"Как ты это делаешь? - удивлялся во мне хирург-экспериментатор. - Там гладкая мускулатура, которой нельзя управлять. Это все равно, что пытаться взглядом двигать стакан с водой..."
- Нэ ухоодыть! Постойтэ так... Хочу подвыыгать стаакан...
Мы долго бегали под дождем, периодически падая на мокрый песок, а когда собрались идти обратно, наступила ночь.
- Н-надо с-спешить! - Занервничал я.
Мы принялись искать одежду и, обшарив все близлежащие заросли тростника, нашли мою большую серую майку с надписью Adidas на спине и один ее туфель. Все остальное исчезло вместе с очками, без которых я ничего не видел. Драматизм и комизм ситуации были настолько очевидны, насколько нелепы, что я принялся хохотать, забыв о подружке.
Разорвав майку на две части, я протянул ей больший кусок. Она легко справилась со своим обрывком, умело завязав его на талии. Я посмотрел и, оставшись довольным осмотром, сказал:
- I'm afraid we're lost.
- We'd better ask for directions? - ответила она.
- I'll ask it at the next Police Station. Go ahead, Darell! - я впервые назвал ее именем, которое останется с ней навсегда, на всю жизнь, и протянул руку.
- Груудкы, - виновато сказала она, потянув пальцами за твердые соски.
- По мне, в таком виде ты можешь показаться на трибуне мавзолея, улыбнулся я. - С-странно, но ты не к-кажешься голой. Идем.
- Менье надо подмыть...
- Не дури, Д-даррел! П-похоже, ты и впрямь собралась в Кремль. Боюсь, гигиенические процедуры и макияж тебе понадобятся не с-скоро...
- Гдээ забрать дэньги в обратную дорогу? - Не унималась она.
Она начинала нервничать. Я подошел к ней и поцеловал.
- В этой жуткой экстремаловке, чужестранка, т-ты вела себя п-просто п-потрясающе... как настоящая леди... What do I do make you want me. Steady, Honey. You're well done. Don't worry. Worse things happen. We will find our way...
Когда мы, наконец, вышли к пляжу, было совсем темно.
- It's pitch-dark! Moreover there is not a living soul! - подытожил я.
- Выыжу свэт горыыт там! - сказала она и взяла меня за руку.
Через несколько минут мы подошли к домику спасателей, сквозь тонкие стенки которого доносилось негромкое пение. Взобравшись по лестнице и приоткрыв дверь, я увидел в полумраке за столом трех молодых грузин, не похожих на сексуальных вегетарианцев... Приблизившись, я разглядел большую пятилитровую бутыль с вином.
- Гамарджоба! - сказал я близоруко щурясь. - П-простите, что в-вторгаюсь. - Я мучительно подбирал слова, стараясь скрыть волнение, понимая, что чужестранка без лифчика, с обрывком майки на бедрах может вызвать у них такие сексуальные желания, с которыми они не захотят или не смогут совладать.
- Я в-врач из Тбилиси, - начал я. - Б-борис Коневский, п-профессор К-коневский из института х-хирургии. Может быть, к-кто-то из вас с-слышал или ч-читал в г-газетах...
Грузины с укоризной разглядывали меня и молчали.
"Трое здоровых мужиков. Она, конечно, не умрет, если они станут насиловать ее, но может остаться инвалидом... и еще психологический стресс.". Я пересчитывал варианты, чтобы знать, что нас ждет и как далеко я могу зайти в переговорах. Я понимал: захоти они изнасиловать чужестранку, мне не остановить их.
- Я здесь отдыхаю с женой и детьми. - Я прислушался к себе и, решив, что пока не сделал ошибок, продолжал. - П-пока мы п-плавали, украли нашу одежду, мои очки, сумки с документами и деньгами. Очень расчитываю на ваше понимание и помощь, джентельмены, - я замолчал, ожидая реакции.
- А где жена, доктор? - Глухой голос, без привычного грузинского акцента, навел на меня тоску.
"Кто этот сукин сын, что так хорошо говорит по-русски? - подумал я, близоруко вглядываясь в лица людей за столом. - Тусклый, глухой и невыразительный голос человека, который не остановится ни перед чем..."
- Садитесь, батоно доктор, - сказал толстый, горбоносый парень с длинными светлыми волосами, падающими на глаза, и уступил стул.
- Спасибо! Моя жена там за дверью...
- Я приведу ее, - сказал тот со светлыми волосами, что уступил место.
- Н-н-нет! Я с-сам! - И бросился к двери, но тут же вернулся обратно: Она н-н-не может! Она голая! П-почти с-совсем! - я с трудом выкрикивал слова, размахивая рукми и вглядываясь в их лица.
- Омари! - глухой тусклый голос был совершенно спокоен. -Приведи ее!
Из-за стола встал тот, кого звали Омаром: тощий, as lean as a rake, и высокий, не смотря на сутулую спину, с рыжими, как у Сталина, усами под носом и темными волосами.
- Я сам, - сказал я и вышел за дверь.
- Я здээс, Боорыс! - раздирающий душу акцент родил во мне отчаянно щемящюю жалость к этой прекрасной молодой женщине, которая не подозревает, что может с ней приключиться сейчас... и со мной.
- Хоолодно. Мэнье скоро надо домой. Заамэрзаю совсэм.
- Пойдем. Стой за спиной и молчи... А что делать с грудками?
Она прикрыла груди ладонями, совершенно расплющив их.
- Нет! Так еще хуже. Опусти руки, Даррел. Выпрями спину, пусть торчат. Покажи, что не трусишь... - Я перестал заикаться от страха.
Молодые мужики, видимо, таращились на чужеземку. Я не видел их лиц без очков, только слышал, как сделалось прерывистым и шумным их дыхание. Похоть клубилась и густела пропионатом тестостерона, заполнявшим на глазах дощатую комнатку. Чужестранка тоже почувствовала опасность, но гораздо острее и сильнее, потому что лицо ее окаменело, побелело, присыпанное мукой, и она, забыв обо всем, вышла из-за спины и, странно бледная, с зажатым в пальцах обрывком майки, вытянулась, замерев в странно вызывающей позе...
- Тоже мне, Зоя Космодемьянская! - сквозь жуткий страх сумел улыбнуться я, не понимая, что она в ступоре...
Грузины заговорили разом, размахивая руками. Парень с бородой подошел к ней, положил руку на голую грудку, и я почувствовал, что воздух желаний можно резать ножом...
- Не хватало, чтобы и она начала возбуждаться, - мелькнуло в голове, и мне отчаянно захотел обнять ее и, идя напролом, защитить, но я понимал, что сейчас этого лучше не делать.
- Поцелуй меня, девушка! - тот же густой хриплый голос без акцента. Парень с бородой неотрывно смотрел ей в лицо.
Чужестранка не двинулась с места, продолжая глядеть мимо парня.
- Господи! - сказал вслух я. - Да она в ступоре! В шоке! Она просто не понимает и не видит, что здесь происходит...
Я почувствовал, как парни с интересом уставились на меня, на миг позабыв о латышке...
- Вы не станете насиловать ее! - сказал я. - Вам тогда придется нас убить... Обоих... Вам этого не простят... Вас найдут...
- Заткнись профессорхуев! - сказал тот, что с бородой, хорошо говоривший по-русски и ударил кулаком в лицо.
Я отлетел к стене, чувствуя как распухает нос, занимая все лицо. Во рту стало солено и горячо от крови, но боли и страха уже не было... Я сел на пол и, вытянув руку, попытался нащупать опору, чтобы встать. В это время новый удар, большой, тяжелый, черный и горячий, как редкие валуны в жаркий полдень на потинском пляже, вновь опрокинул меня и погнал по вымощенной необтесанным булыжником дороге... Дорога круто уходила вниз, под гору, мне с трудом удавалось удерживать набиравшую скорость машину, которая неуклюже подпрыгивала, раскачиваясь и странно дребезжа...
Потом я увидел глухую стену, сложенную из такого же булыжника, перегородившую дорогу, но слишком поздно... и врезался в нее на всем ходу... Вокруг гудело, будто я сидел слишком близко к настраиваемому органу. Гул вытеснил дорогу, по которой я только что ехал в чужой машине, море и даже небо. Он обволакивал меня, качая, защищая и вознося... Я понял, что могу положиться на него и мне уже не причинят вреда и боли.
Было хорошо и удобно, лишь немного тревожно, словно сидишь глубокой ночью за письменным столом над очередной статьей, в которой есть странно волнующие, необычные данные, не согласующиеся с представлениями традиционной хирургии, и их надо поглубже запрятать в текст, чтоб статью опубликовали... Гул затихал...
