– Да, произошла очень странная вещь. Эвелин разозлилась и сказала, что видела меня и все знает. Думая, что она имеет в виду пожар или как я резала вторую тунику, я все рассказала, но это еще больше озадачило ее. Тогда она спросила меня, зачем я сегодня ходила на парапет. Будто это имело какое-то значение.

– Сегодня? Сегодня днем? – переспросил Пэн. – Ты была на парапете?

– Да. Я хотела побыть одна и подумать… Мне было плохо от осознания всего, что я натворила, и становилось еще хуже, когда я видела, что ты действительно полюбил Эвелин.

Пэн с бешено бьющимся сердцем смотрел на нее. Она… видела… что он… Не-ет, он не любит свою жену!

Привязанность небольшая – да, возможно, но любовь… Сглотнув, он потерянно посмотрел на окно. Перед мысленным взором пронеслись мириады воспоминаний: Эвелин без умолку болтает, сидя с ним на лошади… стоит на поляне, перепачканная перепелиными яйцами, на которые он случайно толкнул ее… злобным голосом говорит, что, естественно, ему больше по нраву жесткая земля, чем оказаться с ней в постели – иначе он спал бы в палатке… ее радостный смех, когда она обыгрывала его в шахматы… важный взгляд, с которым твердила, что Самсон – очень-очень умный поросенок… как твердо отрицала боль, несмотря на ссадину от упавшего камня… наполненные страстью глаза, когда он занимался с ней любовью… она отчаянно хватается за простыню, будто хочет прикрыть свою наготу…

Да, он готов был признать. Он любит ее. Любит. Вплоть до мельчайшей частички. Эвелин такая добрая, слишком стеснительная, чересчур уступчивая… идеальная. Для него. И он ее любит… Черт возьми, когда он успел?!

– Я думала, кроме меня, на парапете никого не будет, – продолжила Диаманда, отвлекая Пэна от мыслей о любви к его жене. – Я уже собиралась подняться, но вдруг увидела тетю Хелен – она в спешке спускалась. Тогда я спряталась под лестницей, подождала, пока она пройдет, и только после этого поднялась. Вот… Иду по парапету и вдруг слышу голоса. Я посмотрела вниз и увидела, как Дэвид помогает Эвелин встать. Она, должно быть, упала или еще что-то. – Диаманда с улыбкой покачала головой. – Понимаешь, как бы сильно мне ни нравилась Эвелин, она и вправду неуклюжая. Это ее падение сквозь пол просто убило меня: ужас, я так испугалась… а она до сих пор отказывается признать свою незадачливость.

Ладно, не важно. В общем, она заметила меня. Когда мы разговаривали, Эвелин очень злилась вначале, а потом ее взгляд почему-то стал таким загадочным, потерянным, после того как я объяснила, зачем поднималась на парапет. – Диаманда встала. – Пэн, пожалуйста, я уеду, если хочешь. Эвелин, конечно, сказала, что в этом нет необходимости, ничего страшного не произошло, но…

– Нет-нет, – возразил Пэн. – Не надо никуда уезжать.

Девочка облегченно выдохнула:

– О, спасибо тебе!

Пэн удивленно моргнул, когда Диаманда вдруг наклонилась и поцеловала его в щеку. Затем она направилась к двери.

– Диаманда, – позвал он. Девочка оглянулась.

– А где Эвелин?

– Она зачем-то на парапет пошла, хотя сейчас, возможно, уже вернулась. Тетя Хелен разыскивала ее здесь, а когда я сказала, где Эвелин, она пошла за ней. Думаю, сейчас они должны вместе вернуться. Я спущусь и сообщу, что ты очнулся. Эвелин очень обрадуется. Ты не представляешь, как она волновалась. Она любит тебя так же сильно, как и ты ее.

С этими словами девочка вышла и тихо закрыла за собой дверь. Пэн смотрел ей вслед, чувствуя, что сердце сейчас выпрыгнет из груди по нескольким причинам: первая – до него только что дошло, что он любит свою жену; вторая – Диаманда считает, что это взаимное чувство; третья… Эвелин сейчас может быть в опасности.

Он быстро начал думать, мысленно складывать мозаику. Так, он считал жену неуклюжей из-за всех этих бед, что сваливались на нее, но некоторые, похоже, не были случайными. Пожар в палатке – не пожар, тонуть она даже не собиралась… Что еще ему показалось? Снова размышляя над падением со второго этажа, Пэн пришел к выходу, что Эвелин не могла не заметить дыру в полу. Но это лишь его рассуждения – ее он никогда не спрашивал.

Дверь спальни открылась, на пороге стояла Рунильда. Пэн взглянул на нее, и она лучезарно улыбнулась, видя, что он проснулся.

– Леди Эвелин будет счастлива узнать, что с вами все в порядке. Она очень волновалась.

– Подожди, – быстро сказал Пэн, когда горничная собралась уходить. – Подойди сюда, – приказал он, не желая, чтобы кто-то из коридора подслушал. Рунильда закрыла за дверь и подошла к его постели.

– Да, милорд?

– Эвелин когда-нибудь говорила с тобой о случившемся в первый день? Ну, как она упала в дыру.

– Нет… милорд, – помедлив, ответила Рунильда. Пэн нахмурился, и она добавила:

– Хотя, когда леди Эвелин только очнулась, она сказала что-то про удар, из-за которого и сорвалась.

– Про удар? – Пэн резко выпрямился. – Ты можешь точно вспомнить ее слова?

Горничная призадумалась, затем сказала:

– «Меня кто-то толкнул, и я упала».

– Интересно. А почему я только сейчас об этом узнаю? – спросил он изумленно.

– Ну… потому что она была наверху одна. Кто мог ей навредить? Леди Хелен предположила, что Эвелин все это почудилось, пока она была без сознания, – извиняющимся тоном пояснила Рунильда.

– Леди Хелен? Точно?

Он вспомнил, как Диаманда говорила, что спряталась, увидев тетю, торопливо спускавшуюся по лестнице. Это значило, что та была на стене в момент, когда упал камень и чуть не раздавил его жену. Получается, леди Хелен пыталась убить Эвелин? Но зачем? И почему именно сейчас? Столь серьезных нападений не было до того, как они приехали в Рамсфелд. Хотя, возможно, он чего-то и не знает…

Быстро припомнив все происшествия от Стротона до поездки в Джервилл, Пэн остановился, внезапно вспомнив одно странное событие, о котором совсем забыл: мертвая лиса рядом с лагерем, затем кусок крольчатины и следы того, что кого-то стошнило в лесу, прямо за их палаткой. В тот момент он думал о логике, но если сейчас сложить все детали… выходит, что мясо было отравлено, и лиса, съев немного, умерла.

– Эвелин выбрасывала кроличью ножку в траву в первый день нашей поездки? – спросил Пэн, удивив Рунильду таким неожиданным выпадом после долгого молчания.

– Не знаю. Хм… может быть. Мне лишь известно, что леди Хелен передала Эвелин это мясо через Диаманду. – Она неопределенно пожала плечами. – Понятия не имею, ела она или нет, но ее мог беспокоить желудок после того, как вы ее прокатили вокруг лагеря на своей лошади. Так что она вполне могла выбросить эту ножку, чтобы ей вдруг не стало плохо или…

Или, подумал Пэн, ее действительно стошнило. Таким образом, проехав столько, лежа поперек седла, она спаслась от отравления – желудок выбросил еду вместе с ядом… додумав мысль до конца, Пэн вскочил.

– Милорд, вы куда? Вам же нельзя вставать! – воскликнула Рунильда.

– На стену. Эвелин в опасности.

– Добрый день, леди Хелен, – тихо поздоровалась Эвелин.

Когда она повернулась, женщина замерла, и в ее глазах отразилась ненависть, повергнувшая Эвелин в ужас. Однако через секунду выражение лица вновь стало таким же, как всегда – улыбчивым, приветливым. Но Эвелин заметила страшный взгляд и не могла уже притворяться, будто ничего не произошло. Леди Хелен медленно двинулась вперед.

– Здравствуй, дорогая. Я так и знала, что ты здесь, и пришла предупредить тебя: не нужно вот так перевешиваться через край, как ты сделала минуту назад. Может произойти несчастье.

– Да, – согласилась Эвелин, отступая назад вдоль стены. – Мне, похоже, везет на них.

– Ты и вправду редкостная неудачница, – пробормотала леди Хелен, продолжая наступать.

– Но… почему? – спросила Эвелин, не пытаясь разыгрывать заблуждение. В первое мгновение встречи, увидев лицо леди Хелен, она поняла, кто виновен во всех происшествиях. Только не могла понять причину – вряд ли из-за Диаманды, питавшей нежные чувства к Пэну.

Леди Хелен остановилась, покачивая головой. Эвелин видела, что женщина осознает свои действия, но думает, как поступить. Наконец, вздохнув, она сделала новый шаг вперед.