В августе 1918 г. США отправили с Филиппин в Сибирь под командованием генерал-майора Уильяма С.Грейвса экспедиционный корпус из 7000 человек. Грейвс получил инструкции содействовать восстановлению антигерманского фронта, но воздерживаться от вмешательства во внутренние дела русских. «Определенным и однозначным мнением правительства США является... что военное вмешательство лишь усугубит прискорбный беспорядок в России, а не устранит его; нанесет России вред, а не поможет ей, и нисколько не поспособствует решению нашей основной задачи — победе в войне над Германией. Правительство США не может поэтому принять участие в таковом вмешательстве или изъявить на него свое принципиальное согласие. Военное вмешательство станет, по его мнению, даже если оно и целесообразно с точки зрения достижения нашей ближайшей цели — подготовки нападения на Германию с востока, — способом использования России, а не служения ей. Даже если народ России и получит кратковременные выгоды от такого вмешательства, в долговременной перспективе это не избавит его от текущих трудностей, и он будет вынужден содержать иностранные армии вместо того, чтобы строить и укреплять собственную. Военные действия возможны в России... только с целью помощи чехословакам собрать силы... только с целью поддержки создания русскими самоуправления и самообороны постольку, поскольку и сами они, по-видимому, готовы принять такую помощь»148. Инструкция эта страдала определенной противоречивостью, поскольку само присутствие военных сил США на территории, находящейся под контролем антибольшевистских сил, определяло их место и участие в русской гражданской войне. Грейвс, однако, должен был употреблять все усилия для того, чтобы придерживаться строгого нейтралитета и исполнять роль технического эксперта там, где стороны дрались не на жизнь, а на смерть. В результате и Грейвс, и пославшее его правительство увидели мало благодарности, поскольку большевики считали американцев врагами и интервентами, а белые обвиняли их в симпатии к большевикам. Грейвс, по его собственному признанию, ничего не знал ни о России, ни о Сибири, куда его «засунули»; он представления не имел о том, из-за чего идет гражданская война, и «не имел предубеждений ни против какой российской фракции». Высадившись во Владивостоке, он с изумлением обнаружил, что Британия и Франция стремятся уничтожить большевиков, которых он считал всего-навсего противниками реставрации самодержавия149.
Вплоть до весны 1919 г. американские войска в Сибири несли обычную гарнизонную службу; затем они взяли на себя надзор за Транссибирской железной дорогой на участке от Байкала до моря. Американские эксперты-транспортники, приглашенные еще Временным правительством, взялись по условиям соглашения, подписанного в марте 1919 г., поддерживать железные дороги Сибири в рабочем состоянии «для русских», будь то большевики или антибольшевики. Грейвс публично заявлял о том, что между пассажирами не будет делаться никакого различия (их будут обслуживать «невзирая на лица... и на политику»), так же как и между грузами различного назначения150. Заявление это прозвучало так, будто американцы выказывали готовность перевозить партизан-большевиков и их амуницию, что вызвало изумление Британии и привело в бешенство белых. Как ни клялся Грейвс в своей беспристрастности, неприязнь его к правительству Колчака была очень сильна и основывалась на убеждении, что оно состоит из неисправимых реакционеров и монархистов. К большевикам, встречаться с которыми ему не приходилось, Грейвс относился непредвзято («я никогда не мог определить, кто был большевиком и почему он стал большевиком»151).
Колчак воспринимал свою роль в исключительно военных терминах. Он был убежден, что Россия приведена в переживаемое ею тяжелое состояние вследствие развала армии и поднимется снова только при содействии армии: армия для него была сердце России152. Как он говорил большевистской следственной комиссии после ареста, никаких сложных больших реформ он производить был не намерен, так как смотрел на свою власть как на временную: «Стране нужна во что бы то ни стало победа, и должны быть приложены все усилия, чтобы достичь ее. Никаких решительно политических целей у меня нет; ни с какими партиями я не пойду, не буду стремиться к восстановлению чего-либо старого, а буду стараться создать армию регулярного типа, так как считаю, что только такая армия может одерживать победы»153. Приняв власть, Колчак издал лаконичное воззвание:
«18 ноября 1918 года Всероссийское Временное Правительство распалось.
Совет Министров принял всю полноту власти и передал ее мне — адмиралу Русского Флота, Александру Колчаку.
Приняв Крест этой власти в исключительно трудных условиях гражданской войны и полного расстройства государственной жизни, — объявляю:
Я не пойду ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности. Главной своей целью ставлю создание боеспособной армии, победу над большевизмом и установление законности и правопорядка, дабы народ мог беспрепятственно избрать себе образ правления, который он пожелает, и осуществить великие идеи свободы, ныне провозглашенные по всему миру.
Призываю вас, граждане, к единению, к борьбе с большевизмом, труду и жертвам»154.
28 ноября Колчак признал иностранные долги России и обещал их выплатить155. В другом случае он заявил, что считает себя связанным всеми обязанностями и законами, которые признавало в 1917 г. Временное правительство156. Дальше этого он не пошел. Подобно другим военачальникам белых армий, он полагал, что политические и гражданские манифесты, особенно в такой неспокойной стране, как Россия, создают излишние проблемы при борьбе с большевиками: «только вооруженная сила, только армия, явится спасением; все остальное должно быть подчинено ее интересам и задачам...»157
Верховный правитель Восточной России и Сибири родился в 1873 году в семье военного158. Он также избрал военную карьеру и поступил в Морскую академию. Колчак принимал участие в трех полярных экспедициях, причем выказал незаурядное мужество и заслужил себе прозвище «Колчак-Полярный». Он принимал участие в военных действиях против Японии при Порт-Артуре, в результате получил назначение в Генеральный штаб Флота. В течение Первой мировой войны служил в Балтийском флоте, затем получил повышение и был назначен командующим Черноморского флота. Его задачей была подготовка и проведение морского похода на Константинополь и Проливы, назначенного на следующий год. Летом 1917-го Временное правительство отправило его с заданием в США. Большевистский переворот затруднил возвращение адмирала на родину. Он попытался въехать в Россию через Дальний Восток. В Японии Колчак встретил генерала Нокса, на которого произвел чрезвычайно сильное впечатление: английский генерал считал, что у него «больше мужества, отваги и честного патриотизма, нежели у любого другого русского в Сибири»159. После заключения Брест-Литовского договора, явившегося, по мнению Колчака, началом покорения России Германией, он предложил свои услуги Британской армии. Получив назначение в Месопотамию, он уже направлялся туда, однако английское его начальство переменило планы (по-видимому, под воздействием Нокса) и попросило Колчака вернуться в Восточную Азию. Первые месяцы 1918 г. он провел в Маньчжурии, где ему было поручено обеспечение безопасности Китайской Восточной железной дороги. В октябре 1918 г., направляясь на Дон для соединения с силами Деникина, Колчак проезжал через Омск, где генерал Болдырев предложил ему в Директории пост министра обороны.
У Колчака было много выдающихся качеств: замечательная честность и неподкупность, испытанное мужество, бескорыстный патриотизм. Он да, пожалуй, еще Врангель были самыми достойными руководителями Белого движения. Другой вопрос, имелись ли у него качества, необходимые для руководства кампанией в гражданской войне. Во-первых, он был абсолютно чужд политики: по его собственному признанию, он вырос в военной среде и «мало интересовался политическими проблемами и вопросами». Себя он видел просто как «военного инженера»160. Как он писал в воззвании от 18 ноября, свои новые обязанности он воспринимал как «крест». Жена выслушивала его жалобы об «ужасающем бремени верховной власти» и признания, что «как боевой офицер он не хотел иметь ничего общего с проблемами государственного управления»161. Не имея политического образования, Колчак обращался для объяснения современных ему событий к упрощенной модели заговора: по некоторым сведениям, «Протоколы сионских мудрецов» были его любимым чтением*.
