Причем тут Даниил? Я тебе про карму рассказываю, не перебивай. Вот у Кусти была определенная карма. Он родился от деревенской кошки и должен был всю свою короткую жизнь провести в голоде и холоде. Но тут явился ты, взял его своими маленькими пухленькими ручонками и принес в дом. И одним движением твоей руки карма Кусти абсолютно изменилась. Он уже не только не деревенский кот, он теперь — любимейшее существо, которому покупают специальный дорогой корм, холят и лелеют. Он может слушать музыку, общаться с людьми.

Митька посмотрел на меня как на сумасшедшую.

— Ты действительно думаешь, мам, что я изменил его судьбу?

— Конечно.

— Если рассуждать твоим методом и допустить существование этой самой кармы, то там наверняка было уже просчитано, что он будет жить именно так, как живет сейчас.

— Но этого не должно было произойти.

— Это и была его карма или… как там?

— Он мог умереть в младенчестве или быть сейчас деревенским котом.

— Ему на роду было написано быть домашним котом, он им стал, вот и все, а я тут ни при чем.

— Может, и так, Митя, может, и так… тогда я опять не понимаю ничего…

— Все хорошо, мам, ты не расстраивайся.

Я подумала: а действительно, чего мне расстраиваться, чего себя терзать? Выше своей головы не прыгнешь, если не дано ума, это не так уж страшно, зато я чувствую тонко. Чему быть, того не миновать, предчувствия не всегда сбываются, все иллюзорно, надо действительно взять себя в руки, надо новые холсты натянуть. Надо не думать больше об этом Гюнтере, ну его к лешему, может, это даже к лучшему: если бы работы у меня были плохие, он бы их не взял.

Мысли полились в другом направлении. Я ясно увидела дяденьку, сидящего на сером крыльце серой избы… щетина на лице… серые глаза… согнутый весь такой… Почему мне тогда показалось, что он старый? Он вовсе не старый, просто заросший и измученный, дорогу спутал… конечно, конечно, это…

Этот дяденька находится в этом Сидпа Бардо, конечно, конечно.

Полюшко именно про это писал в своем тексте. Это явно о том же, прямые аналогии возникают. А почему? Да потому что тетя Дези! Ее рассказ меня очень сильно взволновал, и я… Полюшко всю жизнь слушал разборы Дези пьесы «Пер Гюнт» и знал давнюю историю Дези и Бори. Он написал свою вещь, как он сам говорил, с натуры. Натура внутри. И вдруг меня озарило.

Глава 16 А ларчик… Господи, какой простой ответ…

Поеду, поеду к Дези, мне все понятно.

Опять троллейбус. У меня прямо каждый день по два раза случается теперь поездка в Замоскворечье. Туда-сюда. По-моему, я к девчонкам на этом же троллейбусе ехала. Ну да, вот и эта рекламка у кабины водителя наклеена.

Автобусные экскурсии по Москве:

Университет

Воробьевы горы

Патриаршие пруды

Ваганьковское кладбище

Фирма «Tour buss»

Тел. 411-11-11

Какой странный маршрут предлагает этот «Турбас». В прошлый раз я как-то не обратила внимания… господи, а название фирмы? Я так задумалась, что чуть не проехала остановку.

Дези открыла дверь:

— Входи, входи, деточка. В комнате за столом сидел Полюшко, я села на диван, тетя Дези — на другой стул.