— Солнце уже высоко, а вас ожидает долгая дорога, чреватая напастями. Но не страшись их, сэр Хольгер. Лесной народ — а Хуги из их рода-племени — знает, как избегать нежелательных встреч.
— Она протянула ему холщовый мешок. — Я собрала тут немного мяса и хлеба и еще кой-чего: уж я-то знаю, как вы о себе заботитесь, благородные паладины, странствующие по белу свету и прославляющие имена своих дам. Разве помыслите вы о том, чтобы припасти что-нибудь на обед? Ах, будь я молодкой, я бы и сама об этом не думала, ибо когда мир цветет, то живот не в счет, только теперь, в мои годы, о чем другом еще и помнить бедной старухе?
— Спасибо, Мать Герда, — смущенно поблагодарил Хольгер.
Он шагнул к выходу, но Хуги неожиданно вцепился в его штанину.
— Ты что? — пробасил он. — Замыслил в лес ехать в одной рубашонке? В чащобе этой найдется немало лихих людей, которые будут рады-радешеньки проткнуть ножичком богатого путника.
Мать Герда ухмыльнулась и заковыляла к двери.
Хольгер распаковал свой тюк; и Хуги помог ему облачиться.
Толстый кафтан, кожаные наколенники. Потом кольчуга — звонкая и тяжелая. Ремни… Этот, кажется, на пояс, за него можно заткнуть стилет. Этот — через плечо, на нем висит меч. Пикейная шапочка, сверху шлем. Золоченые шпоры. Пурпурный плащ… Хольгер никак не мог решить: франтом или идиотом он сейчас выглядит?
— Доброго пути, сэр Хольгер, — напутствовала его Мать Герда, когда он вышел во двор.
Знать бы, как в этих краях принято выражать благодарность!
— Я… помяну тебя в своих молитвах, — промямлил он.
— Помяни, сэр Хольгер, помяни, — со смешком отозвалась старуха и скрылась в хижине. Хуги подтянул штаны.
— Идем, что ли? — буркнул он. — А то слов много, а дела мало. И если кому надо в Фейери, то ему давно пора быть в седле.
Хольгер вскарабкался на Папиллона и усадил карлика впереди.
— Едем туда, — указал тот рукой на восток. — Не будем мешкать, так денька за два-три доберемся до замка Альфрика.
Они тронулись, и вскоре вновь вступили в лес. Хижина старухи скрылась за деревьями. Тропа, возможно звериная, была довольно широкой и достаточно прямой. Шумела листва, распевали птицы, копыта стучали о землю, скрипели подпруги и позванивало железо. Воздух был чист и прозрачен.
Хольгер вспомнил о своей ране: голова не болела, старухины снадобья в самом деле оказались волшебными. Мда… Вся эта история, в которую его угораздило… Сосредоточимся. И порассуждаем. Итак, каким-то неведомым образом он перенесен в другое время, если не в другое пространство. Если это, конечно, не сон. Он находится в мире, в котором имеется по крайней мере одна настоящая ведьма, один натуральный гном и один некто по имени Самиэль — дух или демон, или что-то подобное. Не исключено, что в окружающем его мире это рядовые явления: Что из этого следует?
Рассуждать логично было совсем не просто. Нелепая ситуация, в которой он оказался, навязчивые мысли о доме и легкая паника (не останется ли он здесь навсегда?) — все это заставляло его мысли крутиться в какой-то дьявольской карусели. Перед его взором вставали, как наяву, изящные шпили Копенгагена, заросли вереска на берегу Ютландии, небоскребы Нью-Йорка и золотая дымка над Сан-Франциско, и вереница милых подружек, и миллион мелочей, которые окружали его в повседневной жизни. Ему хотелось кричать, звать на помощь, бежать со всех ног туда, где мирно стоит его дом… Нет, об этом лучше не думать. Не думать об этом! Будем думать о том, как приспособиться к изменившимся обстоятельствам. И если герцог из Фейери — будь это место хоть самой преисподней! — способен ему помочь, едем к герцогу! Хоть какая-то, но надежда. А пока остается благодарить судьбу хотя бы за то, что весь этот кошмарный бред каким-то чудом еще не помутил его разума.
Хольгер оглядел своего проводника.
— Я очень тебе благодарен, — сказал он. — Как я с тобой рассчитаюсь?
— О чем речь, — отвечал Хуги. — Я ведь стараюсь ради ведьмы. Не то, чтобы я был ее слугой. Мы, лесные, только подсобляем ей время от времени; дровишек подкинуть, воды там наносить или еще что по хозяйству. Не задаром, конечно. Слов нет, не шибко я ее, сову старую, праздную, однако пиво у нее хоть куда.
— Мне она показалась… весьма любезной…
— Да уж, язык-то у нее без костей, и стелет она мягче некуда, когда пожелает, — ухмыльнулся Хуги. — Вот так же охмурила она и младого сэра Магнуса, когда его сюда нелегкая занесла. Да ведь она якшается с черным искусством! Ловка она в нем, ловка, хоть и не больно сильна: вызвать пару демонов средней руки, да и те то соврут, то напутают, — вот и все, на что она способна. Помню, — вновь усмехнулся он, — как-то раз один крестьянин из Вестердейла залил ей сала за воротник, так она поклялась, что напустит на его хлеб спорынью. Да то ли он хлеб святой водой окропил, то ли ее ворожба была хилой, только кончилось все тем, что она тужилась-тужилась, кряхтела-кряхтела, да так ничего и не выворожила, разве что хлеба малость помяло градом. Вот господам из Срединного Мира она и спешит угождать, все чает, что ей от них хоть какая милость перепадет, да только до сих пор что-то не видать для нее корысти.
— Что же случилось с сэром Магнусом? — спросил Хольгер.
— Да много чего. А в конце концов его сожрал крокодил.
Потом они долго ехали молча. Хольгер прервал молчание первым и спросил, что представляет собой лесной народ и чем он занимается. Хуги охотно отвечал, что народ его живет в лесах, а леса тут бескрайние, что кормится грибами да орехами, да разной лесной всячиной, и что дружит с малым лесным зверьем кроликами и белками. Что нет у них способностей к магии, как у жителей Фейери, но зато нет и страха перед крестом и железом.
— А до всяких там войн и сражений, что не редкость в этих краях, нам и дела нет, — говорил он. — У нас свои правила, а на небесах и в аду, в Империи и Фейери — свои, как кому больше нравится. И пусть все эти господа друг друга в конце концов хоть перебьют, хоть перетопят, а у нас все как оно есть, так и останется. Чтоб их приподняло и треснуло!
Очевидно, подумал Хольгер, их раса за что-то сильно обижена и на людей, и на жителей Срединного Мира.
— Что-то я не понимаю, — усомнился он. — Если на Мать Герду положиться нельзя, то зачем мы по ее совету едем в Фейери?
— Вот именно, — пожал плечами Хуги. — Правда, я не сказал, что творит она одно только зло. Если нет у нее на тебя обиды, то отчего ж не помочь советом? Глядишь, и облагодетельствует тебя герцог Альфрик, коли развлечется загадкой, какую, сдается мне, ты ему загадаешь. Они там сами про себя наперед ничего сказать не могут. Живут в мерзости и потому в войне на стороне Темного Хаоса стоят.
Эти новые сведения для Хольгера ничего не прояснили. Пока что Фейери была для него единственной надеждой на возвращение, но в равной степени могло оказаться, что его загоняют в ловушку. Хотя зачем кому-то морочить себе голову и вредить неведомому чужестранцу, тем более, что у него ни гроша за душой?
— Хуги, — спросил он. — разве ты будешь рад, если я попаду в переделку?
— Зачем? Ты мне не враг. К тому же я вижу, что ты человек хороший, не то что некоторые, с которыми мне приходилось иметь дело. — Он сплюнул. — Что там у Герды на уме, мне до одного места. Говорю, что знаю, вот и все, мое дело маленькое. Тебе надо в Фейери — пожалуйста, я провожу.
— И чем это для меня кончится, тебе безразлично, так?
— Ага. Меня научили не совать нос в чужие дела.
Карлик явно имел в виду какую-то старую обиду. Сделать из него союзника, подумал Хольгер, будет не так уж сложно.
— По-моему, — сказал он, — в узелке что-то булькает. А у меня пересохло в горле. Остановимся.
Хуги облизнулся. Они развязали подаренный мешок и обнаружили несколько глиняных фляг. Хольгер открыл одну из них и протянул карлику. Хуги опешил. Однако чувство субординации оказалось слабее любви к пиву, и он, махнув рукой, поднял флягу и приложился к ней от всего сердца. Опорожнив ее наполовину, он с трудом оторвался, отрыгнул и протянул пиво Хольгеру.
