– Я подпишу, – ответил Пауль.

Стилгар взял другую папку.

– По последним сообщениям командиров полевых частей, в Иксианском секторе возобновилась агитация за конституцию. – Старый фримен поглядел на Чани, та пожала плечами.

Ирулан, сидевшая закрыв глаза ладонями в мнемоническом трансе, открыла глаза и внимательно посмотрела на Пауля.

– Иксианская конфедерация обещает покорность, но их послы оспаривают размер имперского налога, который…

– Они хотят ограничить волю Императора рамками закона, – произнес Пауль, – и кто же собирается править мной: КООАМ или Ландсраад?

Стилгар извлек из папки записки на бумаге-инстрой.

– Этот меморандум один из наших агентов отослал прямо с закрытого заседания фракции меньшинства КООАМ в Ландсрааде. – Ровным голосом он зачитал текст:

– «Следует воспрепятствовать претензиям трона, рвущегося к самовластию. Мы должны поведать всем правду об Атрейдесе, о том, как маневрирует он между тремя основами – законодательством в лице Ландсраада, религиозной санкцией и бюрократической эффективностью». – Он убрал записку в папку.

– Конституция… – пробормотала Чани.

Пауль взглянул на нее, потом на Стилгара… подумал: Итак, джихад выдыхается, но не настолько быстро, чтобы я сумел уцелеть. Мысль эта вызвала эмоциональную реакцию. Он вспомнил первое видение, открывшее ему ужасы будущего джихада, охватившие его смятение и отвращение. После ему случалось видеть и более кошмарные видения. Вечное насилие повсюду. Своими глазами видел он, как в порыве воинского мистицизма сметают любое сопротивление мстители-фримены. Джихад приобретал новый вид. К счастью, его бытие недолговечно – миг в сравнении с вечностью, – но за ним уже маячили новые кошмары, затмевавшие все, что свершилось.

И все творится моим именем, думал Пауль.

– Быть может, лучше даровать им видимость конституции, – предложила Чани, – не реализовывая ее.

– Обман – один из инструментов правителя, – согласилась Ирулан.

– У любой власти есть границы. Воспользоваться ими всегда надеются многие из тех, кто добивается конституций.

Почтительно склонившийся Корба выпрямился:

– Мой господин?..

– Да? – отозвался Пауль. Вот оно! Именно Корба может испытывать тайные симпатии к надуманной власти закона.

– Конституция может иметь религиозную окраску, – начал Корба, – если обещать кое-что верным…

– Нет! – отрезал Пауль. – Будет приказ Совета. Регистрируешь, Ирулан?

– Да, милорд, – отвечала она прохладным тоном, еще раз выражая недовольство ролью секретаря, которую выполняла по его приказу.

– Конституция приводит к окончательному произволу, – начал диктовать Пауль. – Окаменелая структура обретает власть над обществом. Конституция пробуждает дремлющие социальные силы. Они равно сокрушают высоких и низких, любое достоинство и всякую личность. Конституции нестабильны, они неуравновешенны, в них отсутствуют ограничения. И будучи верны Нашему решительному и постоянному стремлению ограждать Наш народ, Мы настоящим запрещаем конституцию как таковую. Дано в Совете сего числа – ставь дату и все такое прочее.

– А как реагировать на озабоченность иксианцев величиной налога, милорд? – спросил Стилгар.

Пауль заставил себя оторваться от задумчивого и недовольного лица Корбы и произнес:

– Что ты предлагаешь, Стил?

– Налоги следует контролировать, сир.

– За мою подпись на Тупайльском договоре, – продолжил Пауль, – Гильдия уплатит согласием Иксианской конфедерации на наши налоги. Конфедерация торгует, используя корабли Гильдии. Они заплатят.

– Очень хорошо, милорд. – Стилгар извлек новую папку, прокашлялся. – Отчет Квизарата по Салусе Секундус. Отец Ирулан проводит маневры… отрабатывает высадку своего легиона.

На шее Ирулан внезапно задергалась жилка.

– Ирулан, – обратился к ней Пауль, – ты до сих пор продолжаешь настаивать, что легион твоего отца – всего лишь игрушка в руках старика?

– Что можно сделать с одним легионом? – спросила она, искоса взглянув на него.

– Например, погибнуть, – ответила Чани.

– А обвинят меня, – согласился Пауль.

– Многие из моих командиров закипели бы гневом, если бы только подобное стало известно.

– Но это же всего лишь полиция! – возразила Ирулан.

– Полиция не занимается маневрами, – произнес Пауль. – И я хочу, чтобы в одном из твоих посланий отцу в самое ближайшее время оказалось бы четкое и недвусмысленное изложение моего мнения по этому деликатному вопросу.

Она потупилась.

– Да, милорд. Надеюсь, что этого хватит. Впрочем, из отца выйдет хороший мученик.

– М-мм, – протянул Пауль, – без моего приказа сестра не станет извещать своих командиров.

– Нападение на моего отца сулит и другие неприятности, кроме военных, – добавила Ирулан. – Люди и так уже начинают не без сожаления вспоминать о его правлении.

– Когда-нибудь ты наконец зайдешь слишком далеко, – смертельно серьезным фрименским тоном произнесла Чани.

– Довольно вам! – приказал Пауль.

Он взвешивал выпад Ирулан… всеобщая ностальгия. Ах, конечно же, в словах ее слышалась правда! Ирулан опять доказала свою истинную цену.

– Бене Гессерит прислали официальное прошение, – произнес Стилгар, берясь за очередной документ. – Они обращаются к Императору по поводу сохранения его наследственной линии.

Чани искоса бросила взгляд на папку, словно в ней крылось нечто смертельно опасное.

– Отошли Сестрам обычные извинения, – отвечал Пауль.

– Зачем же? – возразила Ирулан.

– Быть может… пришла пора обсудить этот вопрос, – произнесла Чани.

Пауль отрицательно покачал головой. Никому не следует знать, что он еще не решился платить свою часть всей цены.

Но Чани было трудно остановить.

– Я побывала у молитвенной стены родного сиетча Табр, – сказала она. – У врачей тоже. Я преклонила колени в Пустыне, обратив свои помыслы к глубинам, в которых обитает Шаи-Хулуд… Но, – она пожала плечами, – ничего не помогает.

Ни наука, ни суеверие не помогли ей, думал Пауль. И я тоже не помогу. Зачем ей знать, что случится, если она родит его – наследника Дома Атрейдес? – Он поглядел вдоль стола и увидел сочувствие в глазах Алии. Огонек сочувствия не вдохновлял его. Или же и она тоже видела эти ужасные перспективы?

– Господин мой знает, какими опасностями для государства чревато отсутствие у него наследника, – примешивая масленые интонации к Голосу Бене Гессерит, произнесла Ирулан. – Подобные вещи трудно обсуждать, учитывая их деликатность, но этот вопрос нельзя более откладывать. Император не только мужчина. Он – символ государственной власти. В случае его смерти может разразиться гражданская война, если не будет наследника. Если ты действительно заботишься о своем народе, престол нельзя оставлять без наследника!

Пауль отодвинулся от стола, встал и подошел к балкону. За окнами ветер прижимал к земле дым городских очагов. На фоне темно-синего неба серебрился мелкий песок, по вечерам осыпавшийся с высот Барьерной Стены. Он глядел на юг, на горы, укрывавшие город от кориолисовых ветров, и думал: почему же сердцу его не дано покоя?

Совет молчаливо ожидал: все видели, насколько он близок к гневу.

Пауль почувствовал, как время обрушивается на него. Он пытался заставить себя вернуться к уравновешенности многих вариантов… может быть, удастся повлиять на будущее.

Освободиться… освободиться… освободиться, думал он. Что, если взять Чани и вместе с нею искать убежища на Тупайле? Имя его останется. Джихад найдет себе новую, еще более грозную опору… Тогда его будут винить и в этом. Он вдруг испугался: потянувшись к чему-то новому, он неизбежно выронит свою главную драгоценность… ведь даже легкий шорох его движений способен повергнуть Вселенную в хаос, а обломки разлетятся во все стороны, так что потом не найти ни кусочка.

Внизу по площади лентой тянулись паломники в черно-зеленых одеяниях хаджа. Словно ползет, извиваясь, за проводником-арракинцем большая змея. Вид толпы напомнил Паулю, что приемный зал уже полон. Паломники! Их благочестивые странствия давали Империи прискорбно нечистый барыш. Хадж наполнял корабли странниками. И они все шли, шли и шли.