Он огляделся. После падения неба луг перестал существовать. Вокруг пса теперь развернулась большая городская помойка. Среди огромных куч металлического, бумажного и деревянного хлама бродили гигантские механические люди – пес видел таких раньше за городом, на стройке новых небоскребов, – и вот им-то доставалось от летающих машин по первое число! Гиганты разрывались огненными стрелами на куски, теряли руки и ноги, падали, но и сами были ребята не промах. Они отвечали машинам точно таким же отношением: кромсали их белыми длинными мечами-лучами, посылали в них прямо из своих железных рук огненные плевки, а иногда даже возносились в воздух и таранили макушками зарвавшихся летунов.

Пес совсем успокоился. Он немного понаблюдал за битвой, с видимым спокойствием пропустил через себя еще пару огненных разрядов, терпеливо отнесся к тому, что раненый гигант, не глядя, наступил ему на спину, а потом вдобавок на него же и рухнул… Пес уже понял, что чем меньше он будет думать в этой катавасии, тем ему будет лучше. Когда через помойку и, конечно, сквозь него проскакал отряд конных всадников в островерхих шлемах и с длинными пиками в руках, в нем еще шевельнулись остатки удивления и тревоги. Но когда на краю свалки возник городской ландшафт с давешним горящим небоскребом, а за спиной у пса построились в бесконечные ряды и двинулись на город – и опять же сквозь него, пса! – белые скелеты в прогнивших на вид лохмотьях, когда пес все это увидел, он деланно-утомленно прикрыл глаза и пополз вперед, к своему разумному приятелю.

"Он проснется и объяснит мне, куда исчезла вонючая штуковина, – думал он, перебирая лапами по земле. – И почему город находится далеко, а крики людей и выстрелы я слышу совсем близко. И почему скелеты ходят, когда – я сам это видел! – они должны лежать на кладбище, в могилах. И почему среди всадников один был завернут в грязное цветное одеяло, и у него не было пики и шлема… и головы тоже. И почему…"

Он не стал додумывать дальше, потому что вполз внутрь лежащей на земле летающей машины – а внутри нее ничего не было, только полупрозрачное светлое марево – и уткнулся носом в руку знакомца. Пес обнюхал человека: от него исходил терпкий запах крови и острый, неприятный – лекарств. Человек дышал ровно, но дыхание его было напряженным и хриплым. Пес почувствовал, что сон приятеля не очень глубок, и это из-за того, что он очень напряжен. Казалось, что он где-то там, глубоко внутри, или далеко, в мире снов, ведет тяжелую борьбу, пытается одолеть кого-то, разорвать невидимые цепи и выбраться сюда, в этот мир.

Пес взвизгнул и забил хвостом по земле. Он знал, очень хорошо знал, что сейчас происходит с его приятелем. Однажды пса как-то посадили на цепь, и – хотя рядом с ним поставили здоровую миску с жирными щами – он так же рвался, и бился, и грыз толстые стальные кольца, и никого к себе не подпускал весь день и всю ночь. А к рассвету откусил доску с кольцом от собачьей будки и унесся с цепью на шее во влажные просторы приречья…

И ты тоже выберешься, приятель, улыбнулся он человеку. Обязательно выберешься. А я тебе помогу.

Он внимательно оглядел мужчину. Тот лежал грудью на какой-то плоской белой коробке, и вот от нее-то, чувствовал пес, и исходили все несуразные изменения мира. Человек ее включил в ответ на выстрелы, может быть, хотел защититься, но что-то, наверно, напутал. Еще пес чувствовал, что коробка испускает не только видимые несуразности, но и что-то другое. Он прислушался к себе и понял: из нее еще выходит сон. Сон для людей. И такой сильный, что вряд ли, кроме разве других собак, к человеку сможет подойти кто-то еще. Люди просто не добредут до него: уснут и упадут на месте.

Он облизал кровоточащие раны на левой руке и ноге мужчины. Потом строго посмотрел вокруг и прислушался. Крики, команды, рокот моторов, взрывы и стрельба не прекращались. А сквозь пелену марева просматривались движущиеся размытые тени той дикой нелепицы, которая разворачивалась сейчас за пределами их "убежища".

Будем ждать, решил пес, приятель должен скоро проснуться. Он лег рядом с человеком и прижался боком к его вытянутой руке. Через некоторое время его стала одолевать дремота.

Люди и собаки, прикрывая глаза, позволил он себе некоторую философичность, люди и собаки – очень важное мировое сочетание. Друг без друга им плохо. Друг другу они нужны.

И если бы истинно было обратное, я бы здесь не сидел.

– Ну что, доигрались, Гордон?

Командор Пирс включил экран внешнего обзора. Вместо привычного вида на реку, лес, жилые многоэтажки и небоскребы делового центра перед ним развернулось безобразное месиво из самых разных живых картин в натуральную величину.

Городской регион визуально перестал существовать. Вернее, он существовал, но в каком-то урезанном виде, потому что сместился намного севернее и на границе голограммы, где-то у невидимой реки, утыкался стенами высоток в великолепные искристые и величественные ледяные горы.

Пирс вздохнул и посмотрел вниз. Прямо под кораблем раскинулась шикарная городская свалка, над которой летали то инопланетные корабли, то стаи ворон, то вертолеты. Состав летунов зависел от постоянно меняющейся обстановки на земле. Если на свалке бились монголо-татары с русскими князьями, то в небе присутствовали вороны; если кучи мусора уминали ногами роботы, то в воздухе дежурили инопланетяне; если же на помойку приезжала армия человекообезьян на машинах, то к ним спешили полицейские вертолеты. И так далее. Свалка, правда, несколько раз исчезала, сменяясь то лугом, то лесом, то морем, но периодически появлялась вновь. Пирса это почему-то раздражало больше всего: по натуре своей тайный эстет, такого ландшафта под окнами он не терпел. Но здесь уж поделать ничего не мог.

Он перевел взгляд на середину экрана. На месте делового центра, там, где раньше горело здание префектуры, армия скелетов вела упорную осаду средневекового замка. Ожившим мертвецам приходилось довольно туго, но жизнелюбия им было не занимать. От ударов защитников крепости они превращались в кучи костей, но маленькие юркие гоблины в страшноватых инквизиторских балахонах умело и быстро собирали эти кости заново в скелеты, и кладбищенские солдаты снова бросались в бой. "Гоблинов надо смолой поливать, а не мертвяков!" – презрительно оценил боевую смекалку осажденных старый полевой командир Пирс и отвернулся от экрана. Он знал, что через некоторое время замок со скелетами исчезнет и на его месте развернется еще какое-нибудь действо. Похлеще предыдущего.

Полчаса назад, сразу после того, как Гордон доложил ему о провале операции со снайперами и включении генератора, в блок управления одно за другим стали приходить панические сообщения от командиров подразделений:

"Командор! Мои люди потеряли ориентировку в пространстве! Мы оказались на морском берегу! На нас идут… Это римские легионеры, сэр!"

"Катера гибнут, командор, рулевые ни черта не понимают. У нас тут вместо воды песок и пальмы! Снимите запрет на использование автоштурманов с эхолокаторами!"

"Докладывает начальник парка эвакуаторов! Получил сообщение о десяти авариях машин!

Эвакуаторы врезаются в стены домов, сталкиваются друг с другом! Разрешите дать команду о прекращении передвижения по городу!"

"Где эвакуаторы, сэр? У меня в батальоне с десяток обморочных полутрупов! Через нас только что прошла гигантская стая саранчи! Такие фокусы выдержит не каждый!"

Пирс довольно быстро прекратил панику, отдал адекватные сложившейся ситуации приказы, хорошенько ознакомился с новой реальностью за стенами корабля и только потом вызвал к себе Гордона. И вот теперь лейтенант стоял перед ним ни жив ни мертв и был похож на нашкодившего сорванца, пойманного за шкирку.

– Ну? Что скажете? Я говорил вам, что нужно было посылать группу захвата!

– Но, командор…

– Ладно:

Командор Пирс смотрел на сконфуженного лейтенанта без злобы. Он уже вполне освоился в ситуации, где все планы работ срывались, а поставленные задачи решались с непредсказуемыми последствиями. Для него, пса войны, это было, в общем-то, обычное дело. То, что надежно удерживало его теперь от нервного срыва, – сеанс связи с Координационным советом, который состоялся час назад, до операции со стрельбой. Беседа с дряхлыми соратниками все расставила на свои места.