Т. Смит (1604): «Но здесь каждый подданный может опасаться, что ему отрежут язык, если он будет все высказывать, отрежут уши, если он будет все слышать, и, наконец, он будет лишен жизни, если во что–либо уверовав, вздумает выступить на защиту своих убеждений». Иногда думаю, что лучше с отрезанным языком и без ушей жить на воле, чем в сталинских лагерях с ушами и языком.
М. Алпатов: «Среди судебных дел при Алексее Михайловиче (второй Романов, отец Петра) большое место занимают случаи непочтительного отношения простых людей к царю и его близким. По законам того времени, подобные преступления жестоко карались». Сразу эту фразу и не осмыслишь. Поэтому объясняю. Представьте себе весь уголовный кодекс, десятки, если не сотни видов преступлений. Теперь обратите внимание на то, что все эти преступления, положенные на чашку весов, еле–еле перетягивают всего одно преступление, а именно — «непочтительное отношение простых людей к царю и его близким».
А. Мейерберг (1661): «…по царскому запрещению, никому из московитян нельзя заносить ногу за пределы отечества, ни дома заниматься науками. От того, не имея никаких сведений о других народах и странах мира, они предпочитают свое отечество всем странам на свете, ставят самих себя выше всех народов, а силе и величию своего царя, по предосудительному мнению, дают первенство перед могуществом и значением каких бы то ни было королей и императоров. Ни один народ в свете не скрывает своих дел тщательнее московского. Ни один столько недоверчив к другим и ни один не получил привычки так великолепно лгать о своем могуществе и богатстве». Попробуй скажи открыто, что ты в действительности об этом думаешь, я вот пишу и боюсь. Благо, что стар.
Я. Рейтенфельс (1670 – 1673): «Дабы открыто явить себя ревностными хранителями стародавних обычаев, русские не допускают всех, без разбора, чужестранцев во внутрь страны, а тех, кои допущены и кои начнут говорить об изменении существующего порядка, тех они выслушивают не благосклонно, не выезжают, наконец, за пределы отечества, с целью попутешествовать. Мало того: говоря об иностранных делах, они обыкновенно упорно твердят: хорошо это у них делается, да только не по нашему обычаю. Ибо они легковерно ласкают себя льстивым убеждением, что кроме Московии нигде ничего хорошего не делается и что людям хорошо только у них». Да и сегодня спроси в деревне, где еще нет электричества, а их полно еще по России, что тебе надобно для счастья? Ответят, что, «есть сало с салом и спать на свежей соломе».
С. Главинич (1661): «Вот, когда царь Московский дозволит своим свободно осматривать везде другие европейские страны, тогда, может быть, войдет в них и здравое учение с иноземными нравами. Но это запрещено под смертною казнью без получения на то в точных словах разрешения. «Да куда, да зачем, да надолго ли?» А без того выезд нравственно не возможен для жителей внутренней Московии, так все выходы заграждены».
Надо ли все это комментировать? Тут и без комментариев все ясно. Тут расписаны все без исключения отделы КГБ, даже их «войска». Я специально привел столь много цитат совершенно разных авторов и из разных стран, чтобы кто–нибудь из моих будущих критиков не мог сказать, что я привел какое–то частное, «неверное» мнение какого–то «одного недоброжелателя» России.
Рабы рабов царя
Хлебников: «Приучить общество к постоянному труду – вот цель крепостного права». «Русское обличье говорит о рабской неволе, тяготах и малодушии. «Волосы они чаще стригут, нежели расчесывают». Расписание поклонов. «Чванство, самомнение и произвол». «Льют себе пушки наподобие тех, которые захватили у пленных лет за тридцать назад». «…чтобы они не имели ни способности, ни бодрости решиться на какое–либо нововведение». О верности слову. «…с первого взгляда поймут и сработают». «…девицы вступают в брак на десятом году возраста, юноши на двенадцатом или пятнадцатом году». «они не только не преподают им никаких правил пристойного образа жизни, но, напротив, считают нужным учить их, в банях и в постелях, многому такому, что должно быть окутано глубочайшим мраком». «…четыре раза продать их на совершенно законном основании». «…деревни и города, в целую милю длины, совершенно пустые, народ весь разбежался…»
Вот теперь можно переходить и к описанию словами иностранцев «простого русского народа». Вам не будет, может быть, так обидно при чтении, ведь вы уже прочитали изложенное выше? А начну я, все–таки с русской цитаты, господина Н. Хлебникова, покойного (1840 –1880): «Изучая нашу древнюю историю, я удивлялся не тому, что у нас явилось крепостное право, но тому, что оно образовалось так поздно. Можно думать, что в некоторые эпохи эта тяжелая опека, которая называется крепостным правом, решительно необходима для того, чтобы приучить народ к труду и образовать богатое и образованное сословие, которое так необходимо для государства. Приучить общество к постоянному труду – вот цель крепостного права. В нашей истории, как известно, факт прикрепления совершился дважды, и второе прикрепление совершилось при Екатерине II, в 1783 году. В обоих случаях причиной была та же необходимость заставить трудиться бродячее народонаселение. Итак, личный интерес Бориса здесь совпадал с экономическими потребностями общества (первое, как считает Хлебников, приобщение к рабству)».
Хорошо, что сей историк так мало прожил, поживи еще он, не такое бы сообразил. Второй этап укрепления рабства, которое Хлебников ласково называет «прикреплением», может быть, присоветовал Екатерине «Великой» в своих письмах великий правозащитник Вольтер, с которым она для отвода «всемирных глаз», регулярно переписывалась? Нет, он умер в 1778 году, а рабство она «укрепила» в 1783 году, через пять лет после его смерти. Причем, не просто так, сдуру, а по «решительной необходимости», «для того, чтобы приучить народ к труду и образовать богатое и образованное общество». «Образованное общество», которое потом будет ездить гулять на Елисейские поля, рассуждать об их революциях, и писать книжки про заграничную «красивую» любовь, одновременно проедая добытые рабским трудом своих «прикрепленных» крестьян деньги. Но мы–то с вами уже знаем, что рабство русских было вечным. Оно только все время «укреплялось», в том числе и в последние два раза. Прежде чем предоставить слово иностранцам, напомню, чтобы вы взглянули на первую часть стихотворения Кольцова еще раз, где русскому мужику не охота, ни косить, не молотить. Даже марксисты–ленинцы, которые, в конечном счете, вновь, после 1861 года, перешли на рабский труд в России, писали, что рабский труд малоэффективен, а потому, дескать, и перешли к капиталистическому труду. А тут какой–то Хлебников в самом конце 19 века, когда уже самому Ленину было 10 лет от роду, пишет о «решительной необходимости» рабства. В общем, смотри выше.
Теперь предоставим слово иностранцам. А. Контарини (1476): «Московитяне, как мужчины, так и женщины, вообще красивы собою, но весьма грубы и невежественны». Ю. Крижанич (1650): «Русское обличье не отличается ни красотой, ни ловкостью, ни свободой, а скорее говорит смотрящим людям о рабской неволе, тяготах и малодушии». С первой до второй характеристики прошло 174 года, 7 поколений сознательной и производительной жизни (25 лет).
А. Мейербер (1662): «Вседневная одежда москвитян, даже и знатных, не расстроит очень состояния». Я. Рейтенфельс (1670 – 73): «Волоса у них по большей части, русые или рыжие, и они чаще стригут их, нежели расчесывают, большая часть их смотрит исподлобья и дико».
Р. Барберини (1565): «Благодарят они таким образом: если один обещает что–нибудь на словах, то другой, сняв шапку, пренизко ему кланяется, опуская руку книзу; если требуется большей благодарности, в таком случае, достает он рукою даже до земли. А еще для большего подобострастия или, показывая как умеет он ценить обещаемую милость, касается земли обеими руками. Если же, притом, один из них сановник и оказывает какую–нибудь милость или покровительство, или тому подобное, другому, который меньше его званием, тогда сей последний становится на колени и, обеими руками касаясь пола, бьет челом оземь. У них уже так принято, что чем сильнее бьют головой оземь, тем соблюдается более церемонии или чинности». Т. Смит (1604 – 1605): «…чванство, самомнение и произвол составляют присущие свойства каждого русского, занимающего более или менее почетную должность».
