Джеймс был настолько зол, что она почти ощущала напряженность его мышц. В какой-то момент она подумала, что он набросится на Гилберта, но Джеймс проявил невероятное самообладание.

Значит, все будет хорошо. Она вернется в Пендурган. Она поедет домой.

– Утром Верити поедет со мной в Пендурган, – говорил Джеймс, – а вам предлагаю уехать из этой гостиницы сегодня же вечером. Но сначала я должен поговорить с вами наедине. Подождите меня здесь, будьте любезны. Верити, пойдем со мной.

Крепко сжимая ее руку, Джеймс молча повел Верити вниз по ступенькам гостиной, через лабиринт коридоров и лестниц в пивную на первом этаже. Здесь было шумно от разговоров посетителей и звона кружек. Джеймс спросил бармена, есть ли рядом отдельный кабинет. Ему показали дорогу, и он проводил туда Верити. Когда она вошла в пустую комнату, Джеймс за ней не пошел, и Верити повернулась к нему лицом.

Он стоял в дверном проеме так же, как до этого наверху. Он был большой, необузданный, любимый. Несколько мгновений они молча смотрели друг другу в глаза.

– Верити!

Она не поняла, кто из них сделал первый шаг. В следующую секунду они уже сжимали друг друга в объятиях.

Верити положила голову на плечо Джеймса и терлась щекой о шерсть его плаща, сминая свой новый капор, но ничуть об этом не жалея. Они постояли некоторое время обнявшись.

– Верити, – наконец сказал Джеймс, все еще прижимая ее к груди, – я думал, что потерял тебя.

Она покачала головой, и он, кажется, наконец понял, что неудобно обнимать женщину в капоре. Он сделал шаг назад, и руки его задержались у нее на плечах, потом медленно заскользили ниже, пока не коснулись ее пальцев. Он сжал их и посмотрел Верити в глаза. В его взгляде было что-то похожее на желание, хотя Верити не собиралась себя обманывать, придумывая такое.

– Спасибо, что опять спасли меня, милорд, – сказала она. – Вы очень добры. Я не ожидала...

Джеймс остановил ее, прижав палец к ее губам.

– Доброта здесь ни причем, моя дорогая. Это был чистый эгоизм. Твой отъезд привел всех моих домочадцев в жуткое волнение. Особенно в связи с завтрашним праздником. Ты никогда не видела столько ревущих мошенников. Я не... мы не знаем, что будем делать без тебя... Я хотел поговорить с тобой наедине, без Расселла. Я хочу быть уверенным, что ты не чувствуешь, что тебя кто-то из нас принуждает. Спрашиваю тебя в последний раз...– начал поглаживать Верити по щеке тем же пальцем, который прижимал к ее губам. – Ты уверена, ты твердо уверена, что хочешь именно этого? Вернуться в Пендурган?

– Да, конечно, – она.

Верити удивилась, что голос ее звучит нормально, хотя от прикосновений Джеймса сердце ее трепетало, как птичье крыло.

– Я уже сказала, что была там счастлива, довольна. Кроме того, у меня нет ни малейшего желания ехать куда бы то ни было с Гилбертом Расселлом.

– Я тебя понимаю.

– Спасибо, Джеймс. За все.

– Верити!

Он обхватил ее лицо руками, большими пальцами легко проводя по уголкам губ. Потом наклонился и поцеловал...

Это был не страстный поцелуй, а легкий, ласковый и настолько нежный, что вызвал у Верити непреодолимое желание.

Джеймс поднял ей голову, губы его сложились в полуулыбку.

– Извини, – сказал он, – я обещал никогда больше этого не делать. Прости меня.

Он отпустил ее и шагнул назад, оставляя Верити одну со своими желаниями.

– Если ты уверена в своем решении, то я должен попросить у тебя несколько минут для разговора с Расселлом наедине.

– Джеймс, ты не собираешься... бить его?

Он улыбнулся:

– Я хотел. Черт, я хотел убить его! Но в нем есть что-то такое жалкое, что с меня слетела вся воинственность. Нет, я не буду его бить. Мне надо с ним кое о чем поговорить. Позволь мне несколько минут побыть с ним наедине. Может быть, за это время ты найдешь хозяина и договоришься, чтобы весь твой багаж из кареты Расселла перенесли в мою. И спроси, нет ли у него еще одной комнаты, где я мог бы переночевать. Спасибо, моя дорогая.

Джеймс поцеловал Верити руку и направился в сторону лестницы.

Несмотря на то что голова еще кружилась от поцелуя, Верити нашла хозяина и начала договариваться с ним о переносе своих вещей и о второй спальне на ночь.

Она вернулась в отдельный кабинет и заказала чаю. Хотя она обрадовалась, когда Джеймс настаивал на том, чтобы она сама решала свою судьбу, Верити была почти уверена, что они с Гилбертом наверху обсуждали вопросы, непосредственно касающиеся ее жизни. Она не могла себе представить, что Джеймс мог бы разговаривать с Гилбертом о чем-то, не имеющем отношения к ней. Однако она дала слово, что оставит их на некоторое время вдвоем. Но ненадолго.

Джеймс знал, что ему не следовало целовать Верити, но не мог остановить себя, как ни пытался. И не пожалел об этом. Если Расселл пойдет ему навстречу, то Джеймс сделает гораздо больше.

Не думая больше об этом, Джеймс открыл дверь гостиной, где он оставил Расселла, и вошел. Молодой человек занял стул Верити за столом и сидел, опустив голову, в глубоком унынии. Джеймс почти пожалел его, но решил выполнить задуманное.

Когда Джеймс вошел, Расселл взглянул на него, но ничего не сказан. Джеймс снял плащ и положил его на скамью под окном, потом то же самое проделал с перчатками. Он сел за стол напротив Расселла, отодвинул пустую тарелку и взял вилкой с блюда ломтик ветчины.

– Извините меня, Расселл, но я умираю с голоду.

Расселл равнодушно пожал плечами. Джеймс откусил ветчины и продолжил:

– Скажите, что заставило вас за ней приехать? Внезапные угрызения совести через столько месяцев?

Расселл осторожно разглядывал Джеймса.

– Совесть меня давно уже мучила, особенно после того, как я узнал, что продал Верити женоубийце.

– А-а! – Джеймс отрезал толстый ломоть от лежащей на столе буханки хлеба. – Значит, если бы я был грязным кузнецом Уиллом Сайксом, вы бы за ней не вернулись?

– Вернулся бы.

– Почему? Почему именно сейчас? – Джеймс положил толстый ломоть ветчины на хлеб и откусил большой кусок.

Расселл долго не отвечал.

– Мне представилась возможность получить небольшую должность в министерстве внутренних дел. И эта должность мне необходима. Мне нужны деньги, которые там платят. – Гилберт тяжело вздохнул. – Меня спрашивали о жене.

– Понятно. Вы не были готовы заявить, что продали ее за двести фунтов стерлингов.

Расселл нагнул голову и ничего не сказал. Щеки его слегка покраснели.

– Вы рассчитывали привезти Верити в Лондон и регулярно демонстрировать как свою жену.

Расселл все еще молчал.

– Самое странное, – продолжал Джеймс, отрезав еще ветчины, – что Верити никогда не была вашей женой в полном смысле этого слова, не так ли?

Голова Расселла дернулась вверх, глаза расширились, как от страха.

– О чем вы говорите?

– Я думаю, вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Вы никогда не выполняли свои супружеские обязанности.

Лицо Расселла стало темно-красным.

– Откуда вы это взяли?

Джеймс поднял брови и с насмешливым недоумением посмотрел на Гилберта.

– Неужели...

Джеймс пожал плечами и взял яблоко. Он начал разрезать его на части тем же ножом, которым резал ветчину.

– Вы продали ее, Расселл. Что, вы думали, должно было произойти?

Расселл встал так резко, что его стул с грохотом упал на пол. Джеймс задел его за живое. Должно быть, сейчас будет та драка, которая не состоялась в самом начале, хотя Джеймсу нужно было не это.

– Я знал, что с вами она не была в безопасности! – воскликнул Расселл. – Клянусь, я мог бы убить вас!

Джеймс в ответ на его угрозу небрежно махнул ножом.

– Сядьте, Расселл, – сказал он, указывая лезвием на перевернутый стул. – Если вы послушаете меня, то, думаю, поймете, как обернуть создавшееся положение в свою пользу.

– Что? Что вы имеете в виду под «моей пользой»?

– Садитесь, и я вам скажу.

Расселл некоторое время смотрел на Джеймса, потом поднял стул и сел.