Обследовав первую половину и не обнаружив ничего интересного, я шагнул за сталактитовый занавес. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, где священник оборудовал свой тайник. В известковой естественной нише он устроил что-то похожее на дощатый стеллаж, полки которого в настоящее время украшали только гнилые мешки и три пустых, наспех сколоченных ящика. Это был удар ниже пояса. Несколько минут я тупо разглядывал черные доски с недавними следами пребывания человека.

Ну что, господин Гончаров, получил?

Получил, Константин Иванович, но какая же сволочь обошла меня на кривой?

Я так думаю, та самая, что хотела закопать тебя в старом крюковском сортире, а недавно замкнула дверь ризницы.

Неужели бандюги завладели старинным церковным серебром?

По всей видимости, так.

Что же теперь делать?

Странный вопрос. Я бы на твоем месте поторопился найти выход, а уж потом решал, что делать. Да и кушать очень хочется.

Несолоно хлебавши, в самых расстроенных чувствах я покинул пещеру и двинулся дальше по широкому теперь проходу. Наверное, через него кладограбители и проникли вовнутрь сокровищницы. Впрочем, это легко проверить. Встав на колени, я осветил ровный теперь пол и был буквально поражен. Следов чьих бы то ни было ног мне обнаружить не удалось, и это было страшнее, чем пропавшее добро. С трудом поборов охвативший меня озноб, я ускоренным шагом продолжил свой путь и через несколько десятков метров почувствовал ночную прохладу. Продравшись через цепкий, намертво сплетенный кустарник, я с удивлением обнаружил, что очутился неподалеку от того места, где несколько дней назад предавался созерцанию спящей реки в отблесках затухающего солнца. До машины было рукой подать, и потому уже через полчаса я подъехал к дому. Оставив без внимания каверзные Милкины вопросы, я молча принял душ, дополз до кровати и, рухнув на нее, тотчас уснул.

Полковник посчитал своим долгом рано утром, перед тем как уйти на работу, меня разбудить, чтобы задать совершенно дурацкий вопрос.

– Ну как твои успехи? – спросил он, стягивая с нас одеяло. – Ты давно дома?

– Он давно дома, – вместо меня злобно ответила жена. – А у тебя точно не все дома. Какого черта ты будишь нас ни свет ни заря!

– Это не твоего ума дело, – правильно ответил тесть. – Костя, задания на сегодняшний день для меня есть?

– Есть, – не разжимая век, ответил я.

– Говори какие?

– Оставить меня в покое. Все остальное несущественно. Расскажу вечером.

Обиженно засопев, он вернул нам одеяло и, бормоча ругательства, удалился.

Утренний сон особенно сладок, но досыпать мне не пришлось, потому что через несколько минут на кухне муторно запищал будильник, оставленный подлой ефимовской рукой.

– Костя, выключи его, – закапризничала сонная Милка.

– Вот иди и выключи, – зарываясь глубже в подушку, упорно не желая просыпаться, посоветовал я. – Мне он не мешает.

– Зато ты мне мешаешь! – объявила супруга и артистично выпихнула меня из постели. – Раз в жизни тебя как человека попросила!

Ударившись локтем о пол, я вскрикнул от боли, окончательно проснулся и, основательно выругавшись, перешел к водным процедурам, после чего быстро оделся и, игнорируя завтрак, отправился к Мамедовым, надеясь в столь ранний час застать его дома.

Двери мне, как и вчера, открыла Тамара. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: ночь она провела бессонную.

– Привет, Тамара, – фамильярно, как со старой знакомой, поздоровался я. – Как жизнь молодая? А Илюша-то дома?

– Дома, – как-то странно ответила она. – Проходите в комнату.

Илья Мамедов, накрывшись легкой простынкой, скрестив на груди руки, безмятежно спал посередине комнаты, и все было бы ничего, но прилег он в гробу, и, похоже, надолго. У его изголовья перед занавешенным зеркалом сидели две старухи и, откусывая конфетки, набирались сил для предстоящего воя. Кроме них, меня и Тамары, в доме не было никого. Виновника торжества уже успели обрядить в новый костюм, и такая оперативность показалась мне чрезмерной и странной. Всего-то десять часов утра, а на нем уже новый костюм, добротный гроб и заказные плакальщицы. А ведь еще вчера в обед к этому не было никаких предпосылок.

– Как это случилось? – тихо и скорбно спросил я измученную Тамару.

– Я не знаю, – облизав пересохшие губы, так же тихо ответила она. – Когда я после обеда пришла на работу, он уже лежал на столе.

– На каком столе? – всерьез боясь за ее рассудок, ошарашенно спросил я. – Что вы такое говорите? Я вас не понимаю. Как он попал к вам на работу?

– Привезли, – в свою очередь удивляясь моей непонятливости, с досадой пояснила Тамара. – У нас только один холодильник работает, а он забит трупами под потолок.

– Вы работаете в морге? – наконец понимая, в чем дело, с трудом сдержал я улыбку.

– Да, я медицинская сестра. Он прибыл к нам как неустановленная личность, но я-то сразу его узнала и хлопнулась в обморок.

– Где его подобрали?

– Его тело вчера рано утром обнаружили отдыхающие профилактория «Ласточка». Илья висел на дубовом суку. Они сразу же вызвали милицию, а те, узнав, в чем дело, в свою очередь потребовали труповозку. Вот так он и оказался в морге. Когда врачи узнали, что он мой брат, то немедленно его вскрыли и дали осторожное заключение, что это суицид, потому что следов насилия, кроме поломанных пальцев, на теле Ильи не обнаружено. Правда, они не могли объяснить причину исковерканной кисти, и я склонна думать, что это никакой не суицид, а убийство или принуждение к убийству. Совсем недавно к нам поступал какой-то банкир, и у него точно так же, как и у Ильи, были сломаны пальцы. Я думаю, что это работа одних и тех же преступников. Но меня никто не слушает, да оно и понятно: зачем нагружать себя лишними делами, когда можно легко и просто все свалить на самоубийство.

– Вы кого-нибудь подозреваете?

– А кого я могу подозревать, если он в свои дела меня не допускал?

– Но вы, может быть, знаете его друзей, тех, с кем он преимущественно проводил свое время, у кого бывал, с кем в основном разговаривал по телефону.

– Нет, ничего такого я не знаю, а по телефону он разговаривал намеками.

– Когда вы привезли тело домой?

– Сегодня утром, часа два тому назад. Привезли его прямо в гробу, спасибо, мне на работе выделили. Привезли, а тут такое творится…

– Что именно?

– Дверь не заперта, все кругом перевернуто, из шифоньера выкинуты вещи…

– Что-нибудь пропало?

– Не знаю, до того ли мне сейчас. Но кажется, все цело, ничего не взяли.

– В милицию заявляли?

– Господи, ну о чем вы говорите! Только милиции мне сейчас не хватает.

– Когда состоятся похороны?

– Завтра в двенадцать. Вы придете?

– Да, только не подходите ко мне. Вроде как мы с вами незнакомы. Хочу понаблюдать издали за поведением тех, кто явится на кладбище. Наверняка среди них будут друзья Ильи. А сейчас, если вам не нужна моя помощь, то я бы хотел уйти.

– Да, конечно, идите, мои коллеги уже помогают мне в достаточной мере.

Что же получается? – садясь в машину, задал я себе риторический вопрос. А получается, что с каждым днем дело запутывается все больше и больше. Четкая версия полковника о том, что Голубева убили грабители, теперь выглядит несостоятельной. Но кто же тогда? Кто замучил старую учительницу, кто повесил Голубева и Мамедова? И наконец, кто дважды чуть было не похоронил меня заживо? Нет, дорогой мой Гончаров, на сей раз вам придется признать свое полное поражение, потому что в этой тьме вопросов нет даже лучика надежды за что-то зацепиться. Ограбление и цепь следующих за ним преступлений как будто специально противоречат друг другу. А тут еще странное убийство Кондратова. Кто мог это сделать, если врачи отвергают секундное воскрешение охранника Демина? А может, было какое-то третье лицо? Вероятнее всего, было, но и этот вариант не дает мне ключей к пониманию происходящего. Ладно, посмотрим, что нам принесет день завтрашний.