Ни один из друзей дома не рискнул бы заявиться к Николаю раньше четырех-пяти часов вечера – всем было известно, что он работает по ночам и, пока не выспится и не опохмелится, малоуправляем. Поэтому сейчас, в полдень, неожиданных визитеров не предвиделось. Это устраивало человека, который сидел у стола в гостиной, пил стакан за стаканом крепчайший чай, напряженно думал о чем-то, изучая узоры на скатерти, и время от времени перекидывался с хозяином дома короткими фразами. На вид ему было лет сорок пять – пятьдесят: поджарый, русоволосый, хорошо вылепленное волевое лицо чуть-чуть смазывают небольшие усики. Такому в самый раз играть в кино советских разведчиков, над чем его товарищи постоянно подшучивали: мол, внешнее сходство с киногероем – лучшая маскировка.

Однако сейчас и хозяину, и гостю явно было не до шуток. У обоих мрачные, серые лица и покрасневшие глаза – следы волнения и бессонной ночи.

Наконец в дверь позвонили. Николай кинулся открывать.

Вошел майор МВД, средних лет, сутулый и бледный. Человек, сидевший у стола, поднял голову.

– Ну? – быстро спросил он. – Видел Рената?

– Видел. Ничего узнать не удалось, – сказал майор. – Ходят слухи, что убили, но толком никто не знает. Его посадили в правительственный ЗИС и вывезли из Кремля. Дальше следы теряются.

– С шофером говорили?

– Это личный шофер Булганина. Он пока на службе, освободится только поздним вечером, если освободится вообще. Везли генералы Москаленко и Батицкий и два полковника, но эти, само собой, ничего не скажут.

– В самом деле? – усмехнулся уголком рта человек у стола.

– Вы даете санкцию на особые методы, товарищ генерал?

– Даю на любые, хоть кишки из живых вынимайте! Мы должны знать, что с ним. Так и передай Ренату.

– Мы что-то можем? – с надеждой спросил Ситников.

– Трудно сказать, – поморщился тот, кого назвали генералом. – Скорее всего, ничего. Некем взять. Мы же контрразведка, а не ликвидаторы. Сколько раз я говорил, нам нужна своя спецгруппа, – а Лаврентий всегда отвечал: «Пользуйтесь людьми Судоплатова, он в курсе». Вот и воспользовались… Кроме того, он категорически запретил бы нам любые действия. Слишком много риска.

– Вы его послушаете? – тихо спросил майор.

– Не уверен… Совсем не уверен… – ответил генерал и снова замолчал, внимательно разглядывая узоры на скатерти.

Теперь, к полудню 27 июня, первый, организационный этап был пройден. Пришла пора начинать второй, политический – объяснять партии и стране, что, собственно, произошло. Версия, которую они придумали впопыхах – о бериевском заговоре, – конечно, хороша, но недостаточна. Если все строить только на ней, то малейшая утечка информации из МВД или прокуратуры о том, что никакого «заговора Берии» не существует, опрокидывает все. На страну в данной ситуации можно плюнуть и растереть – быдло побухтит и успокоится, – однако партию проигнорировать не удастся. То, что придется собирать пленум, ясно было с самого начала. Но ведь трудно сказать, кого в ЦК больше – сторонников Берии и Маленкова или хрущевцев, – и при неудачном повороте можно очень легко и просто лишиться власти, а затем и свободы, и жизни.

Об этом и шел разговор между Хрущевым и тихим, незаметным человеком типично канцелярской внешности, в очках и с оттопыренными ушами. Однако внешность обманчива. Секретарь ЦК КПСС товарищ Поспелов обладал хорошим интеллектом и, не в пример своему собеседнику, предпочитал сначала думать, а потом действовать. В отличие от многих других, он не задавал вопросов, в ответ на которые неизбежно услышал бы ложь. Причин переворота он не знал, более того, знать их не хотел и даже о них не задумывался. У него имелись в этом деле свои интересы. Создавшееся положение его устраивало, хотя Берия и не был врагом Петра Николаевича, отнюдь, их пути попросту не пересекались. Обижен он был Сталиным, который в 1949 году убрал его из редакторов «Правды» и перевел на пост директора института Маркса – Ленина: как говорили еще со времен Каменева, которого тоже в свое время «задвинули» на этот же пост – отправил в почетную ссылку. В марте 1953 года Поспелова сделали секретарем ЦК, против чего Берия не протестовал по причине полного равнодушия к партийным делам. А вот Хрущеву Поспелов был нужен, а значит, следовало ему помочь, не задаваясь лишними вопросами.

– И что вы намерены теперь предпринимать? – выслушав рассказ Хрущева, спросил Петр Николаевич.

– А как ты думаешь, тебя я для чего позвал? – бросил в ответ раздраженный и усталый первый секретарь.[21] – Чтобы ты придумал, как все объяснить правительству и не сгореть.

– Правительству, Никита Сергеевич, ничего объяснять не надо. Антипартийные сталинские планы еще не успели претвориться в жизнь и глубоко укорениться. И если вы направите движение страны по прежней колее, вернувшись к ленинским нормам управления государством, – ленинским, Никита Сергеевич, не сталинским! – это будет воспринято как нечто абсолютно закономерное. Собирайте Пленум ЦК. А на пленуме заявите, что Берия был врагом партии, хотел партию уничтожить, лишить ее силы и влияния на государственную жизнь, а вы восстановите ленинские нормы, вернув управление государством в партийные руки. Тогда все секретари – ваши.

– Там будут не только секретари, но и министры.

– А их советую вызвать к себе, каждого в отдельности, и поговорить по душам. Не мне вас учить, как это делать. Пообещайте, что в случае разумного поведения никому из них ничего не грозит. С Берией работать было нелегко, наверняка многие имеют к нему претензии, вот на этой струне и сыграйте. Не надо выискивать в его действиях вредительства, пусть просто расскажут, как он их прижимал, унижал, ни во что не ставил. Найдите двух-трех самых обиженных, дайте им слово, и они заведут весь зал. А еще мне недавно сорока на хвосте принесла, будто Берия хотел прижать тяжелую и оборонную промышленность, урезав им финансирование, чем они, естественно, очень недовольны. Вот и пообещайте: партия даст им столько средств, сколько они запросят. Тогда большинство министров тоже будут вашими.

– Ого! Ты представляешь себе их аппетиты? Они сожрут всю страну.

– Чем-то надо жертвовать, Никита Сергеевич. Если вы собрались жертвовать собой – запретить не могу… Вы не о том беспокоитесь. На самом деле я вижу только одну серьезную опасность. Участники пленума могут потребовать предъявить им Берия.

– Ну, это ты загнул! Никогда такого не бывало. Всегда решения об уже арестованных заговорщиках принимали по представлению Политбюро.

– А вы уверены, что Политбюро, как в прежние времена, имеет по этому вопросу единую позицию?

– Никто не возражал, – пожал плечами Хрущев.

– Да – на заседаниях, когда им в спину дышали ваши генералы. А уверены ли вы, Никита Сергеевич, что члены Политбюро довольны вашими действиями? И никто из них не обратится к пленуму с требованием выслушать Берия? И пленум поддержит вас, а не их? Допустим, вы как-нибудь сумеете обуздать Ворошилова и Маленкова. А как вы собираетесь справляться с Молотовым?

Хрущев поднялся, прошелся по кабинету, прижав кулак ко лбу.

– Ох ты, черт! И ведь правда… Так что делать, Петр Николаевич?

– Если Берия жив и члены Политбюро об этом знают, то вы, действительно, попали в трудное положение. Если бы он был мертв, тогда другое дело. В ситуации, когда его смерть – свершившийся факт, у всех у нас общие интересы: сделать все возможное, чтобы не было дестабилизации обстановки в стране. Тогда и Политбюро, и ЦК пойдут за вами, как за наиболее сильной фигурой из оставшихся в строю. Особенно если вы сделаете акцент не на заговорщической роли Берия, а на его антипартийной деятельности – в этой области у нас у всех общие интересы. Главное – это достичь единства внутри Политбюро. И, надеюсь, не надо вам объяснять, что после пленума власть партии должна быть восстановлена в необходимом объеме.