- Где ты валялась, дорогуша, т-так долго? Опять ловила колобуса? Спросил я и приготовился к отражению атаки.
Она не обратила внимания на мои слова и склонилась к наркозной карте вместе с Дали. Я часто говорил ей про колобуса. Она не понимала, но никогда не спрашивала, что это такое.
- Продолжайтэ, маальчыкы! - заявила Даррел через минуту. - Все нээ так очэнь плохо, каак мнэ сказаалы в тэлэфон.
Дав несколько коротких команд анестезиологам, она не смогла отказать себе в удовольствии лягнуть меня при публике:
- Ты, Рыжэнкый, до сых пор и нэ поньял, что нэ анэстэзыолог и не можэш командовать своым дэвкам, как и что положить в вэну. Опэрируй! Анэстэзыологы здэсь нэ за того, чтоб выслушывает твоы упрексы и вытырает пот на лыцо илы поправляет лаампы над столом... Ты всех втравыл в этот экспрымэнт с Полом! Знаешь, что творыт за двээрь?
Это было уже слишком. Я набрал воздуха, чтобы заорать и выставить ее, как вдруг Дали, тонко чувствующая напряженность момента, заявила:
- Гомеостаз нормализуется!
Красный свет операционных ламп стал густеть на глазах...
Мы копошились почти час. В условиях искусственного кровообращения, обеспечиваемого газонокосилкой, пустое, без крови, сердце работало довольно прилично, но как только я просил уменьшить производительность наса, давление падало, и никакими медикаментами его не удавалось поддержать.
- У нас есть еще полчаса, чтобы имплантировать желудочек, окончательно с-справиться с кровотечением и отключить г-газонокосилку... Неужто Зяма опять заставит меня шить аорту советскими нитками, - негромко ворчал я, пережимая сосуд.
Операционная сестра вскрыла упаковку и протянула мне импортные иглы:
- Японские. Зяма только что принес...
Я быстро наложил анастомоз, вшив в аорту самый большой сосудистый протез и негромко позвал:
- Горелик! Взгляните, ч-чертов критик!
- Блеск, БД! Доктор Шамвей не сделал бы лучше!
- Т-теперь - входную м-магистраль, - сказал я.
- Может быть, вы пришьете протез к ране сердца или вставите магистраль прямо в раневой канал? - Осторожно начал Горелик. - Все равно этот участок миокарда сокращаться не будет.
Мои руки на мгновение остановились, но тут же продолжили подшивание протеза и, чтобы убедить себя в правильности действий я сказал:
- Не помыкайте, Горелик! Если вам трудно грызть гранит хирургической науки, попробуйте хоть пососать его! -- По операционной прокатился смешок.
Теперь предстояло пройти круглым ножом-кольцом через анастомоз и вырезать кусок ткани сердца на верхушке, чтобы пустить кровоток по магистрали. Процедура прошла гладко и быстро, и я не забыл поблагодарить Господа за хорошую ассистенцию. Минута ушла на подключение желудочка.
- Запускаем желудочек! - громко сказал я. - Пульсация проходит в асинхронном режиме, без кардиограммы. Управление - по первой производной левого желудочка. Как только выйдем на режим, производительность газонокосилки снижаем. Все остальные команды по управлению стиральными машинами дают Горелик и Зураб. С Богом!
В экспериментах на животных с такой производительностью и так эффективно желудочек никогда прежде не работал. Он обеспечивал не только максимальную разгрузку ослабленного сердца, но поддерживал нормальное артериальное давление.
- Тромбо-геморрагический синдром преодолен, кровотечение прекратилось, - сказала Дали, сунув мне под нос последний анализ коагулограммы. - Мочи - больше литра!
- Только не перебдите, Далинька! - взмолился я. - Если после ваших с-стараний полетят тромбы в желудочек и мозги, я п-предпочту привычное кровотечение... Пусть п-поставят "When You're Smiling", - попросил я и тут же услышал занудливый голос Зураба:
- Мембрана в желудочке стала залипать. Нет притока. Затромбировалась входная магистраль. - Голос вколачивал меня в пол операционной, потому что и я, и Зураб, и все остальные понимали, что Дали перебдела и у Пола вместо кровотечения начал превалировать тромботический компонент, еще более страшный, чем геморрагия... И опять этот страшный бледно-розовый цвет операционных ламп.
- Стоп! Нэ суэтыытэс, малчыкы! Гэматокрыт слышком высокый. Сдэлаэм Пола болшэ жыдкым. Это снызыт тромбообразованье, - сказала Даррел и поглядела на анестезисток.
- Только учти, подружка,.. - попытался встрять я.
Я нэ коончыла! - Нервно продолжала она. - Строго дозыруйтэ мэдикамэнты, Далы!
Любимый голос сеял надежду.
- Выходная магистраль затромбирована. Тромбы в кровяной камере желудочка. - Противный голос Зураба возвращал меня в жуткую реальность: необходимость замены затромбированного искусственного желудочка.
Я вдруг увидел, как прилично работавшее сердце остановилось на мгновенье и стало фибриллировать. Все начиналось сначала: требовалась кардиореанимация и смена искусственного желудочка...
- П-пожалуйста, выключите м-магнитофон! - попросил я. - Зураб! Прибавьте п-производительность газонокосилки. Лед в перикард и начинайте качать кардиоплегический раствор.
- На столе лежат два стерильных желудочка, но их производительность ниже, чем у затромбированного, - сказал очередную гадость Зураб и с мольбой посмотрел на меня. Он обожал Пола, подражая ему во всем, даже в манере носить усы и, как тот, никогда не надевал галстук, даже если бы ему грозила церемония вручение Нобелевской премии..
Я отсоединил затромбировавшуюся соковыжималку и, не взглянув на нее, принялся отмывать магистрали от тромбов. Это всегда была мучительно долгая процедура, которая никогда не давала гарантий... Однако Господь в тот день не оставлял меня ни на минуту. Я поменял желудочек и уже готов был дать команду включить привод, как вновь заныл Зураб:
- Производительность этого желудочка ниже реальных потребностей Пола в кровотоке. При нагрузке он не даст нужного объема циркуляции.
- Зураб! З-заткнитесь! Про таких, как вы Мерфи говорил: "Всегда н-найдется человек, который знает, что ппроисходит на самом деле. Его-то и надо уволить!". Не думайте, что вы здесь единственный, к-кто любит его, ворчал я, продолжая работать. - П-постарайтесь понять, что с этим м-маленьким желудочком он не станет играть в футбол... даже с вами. Он будет лежать и после того, как его сердечный выброс придет в норму...
- Как с гомеостазом, Дали? - повернулся я к анестезиологу. - О'кей. Отключайте кардиоплегию. У меня все готово. П-пускайте привод. Частота сокращений не больше 60 в минуту. С-согревайте!
Желудочек работал вовсю. Сердце начало мощно фибриллировать. Густой, ярко-алый свет был разлит по операционной...
- Дефибриллятор! Все от с-стола! Минимальный разряд в триста вольт! Нет! Стойте! Я сам, - сказал я и прикоснулся пальцем к миокарду, и понял, что мы свое дело сделали: сердце сейчас запустится без дефибриллятора и будет прилично работать. Остальное сделает искусственный желудочек. Включайте магнитофон! Сколько времени мы ковырялись, Дали?
- Час, семнадцать с момента кожного разреза. В Хьюстоне меньше, чем за два не управились бы! - Дали цвела розовым цветом.
Отключайте г-газонокосилку!
Я понаблюдал пару минут, как работает сердце, и скомандовал:
- Баста! Зашиваемся. Всем спасибо. Д-дарелл! Обнимемся дома... П-постараюсь поймать тебе колобуса вечером.
Через двое суток Пола перевели на вспомогательную легочную вентиляцию. Он не приходил в сознание, хотя гемодинамика была просто потрясающей для человека, пробывшего больше часа в состоянии клинической смерти вне госпитальных стен. Самописцы прилежно продолжали мониторинг с помощью катетеров, электродов и датчиков, навешанных на него, и я подумал автоматически, что этого материала хватит на несколько диссертаций.
Желудочек работал третьи сутки. Я ни разу за это время не был дома, не принимал душ, не брился и от меня пахло, как от Гиви. Большинство лабораторной публики делало то же самое. Они все забыли про наступившую свободу и новую власть, обещавшую каждому грузину по паре девок, по большому бесплатному пирогу каждый день и по такой же большой бутылке вина, и проводили все время в операционной, откуда не стали забирать Пола, переложив его на функциональную кровать.
