Его волновало только одно: будет ваучер именным, то есть прахом рухнут все его надежды, или же он выступит в роли чека на предъявителя. Все остальное он обещал себе и Рите просчитать после – это было уже не так важно. Артура заботило только одно: именной – или нет.
Первого октября он понял, что судьба дала ему в руки шанс, упустить который глупо… Контролируемый консультантами из США Чубайс и его команда предъявили стране пустой фантик без имени владельца, обещая за него две «Волги»…
И река пошла.
«Ептваюмать, – восхищался президент „Инкомроса“ Лещенко, – это гениально! Но я вот вам что скажу: через год мы или окажемся в заднице, или будем управлять этой страной. Но как это гениально!.. Сколько народу в стране? 148 миллионов! Получи в сберкассе ваучер за двадцать пять рублей и жди „Волги“! Прозрите, слепцы! Эти Чубайсы, Кохи и Васильченки помогают ЕБНу создать будущих руководителей страны, а чтобы и рыбу съесть и сесть куда хочется, они еще и выкачают из тупоголовых будущих миллиардеров три миллиарда семьсот миллионов рублей! – если я, президент банка, считать правильно умею!..»
Лещенко еще никто не видел в таком возбуждении, но Артур уже знал в чем дело. Анатолий Максимович Лещенко, гениальный стратег и любитель саун с голыми девочками, организовал на имя жены крошечное ООО, которое уже приступило к скупке у населения приватизационных чеков.
Стараясь не упускать ситуацию из рук, Артур быстро оценивал текущую ситуацию. Находясь в банке и получая сведения о реальном положении дел на реальном предприятии – руководящие круги текстильного комбината были доступны Рите так же, как Артуру управление банка, – он производил расчеты своих будущих шагов. В 1991 году балансовая стоимость производственных фондов страны была оценена в сумму в один триллион триста миллиардов рублей. Совковая сметка Чубайса позволила ему эту сумму разделить на численность населения России и округлить в большую сторону до 10 тысяч рублей.
«Карамба!» – не выдержал Артур, не чуравшийся грязных ругательств лишь на малопонятном в банке испанском языке. Именно в эту сумму правительство определило долю собственности каждого гражданина. Каждому из олухов – жителей новой трехцветной страны ЕБН с солнцеголовым Чубайсом выдали на руки право пользования госсобственностью, равной половине стоимости «Жигулей». Это как если бы пустить темной ночью в переулок полтораста миллионов инженеров, зная, что их там поджидает парочка отморозков. Чубайсом предполагалось и Ельцину верилось, что на фантики купленные населением акции будут увеличиваться в цене. Это обстоятельство и позволило Чубайсу неосторожно заявить летом 1992 года, что каждый гражданин России сможет получить свою долю собственности, которая к концу года будет равна по стоимости двум автомашинам «Волга».
В сентябре 1992 года Артур впервые рискнул по-крупному. Сказавшись больным, он выпросил у Лещенко три дня отдыха. Предполагалась неделя, но президент заерепенился и сказал, что дело прошлое, что сейчас об этом как-то глупо и неудобно говорить задним числом, но сукой ему, однако, быть, если он врет: ему кажется, что господин Чуев занимается в банке немного не своими прямыми обязанностями. Артур дал задний ход и согласился на три дня. Собственно, хорошо, что так получилось, поскольку теперь ему было известно, что организация им собственного предприятия по приобретению ваучеров не так уж хорошо законспирирована. В первый же день «больничного» он вылетел в Питер. По сведениям, полученным Ритой в директорате комбината, приватизационными аукционами там заведовал некий Томилин.
Риск был велик. Артур прибыл к нему не как частное лицо, а как представитель банка. В противном случае ему бы не удалось оказаться в кабинете, в котором ему предложили кофе. Стоило Томилину поднять трубку телефона и уточнить полномочия представителя «Инкомроса», случилась бы трагедия. Но господин Томилин был настолько запрессован новыми для себя обязанностями, что в разговоры с разодетым с иголочки Чуевым пустился без колебаний.
– Во-первых, построение рыночной экономики, господин Чуев, требует быстрого возникновения класса собственников…
Уже сейчас можно было вставать и уходить, сдерживая радостный крик в душе. Но Артур сидел и слушал. Эти слова, произнесенные руководителем питерских аукционов Томилиным, предопределили всю его будущую жизнь.
– Во-вторых, нигде в мире собственность и капитал не распределяются равномерно…
– Артур… как вас… Просто Артур? Еще кофе? На чем мы остановились? Ага, так вот… При выборе модели приватизации акцент сделан на интересы трудовых коллективов, которые имели преимущественное право на приобретение акций собственных предприятий…
«Браво, Риточка, – подумал Артур. – Кто-кто, а она-то знает, как работать в трудовом коллективе и что с ним делать, с трудовым коллективом-то…»
– Приватизация, Артур, позволит дать четкий ответ на вопрос, какие предприятия и производства востребованы рынком, а какие на нем являются абсолютно лишними.
– Вы хотите сказать, что…
– Вот именно! Останется посмотреть, куда рабочий класс начнет вваливать свои ваучеры-маучеры. То предприятие, которое останется обделенным вниманием публики, не будет представлять для нас никакого интереса.
– Для нас? – это был очень предопределяющий вопрос в тот день.
– Да, для нас, – внимательно глядя в глаза Артуру, сказал Томилин. И тот все понял правильно. – Вы поймите, Артур, приватизация будет способствовать появлению фактически новой российской элиты. Не партийной, Артур! Экономической и…
– Политической?
Томилин, испытывая благодарность, взмахнул руками и присмотрелся к гостю еще более внимательно.
На выходе Артур притормозил и, прощаясь с человеком, который фактически раскрыл перед ним все таинства нового обряда, поинтересовался:
– А что это у вас с головой, господин Томилин?
– Несчастный случай, – привычно, как в десятый раз на приеме у хирурга, ответил тот и потрогал повязку.
– Вы совершенно в этом уверены? Вы уверены, что это несчастный случай, а не последствия, скажем, проведения интересов трудовых коллективов?
Из Питера Артур улетал абсолютно уверенный в том, что величайшая афера человечества берет его к себе в круг организаторов процесса.
Рушилось все и вся – это было видно даже из иллюминатора «Ту». Обвальный рост цен в стране продолжался, лишая ваучер какой-либо реальной стоимости. Уже осенью 1992-го на «жигулевские» десять «штук» (тогда это слово уже было в моде) можно было купить всего лишь один женский костюм фабрики «Северянка». Не зная, что делать со своими ваучерами, потрясывая рогами и помахивая хвостами, стадо в 148 миллионов голов закружилось на месте. И в это стадо стали входить первые, хорошо одетые, не по деревенской моде, пастухи и ловкими, ненавязчивыми похлестываниями бичей разгонять стадо по направлениям. Первые скупщики и брокерские фирмы предлагали за ваучер 7—8 тысяч рублей. Но чем больше появлялось у населения ваучеров, тем ниже становилась их цена. К маю 1993-го она опустилась до отметки 3 тысячи.
– А не вложить ли нам наши два ваучера в какое-нибудь предприятие? – спрашивала Артура Рита, игриво щурясь и раскладывая на огромном «наследственном» столе в Марьине сотни перетянутых резинками пачек приватизационных чеков. Каждая из пачек была высотою в дециметр, и в комнате от скопления этого приватизационного потенциала отчетливо пахло типографской краской. – Ну, так, не для дела, а чтоб поржать?
– «МММ»? «Чара»? «Властелина»? – спросил Артур.
– Ты хочешь меня здесь? – И Рита уже томным взглядом посмотрела на стол.
Ни слова не говоря, он подошел к ней, взял на руки и, почти обнаженную, в одном лишь халатике чуть ниже бедер и белых носочках, положил на стол.
С него посыпались, отзываясь осенним листопадом, сотни, тысячи хрустящих, дарующих им будущее бумажек…
Первые результаты оказались чем-то похожими на впечатления акушера, который готовился принять девочку, а вышло три мальчика. Знакомый Лещенко Вовик Брынцалов, обманувший одним из первых больное население, которое потом собрался лечить, свой первый заводик прикупил за мешок ваучеров. Известный всему миру питерский судостроительный Балтийский завод был продан за 15 тысяч ваучеров, то есть сто пятьдесят миллионов «деревянных» (тогда это слово уже было в ходу). Гостиница «Минск» ушла за двести тысяч ваучеров. Супергигант автомобильный завод имени Лихачева («ЗИЛ» то есть) чуть дороже – за 800 тысяч фантиков. С самым крупным в России Уральским машиностроительным заводом (он же – Уралмаш) поступили и вовсе как с вокзальной шлюхой: продали новым хозяевам за два миллиона рублей. Казалось бы, для шлюхи с Ярославского это многовато, но тут важен правильный расчет. Эти два «лимона» следовало разделить на 100 тысяч рабочих, к тому времени там трудившихся. Так что все по-честному, никто не переплатил: 20 баксов – это как раз цена одной проститутки на Ярославском.
