Литмир - Электронная Библиотека

Я поспешно освободил для следователя стул и предложил садиться. Он присел у стола и с интересом поворошился в груде книг, сваленных как попало. Одну из них – «Биохимические сдвиги периферической крови при остром инфаркте миокарда» – он даже зачем-то полистал и со вздохом заметил:

– Да-а, сложная у вас работа... – А потом, кивнув на подводное оружие, поинтересовался: —Увлекаетесь?

Я почесал в затылке и признался:

– Было дело. В студенческие годы мотались с ребятами на море. Но теперь, увы...

– А я больше волейболом интересовался, – живо откликнулся Рыбин. – Первый разряд имел. Ну и, конечно, самбо...

– Может быть, кофейку? – предложил я.

Рыбин с сомнением покосился на кухонную дверь и, представив, какой бардак должен там твориться, вежливо отказался.

– Давайте сразу к делу, – предложил он. – К исчезновению Казариной вы, полагаю, вряд ли причастны, поскольку, как удалось выяснить, вы с утра находились в отделении и никуда не отлучались... Казарина покинула больницу около шести часов утра. Медсестра проводила ее до проходной и заказала такси. Охранники утверждают, что Казарина вскоре вышла на улицу и села в подошедшую «Волгу». Было ли это такси – мнения разделились. Один утверждает, что «Волга» была желтого цвета с шашечками, другой настаивает на сером цвете без шашечек. Обычное дело. Суть не в этом. Домой Казарина так и не вернулась. Хотя кто-то там ночью побывал – в квартире все перевернуто... Но это вас, собственно, не должно интересовать. Мы допросили соседей по дому, осмотрели место происшествия – увы, зацепок почти никаких. Поэтому нам важно, что вы можете сообщить – любая мелочь. Что-нибудь необычное, что вы заметили, услышали...

Я медленно развязал галстук и стянул его с шеи. Негласные правила нашей больницы предписывают неукоснительное ношение галстука всеми сотрудниками мужского пола. В жаркое время года это становится настоящим испытанием на прочность и очень дисциплинирует. Но японские ученые всерьез утверждают, что ношение галстука ухудшает кровоснабжение головного мозга и мешает человеку соображать. Сейчас я очень это чувствовал – в голове моей царил полный сумбур.

До сих пор не могу понять, почему я решил умолчать о своей находке. Словно какой-то чертик внутри подзуживал меня: молчи, молчи... Хотя и понимал разумом, что возможны неприятности. Я сбивчиво заговорил о касательном огнестрельном ранении, коме четвертой стадии... Рыбин перебил меня.

– С заключением судмедэксперта мы ознакомимся позже, – пояснил он. – Меня сейчас интересует не медицинская сторона вопроса, а, как бы это сказать, сопутствующий антураж... Что вы увидели на месте происшествия, может быть, какие-то слова раненого, произнесенные в бреду...

– В его состоянии люди не произносят слов, – ответил я. – А на месте происшествия... Ну, что? Было темновато. Соседи, жена... Вот! Когда мы погрузили больного, вместе с нами в машину проникла девушка, назвавшаяся родственницей. Но мне показалось, что она врет, и я выгнал ее. Да, она еще суетилась около Казарина, когда он лежал там, во дворе.

– Не могли бы вы описать внешность этой девушки? – деловито спросил следователь.

– Ну-у, в какой-то степени... – неуверенно сказал я. – Понимаете, у нее была не та внешность, которая бросается в глаза. Невзрачное лицо, неухоженные волосы, куртка – вроде тех, что носили стройотрядовцы, старые джинсы... Она похожа, знаете, на студентку, у которой куча «хвостов» и несчастная любовь в придачу.

– А вы поэт, – чуть-чуть улыбнувшись тонкими губами, заметил Рыбин. – Если бы вы ее увидели, смогли бы узнать?

Я задумался.

– Пожалуй, хотя... Если, допустим, она поменяет одежду... Трудно сказать.

– Ну хорошо, – кивнул Рыбин. – Как я понимаю, больше вы ее не видели? Тогда расскажите, о чем вы беседовали с Казариной.

И опять зловредный чертенок предостерегающе цыкнул на меня изнутри. Я нахмурился и собрался с мыслями.

– Она говорила, что мужа будто бы подсидели по службе. Он очень нервничал последние месяцы и трижды в неделю посещал тренажерный зал. Как будто боролся за место под солнцем изо всех сил. Казарина, как мне показалось, не очень высокого мнения о коллегах мужа. Она предполагает, что это они его и подстрелили.

– Вот как? – удивился Рыбин и попросил: – Владимир Сергеевич, нельзя ли обеспечить какую-нибудь полезную площадь? Мне надо накорябать протокол...

– Ради бога, – спохватившись, сказал я и сбросил часть книг со стола на диван, освобождая место, где можно было бы положить лист бумаги.

Следователь со странным одобрением следил за моими решительными действиями.

– Вы – холостяк, Владимир Сергеевич? – спросил он и, услышав утвердительный ответ, с завистью добавил: – Наверно, чертовски удобно быть холостяком, верно? Не нужно никому объяснять, почему ты снял в комнате носки и когда собираешься вынести мусор... – Видимо, самому ему это приходилось делать довольно часто. – Итак, больше вы ничего не вспомнили? Тогда я пишу – мною, следователем Мосгорпрокуратуры... Ну, и далее по тексту – вы потом прочитаете и, если не возникнет никаких возражений – подпишете «с моих слов записано верно»...

Он принялся писать привычным размашистым и неудобочитаемым почерком, бросив через плечо:

– Сдается мне, бытовухой здесь не обойдется. Погибший числился вторым замом генерального директора фирмы «ИнтерМЭТ», сотрудничавшей с оборонными НИИ, а это уже прерогатива ФСБ... Я это к тому, что лично вас я скорее всего больше беспокоить не буду. Если только сердечко прихватит, – пошутил он. – Вызову вас тогда на «Скорой»...

– Вряд ли вы это сделаете, – вежливо заметил я. – Дело в том, что вызов нашей «Скорой» стоит приличных денег. И телефон у нас не 03. Наш телефон широко известен, но, знаете, в довольно узких кругах...

– Вот оно что! – поднял брови Рыбин. – Ну что ж, будем тогда жить как в песне – «если смерти, то мгновенной...». Прошу ознакомиться и подписать!

Я наскоро пробежал составленный Рыбиным протокол и безо всяких возражений поставил свою закорючку. Мне хотелось поскорее остаться одному. Следователь с удовлетворением поднес бумагу к глазам и, убедившись в полной ее законченности, спрятал в тонкую кожаную папку. Затем он поднялся, еще раз окинул завистливым взглядом беспорядок, царивший в квартире, и подал мне руку. Я пожал ее. Несмотря на то что вид у моего гостя был не слишком внушителен, рукопожатие его оказалось крепким – занятия волейболом не прошли даром.

Перед тем как уйти, Рыбин с любопытством бросил взгляд на окно, за которым виднелся шпиль сталинской высотки, и спросил:

– Давно обосновались на Смоленской?

– Два года, – ответил я. – Обмен с доплатой. Друзья помогли.

– М-да, а я, знаете, в Орехове-Борисове осел, – признался он. – У вас райончик поинтереснее, верно? Седьмой этаж, конечно, но...

Я пожал плечами. Кажется, район проживания был для следователя больным местом. Наверное, среди всего прочего ему приходится объясняться с женой и по этому поводу. Он еще раз пожал мне руку, и мы расстались.

Оставшись один, я решил поскорее разобраться с процессом приготовления пищи. В холодильнике еще имелось некоторое количество продуктов, способных в любую минуту выручить одинокого голодного мужчину в расцвете лет, – яйца, колбаса, банка шпрот и упаковка земляничного экологически чистого йогурта.

Я поставил на плиту тяжелую сковородку и, сбрасывая на ходу пиджак, вернулся в комнату. Брюки, рубашка отправились вслед за пиджаком, и, оставшись в одних трусах, я прошлепал в ванную.

Прежде чем включить душ, я критически осмотрел свое отражение в зеркале. Сегодня, несмотря на бессонную ночь, отражение выглядело не так уж плохо. Темноватые круги под глазами были почти незаметны, а сами глаза смотрели строго и ясно, как у постового с плаката ГАИ. Кожа на лице уже покрылась легким майским загаром. Щеки требовали вмешательства бритвы, и, хотя теперь в моде мужественные, плохо выбритые подбородки, мне придется скоблить свою физиономию, потому что наше руководство чрезвычайно ортодоксально в вопросах моды.

6
{"b":"101118","o":1}