На шахтах, как и, например, на металлургических заводах кадровыми рабочими с 10–летним стажем работы по профессии считается не больше 20 процентов списочного состава. Остальные перекати–поле. У них имеются «корочки» на не менее десятка профессий, как правило: шофер, бетонщик–плотник, сварщик, слесарь, такелажник–стропальщик, реже: токарь, фрезеровщик, тракторист–бульдозерист и прочая. Ни одной из своих этих профессий не знают как должно, так как проработали на них не больше года, в подсобниках. Токарь, например, работал только на самом захудалом станке ДИП–200, точил болты, на других станках – не умеет, да и не видел их живыми. В шахте тоже для них одна работа: бери больше, кидай дальше, в подсобниках у опытного шахтера. За год коллектив участка меняется на треть: приходят, устраиваются, работают до получки, запивают дней на несколько, являются за окончательным расчетом, иногда и через месяц, идут устраиваться опять на работу, теперь бульдозеристом, тут же, недалеко от шахты, теперь – на стройку. Таких всегда не меньше четверти. Безработицы за мою 45 летнюю практику не было никогда, начиная с 1955 года.
Бюджет семьи в 99 процентах случаев сосредоточен в руках жен, мужу выдается только на обед по тем временам — рубль и когда захаживают приличные гости, родня, жена мужа посылают за бутылкой. Сигареты покупает мужу жена оптом, сразу на месяц, чтобы не бесился без курева, больше денег муж не видит за исключением того случая, когда несет домой получку. Поэтому они и, настроены пропить, как можно больше, пока ее несут домой, больше в этом месяце так хорошо и свободно погулять не придется. Таким образом, пролетариат не имел никогда не только недвижимости, но и деньги в руках держит не больше двух раз в месяц, по несколько часов.
Большая часть живет в бетонных коробках, где жилой площади на человека приходится не больше 6 — 9 квадратных метра, во всех углах железные кровати, количество детей — простое воспроизводство, население Родины с большой буквы увеличивается за счет Средней Азии. Нынче социологи очень удивляются, что население России катастрофически снижается. Да, оно и раньше в Советском Союзе точно такими же темпами снижалось, просто южные республики восполняли недостаток, а статистики по наущению политбюро очень любили считать в среднем по так называемой Родине. Большинство семей имеет кроме упомянутых кроватей: платяной шкаф, холодильник, телевизор, радиоприемник, обеденный стол с набором стульев, как правило, два кресла, из одного из которых «хозяин» смотрит телевизор, из другого – бабушка, дедушек за редким исключением уже нет, померли «разведчики жизни». Забыл упомянуть еще горку для посуды с иностранным именем сервант. Все, если не подсчитывать велосипед и лыжи на балконе, ковер машинной вязки на стене и половик в прихожей. Стиральные машины даже и без программ стирки имели далеко не все.
Из всего этого контингента выделяется процентов двадцать – двадцать пять, это те, кто проживает в своих частных домах и жители бетонных коробок, имеющие «дачи», состоящие из шести соток земли и избушки на курьих ножках на ней. Это потенциальные собственники и «бизнесмены», как правило, оборотистые люди. Так как купить в магазинах из стройматериалов ничего нельзя, да и бюджет не позволяет, то почти все в «домах» и на «дачах» — ворованное с производства, где трудится глава семьи или его супруга. Если, например, жена трудится изолировщицей трубопроводов, то стены вместо обоев оклеены стеклотканью, даже шторы из нее, несмотря на то, что сама труженица по строгому приказу начальства работает с этим материалом с марлевой повязкой в десяток слоев на устах. Темнота экологическая. У железнодорожника все построено из шпал, вместо матиц — рельсы. У комбайнера свиньи живут в бункере для хлеба, у тракториста воду из колодца качает тракторный топливный насос, а у работника зерносушилки все дорожки устелены транспортерной лентой. В общем, живут люди, чем бог послал.
Девяносто процентов тружеников социализма садит картошку, осенью покупают за бесценок и солят капусту, владельцы «дач» выжимают из своих 6 соток столько сельскохозяйственной продукции, что куда там западным фермерам соревноваться с нашими арендаторами у государства своих неудобиц, проиграют вчистую. Самые хозяйственные почти никогда не покупают водку у государства, они пьют собственный самогон, который зачастую лучше государственной водки из опилок. Единственно, что они ждут от государства, это – курево, и то, некоторые делают на своей «фазенде» маленькую грядочку самосада. Поэтому им можно не платить заработную плату годами. Они съездят в деревню к родственникам и привезут сала, картошка с капустой своя, на хлеб и сахар денег надо самый минимум. При перебоях в магазинах с сахаром самогонку гонят из карамели или сахарного драже местной кондитерской фабрики, они дешевые, чуть дороже сахара. Так что не достать их ни с какой стороны. На работу хоть и ходят, но работают так, что лучше бы не работали совсем, только переводят материалы. Клей мебельный украдут и пропьют, а шпон на мебельной фабрике клеят водой – высох, отстал. С цементом тоже так, раствор держится только на глине, которую специально плохо отмыли от песка.
Хуже всех шахтерам и металлургам, украсть почти – что нечего, не потащишь же домой угля в карманах или балку двутавровую. Зато и здесь можно кое–чем поживиться, по мелочи. Зайдите в любой дом, где живет шахтер, белье его жена обязательно сушит на полихлорвиниловом шахтном телефонном кабеле вместо бельевой веревки, в погребе, у ворот, во всех кладовках и чуланах висят взрывобезопасные шахтные светильники, а самогонку здесь очишают только активированным углем из шахтного самоспасателя–противогаза. У любого хозяйственного мужика находится по пять–шесть электродвигателей, которых с октябрьской революции ни разу в продаже не было, тут и циркулярка, и точило, и насос в бане, у особо технически смышленых попадаются и овощерезки, и запарники кормов и черт знает что еще. Все украдено с производства, а сконструировано и выполнено самим умельцем. Есть даже совершеннейшие автоматические самогонные аппараты, которым позавидовали бы и на московском водочном заводе «Кристалл». Разумеется, что из–за какого–нибудь конденсатора для подключения трехфазного электродвигателя к однофазному, домашнему напряжению приходится раскурочить какой–нибудь аппарат на работе ценою в миллион. Ну и что, в магазинах же таких конденсаторов не продают, а если сейчас и продают, то дорого. Да, в гробу они видели и царя, и правительство, и ЦК КПСС, и чуть — ли не раз в пятилетку меняющиеся конституции, и новых демократов, они же олигархи. Они же живут точно так же как вышеупомянутые сайгаки, на подножном корму, а владельцы земли только снимают с них шкуру.
По долгу службы я много посещал рабочие семьи. Книг я там почти не видел, если не считать стопки детских учебников и пять–шесть книжек совершенно невообразимой комплектации. Например, «Блеск и нищета куртизанок», украденная в библиотеке, соседствует с «Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии», подаренной мужу по успешному окончанию курса сварщиков. Газеты выписывали все. Во–первых, «Советский спорт», которая почти вся прочитывалась, во–вторых, местечковая газетенка с телевизионной программой, которая всегда читалась с конца, с местных сплетен и происшествий, но никогда взгляд в нее не доходил до первой страницы, и особенно, до передовой статьи. Это газеты, так сказать, по личному выбору, за ними идет обязательная газета типа «Правды», без подписки на которую не подпишут и первые две. Эта газета сразу и без развертывания отправлялась либо на растопку печи, либо на обертку шахтерского сухого пайка — «тормозка». Ею же оклеивали стены под обоями. А в политбюро старички сидели и радовались: как тираж–то возрос. Вырастет, если я сам лично, под роспись у парторга шахты, всех прогульщиков заставлял подписаться на «Правду» под страхом лишения премии. Действовало, когда премия была больше стоимости подписки.
Разумеется, не весь пролетариат таков, как изложено. На моих глазах вырастали забойщики до главных механиков и директоров шахт. Они, каторжно работая под землей, умудрились закончить заочные институты и быстро продвинуться по служебной лестнице. Но таких выходцев из пролетариата не больше чем космонавтов, а их сегодня хоть и далеко за сотню, но процент–то от общего рабочего класса страны исчезающе мал, где–то в районе 0.002 процента или одна пятисоттысячная от армии городских люмпенов.
