Литмир - Электронная Библиотека
A
A

“Адель… Миссис Мёрфи выбежала из задней двери своего дома. На ней была зелёная ночная рубашка… очень тонкая. Она была босиком. Я ещё подумала, как она странно выглядит босиком. Джо был прямо позади неё. У него был в руке этот проклятый малайский крисс. Это было ужасно, ужасно! Я видела его лицо… лунный свет. Он выглядел так, как обычно выглядит в ярости. В гневе он ужасен!”

Эти слова, слова Сары… Фурлоу почти видел сверкнувший зигзаг лезвия в руке Джо Мёрфи, ужасающий, дрожащий, раскачивающийся предмет в чередующихся полосках света и тени. Джо потребовалось всего десять шагов, чтобы настичь свою жену. Сара сосчитала удары.

“Я стояла у окна и считала каждый раз, когда он наносил удар. Не знаю зачем. Я только считала. Семь раз. Семь раз”.

Адель рухнула на бетон, её волосы разметались неровным пятном, которое позднее зафиксировали камеры. Её ноги конвульсивно дёрнулись, затем выпрямились и застыли.

Все это время жена доктора как изваяние стояла у окна на втором этаже, зажав рот рукой.

“Я не могла пошевелиться. Я не могла произнести ни звука. Я только смотрела на него”.

Тонкая правая рука Мёрфи взметнулась вверх, и он с силой метнул нож в землю; затем не торопясь обошёл тело жены, стараясь не наступать в расплывающуюся красную лужу. Вскоре он скрылся в тени деревьев, там, где подъездная аллея выходила на улицу. Сара услышала, как заработал мотор автомобиля. Зажглись фары. Машина проехала по хрустящему гравию, и звук мотора постепенно затих. Только после этого Сара поняла, что может пошевелиться. Она вызвала скорую помощь.

– Энди?

Голос вернул Фурлоу к действительности. “Рут?” – мелькнуло в его голове. Он обернулся.

Она стояла с левой стороны машины, стройная женщина в чёрном шёлковом костюме, плотно облегающем фигуру. Её рыжие волосы, обычно распущенные, были собраны в тугой пучок на затылке. Волосы были стянуты туго, и Фурлоу попытался забыть длинные пряди волос её матери на грязном бетоне автострады.

Зелёные глаза Рут смотрели на него с выражением болезненного ожидания. Она была похожа на испуганного эльфа.

Фурлоу открыл переднюю дверцу и вылез на влажную землю обочины.

– Я не слышал твоей машины, – сказал он.

– Я живу сейчас у Сары. Я прошла пешком. Поэтому так запоздала.

Было видно, что она говорит, с трудом сдерживая слезы, и он подумал о бессмысленности их разговора.

– Рут… черт побери! Я не знаю, что сказать.

Бессознательным движением он бросился к ней и обнял её Он почувствовал, как напряглись её мускулы.

– Не знаю, что сказать.

Она высвободилась из его объятий.

– Тогда… ничего не говори. Все так или иначе уже сказано. – Она подняла глаза и посмотрела ему в лицо. – Ты все ещё носишь свои специальные очки?

– Да черт с ними, с очками. Почему ты не стала говорить со мной по телефону? Мне что, в больнице дали номер Сары? – Он вспомнил её слова: живу у неё. Что это могло означать?

– Отец сказал… – Она закусила нижнюю губу, замотала головой. – Энди, о Энди, он сумасшедший, а они собираются разделаться с ним… – Она посмотрела ему в глаза, её ресницы были мокры от слез. – Энди, я не знаю, что должна сейчас чувствовать по отношению к нему. Я не знаю…

Он снова обнял её. На этот раз сна не сопротивлялась. И тихо заплакала, уткнувшись ему в плечо. Она плакала, дав волю накопившемуся.

– Забери меня отсюда! – прошептала она.

“Что она говорит? – спросил Фурлоу. – Она уже давно не Рут Мёрфи. Она – миссис Невилл Хадсон”. Ему захотелось оттолкнуть её, начать задавать ей вопросы. Но ведь он – на службе. Как психиатр, он не мог поступить подобным образом. С вопросами можно подождать. Она жена другого. Черт! Черт! Что происходит? Сражение. Он вспомнил об их ссоре в ту ночь, когда он сказал ей о стипендии, которую ему обещали за научную работу при университете. Она не хотела, чтобы он согласился, не хотела разлучаться с ним на год. В её понимании Денвер был так далеко.

“Но ведь это только на год”. – Сейчас он слышал свой собственный голос, произносящий эти слова. – “Тебя гораздо больше беспокоит твоя чёртова карьера, чем я!” – Её волосы взъерошились от ярости.

Они расстались на этой сердитой ноте. Его письма уходили в пустоту – ответа не было. Её “не было дома”, когда он звонил по телефону. И он понял, что его тоже можно вывести из себя. Но что же произошло на самом деле?

Она снова произнесла:

– Не знаю, как теперь относиться к нему?

– Что я могу сделать для тебя? – Больше он ничего не мог сказать.

Она отстранилась от него.

– Энтони Бонделли, адвокат. Мы наняли его… Он хочет поговорить с тобой. Я… я сказала ему о твоём заключении об… отце – о времени, когда произошёл его психический срыв.

Её лицо сморщилось.

– О, Энди, зачем ты уехал. Ты был нужен мне. Был нужен нам.

– Рут… твой отец не принял бы от меня никакой помощи.

– Я знаю… он ненавидел тебя… из-за того… что ты сказал. Но он нуждался в тебе.

– Никто не слушает меня, Рут. Он сейчас слишком важный человек для…

– Бонделли считает, что ты можешь помочь с оправданием. Он просил меня встретиться с тобой, чтобы… – Она пожала плечами, достала из кармана носовой платок, вытерла щеки.

“Вот оно что, – подумал Фурлоу. – Она ищет подходы ко мне, пытается купить мою помощь.”

Он отвернулся, чтобы скрыть гнев и боль. Он точно ослеп, потом начал различать предметы (довольно медленно, как ему показалось), и его взгляд задержался на каком-то неуловимом, темноватом движении над кроной деревьев небольшой рощицы. Как будто рой мошкары, но вроде бы и нет. Очки. Где его очки? В машине! Мошки поднялись вверх и растаяли в небе. Их исчезновение сопровождалось странным ощущением, как будто кто-то дёрнул струну внутри него.

– Так ты поможешь? – спросила Рут.

“Было ли это то же самое, что я видел тогда у окна Мёрфи? – спросил себя Фурлоу. – Что это такое?”

Рут приблизилась на шаг, напряжённо вглядываясь в его профиль:

– Бонделли думает, что из-за наших отношений ты станешь колебаться.

“Проклятый, умоляющий тон её голоса!”. Его мозг, наконец, уловил смысл вопроса.

– Хорошо, я сделаю всё, что могу – ответил он.

– Этот человек в тюрьме, он только внешняя оболочка, – сказала она. Её голос был тихим, бесцветным.

Он взглянул на неё, отмечая, как черты её лица застывают по мере того, как она говорит.

– Он не мой отец. Он только похож на моего отца. Мой отец умер. Он уже давно умер. Мы просто не понимали этого… Вот и все.

“Господи! Какая она жалкая!”

– Я сделаю всё, что могу, – произнёс он, – но…

– Я знаю, что надежды не так уж много, – сказала она. – Я знаю, что они чувствуют – люди. Мою мать убил тот человек.

– Люди должны понять, что он не в своём уме, – заметил Фурлоу, помимо своей воли сбиваясь на наставительный тон. – Они замечают это по тому, как он говорит, по его поступкам. Сумасшествие, к сожалению, передаётся окружающим. Оно порождает ответную реакцию. Сумасшедший является для общества раздражителем, который оно хочет устранить. Он заставляет людей задавать себе вопросы, на которые они не могут ответить.

– Нам не нужно сейчас говорить о нем, – сказала она. – Не здесь. – И посмотрела на рощицу. – Но я Должна поговорить о нем. Или я сойду с ума.

– Это вполне понятно, – произнёс он успокаивающим тоном. – В ответ на то беспокойство, которое он причинил обществу, общество отвечает… Проклятие! Слова иногда так глупы!

– Я понимаю, – сказала она. – Я тоже могу делать клинические обобщения. Если моего… если этого человека в тюрьме признают сумасшедшим и отправят в лечебницу, люди будут вынуждены задавать себе очень неприятные вопросы.

– Может ли человек казаться нормальным, когда он на самом деле помешанный? – спросил Фурлоу. – Может ли человек, который считает себя нормальным, быть сумасшедшим? Могу ли я быть настолько не в порядке, чтобы совершить такой же поступок, как тот человек?

– Я сейчас все время плачу, – произнесла Рут. Она взглянула на Фурлоу и отвернулась. – Очень трудно побороть боль утраты. – Она глубоко вздохнула. – Ничего не помогает, хоть я давно работаю сестрой в психиатрическом отделении. Как странно… будто два разных человека уживаются во мне.

10
{"b":"10072","o":1}