Он успел подготовиться к встрече, а я еще - хоть й с открытыми глазами, - по-настоящему я еще спал. Вбежали двое. "Вот он", - сказал вертухай. "Что он - спал?" - спросил корпусной. "Нет, он спал и не спал". Корпусной нехорошо на него посмотрел: диалектическое мышление на иерархию уже не распространялось. 'Так спал или не спал?" "Конечно, не спал, - уверенно сказал мой товарищ, - как можно с открытыми глазами спать? Просто сидел, задумался". Но интуиция этих кадров была тоже немаленькая. Корпусной почуял, что здесь что-то нечисто. И они применили типовой прием номер два или двести два - я не знаю, сколько их было у них в копилке, - видно, много.
Сменили мне вертухая. Пришла женщина.ей дали одну только нашу камеру. Мой вам совет, если вы попадетесь… и в отношении вас будут нарушать социалистическую законность или что-то аналогичное, то старайтесь избежать, чтобы за вами следила женщина. Женщину не обманешь, это безнадежное положение. Она открывала "волчок" так аккуратно, счет на микроны, наверное, шел, но она видела… Чуть-чуть приоткрывает, щель тонкая образуется, она смотрит и видит все… Мужики-охранники ходили в сапогах. Услышишь топот сапог - секунды две в твоем распоряжении, пока он появится. Можно что-то спрятать и так далее. А она ходила в тапочках, рост маленький - до оконца не дотягивалась, скамеечку ставила. Товарищ сказал мне: "Ну поспал - и хватит, теперь спать уже больше нельзя". А я привык спать, мне понравилось спать.
Возникла новая задача. Потом задач было много. Но если говорить по-честному, то, пожалуй, вот эта история впервые очень ярко показала мне, что знание ТРИЗ - это сила. Потом были другие задачи, другие… чуть не сказал - вертухаи. Все было нормально. Все было путем. Обычным. Но сам я твердо убедился в неисчерпаемости сил, потенции, резервов методики изобретательства вот на этом примере. Это было в пятидесятом году.
Так что от чего вести отсчет начала создания ТРИЗ - от 46-го года, от 48-го года, от 50-го года или от последующих лет - я так и не пришел к окончательному заключению. Подумал - расскажу, как оно есть, а вы уже сами определите, когда возникло… когда впервые было сказано "а". Вот такая история…
Мы устроили снова совещание с сокамерником и пришли к выводу, что… - то есть он пришел к выводу - что теперь надо подраться со следователем. Тогда загремишь в карцер, но следователя, по местному этикету, тебе заменят. "А спать дадут?" - спросил я. "В карцере дают спать с 12 часов до 6. Такая роскошь…" "А что надо для того, чтобы подраться," - сказал я.
"Ну, дашь ему в ухо, но не сильно". И вот с таким напутствием я пошел драться. Первая мысль, с которой я пошел, была: чего я с ним буду драться в одиннадцать часов? В холодном карцере сидеть лишнюю ночь. Раз в карцере отбой в 12 часов, туда надо поспеть как раз к отбою. Ну, 12 часов, уже пора принимать решение. Я встал… мне никогда в жизни не приходилось бить человека там по лицу или как… Шли интеллигентские вяканья… Я увидел на маленьком столике рядом с ним графин. У меня появилась сумасшедшая мысль - взять графин и стукнуть его по голове. Он выбежал из-за своего письменного стола навстречу мне, и мы почти одновременно схватились за графин. В это время открылась дверь… ну, графин - он к себе тянул, я к себе… оба растерялись страшно… Открылась дверь, вошел Малюта Скуратов со свитой. Малюта Скуратов - это начальник отделения. Мне о нем много говорили, я его сразу узнал - без грима, в форме полковника-танкиста, ну это так, для порядка… А на самом деле - Малюта Скуратов, правда, без топора. "Что здесь происходит?" Малышев бросил графин, я бросил графин, графин упал на дорожку и не разбился чудом. Вода булькает… В тишине Малюта спрашивает: "Что здесь происходит?" Тот говорит: на допросе находится такой-то, статья такая-то, следователь такой-то. "Ну и что, - спрашивает Малюта Скуратов, - дал ли он признание в своей антисоветской деятельности?" "Нет, он запирается, отказывается сотрудничать со следствием…" - стандартный набор фраз. "А вы что скажете?" - обращается Малюта ко мне. "Я не виноват, я понимаю, что все так говорят, но если бы следователь что-то мог мне предъявить, а он не предъявляет, у него нет никаких доказательств, относящихся к обвинению, и поэтому он нарушает законность, не дает мне ночью спать, старается волевым путем выжать признания". И тут происходит чудо: Малюта Скуратов обращается к этому Малышеву: "Вы что, в самом деле не даете ему спать?" Тот на него смотрит, как… Каждый допрос согласовывался, увязывался, а тут вдруг… "Э-мэ-бэ…" - нечленораздельные звуки издает. "Вызовите конвойных". Конвойные появляются. "Идите спать, - говорит мне ласково Малюта, - вам можно спать всю ночь, спите спокойно, допроса сегодня не будет". Ну и я, благословенный самым главным, спокойно прохожу под взглядом следователя к дверям и пошел. Там уже предупреждены, что мне разрешено спать, открывают, укладывают, постель поправляют, полный сервис. И я сижу две недели после этого со своим сокамерником, и мы не можем понять, почему, что произошло. В карцер не посадили, на допросы не вызывают… Первые двое суток я и днем спал нахально - никто не возражал. Наконец вызывают на допрос. Ведут к кабинету. В кабинете совершенно незнакомый человек. Такой высокого роста, полный, респектабельный, в гражданском костюме, вальяжный человек. "А-а… твою мать, заходи!" Зная их нравы, я понял, что был тепло встречен новым следователем. "Садись, садись сюда! Да не надо на табуретку, сюда садись". Ставит мне кресло. "Ну, теперь расскажи, как ты уел этого Малышева". Я посильно отвечаю на все эти вопросы, и только тут начинаю догадываться о ситуации, о сути. Их начальство решило убрать Малышева как слабака. Но слабак честно конспектирует "Краткий курс…", видимо, вовремя платит взносы… Придраться не к чему. И вот они ему подсунули меня, видимо, зная, что будет скандал так или иначе. Я в Тбилиси устроил московскому инспектору такую… вздрючку, то есть у них была подходящая кандидатура. Малышева этого действительно отстранили, появился у меня новый следователь, который на второй вечер сказал: "Ну, а теперь займемся делом. В чем твоя задача?" Я сказал: "Не знаю". "Твоя задача в том, чтобы как можно быстрее получить свои 15 лет и поехать в лагерь". "Почему я должен быстрее поехать в лагерь со сроком 15 лет?" "Потому что там зачеты," - сказал он. Наврал, зачетов не было в политических лагерях. А разыграли они этого Малышева как следует. Получалось, что Малышев возился целый месяц и ничего не добился, применяя даже незаконные методы, тогда очень четко разделяли: законные-незаконные, разрешенные- неразрешенные… Малышев на меня не нападал, я на него напал, но получилось обратное. А новый за две недели сломал заключенного, тот стал говорить правду, покаялся, и все такое прочее… Он был заинтересован не в раздувании дела, а в сроках, в быстроте завершения. Поэтому они не таскали всех свидетелей, привозить свидетелей из Баку - это возня… Он меня всячески уговаривал, но уговаривал разумными доводами. Я постепенно понял, что выхода назад нет, есть только выход вперед. Надо побыстрее получить 15 лет и ехать на Колыму… На Колыму мне не хотелось, я боялся Колымы по рассказам. Поэтому мы заключили джентльменское соглашение, для этого понадобилось перейти в другой кабинет, не радиофицированный… Я даю "правдивые" показания, следователь со своей стороны обязуется не арестовывать мать, девушку. Он легко пошел на этот договор, объяснив, что ему важно выиграть в сроках. "Тебе повезло, нам надо списывать массу дел, чтобы освободиться…" Ну вот, началась новая жизнь, с новым следователем…
Жизнь разнообразна. В 54-м году приговор отменили… Приговора собственно и не было. Было решение Особого совещания, которое за все мои фокусы, включая методику изобретательства, определило мне 25 лет. А в 54-м году решение Особого совещания было отменено, и меня повезли на новое следствие.
Везли через всю Россию. Воркута, Москва, Ростов, Баку, Тбилиси. Прибыли мы в Баку. Везли на "черном вороне", а по их технологии нужно было не смешивать политических заключенных и уголовников. Был разгар бакинского лета, стояла страшная жара, и в этой машине было, как в автобусе, общее помещение и две маленькие камеры наподобие шкафа, куда втискивали людей.
