«Любопытно было бы узнать, кто возложил на нас эти самые обязанности», — подумал Стив, разумеется, про себя. И еще о том, что надо быть терпимее к слабостям друзей. Гневная речь Мадлен, обвиняющей Россию, уже порядком поднадоела и начинала раздражать, вдобавок он слышал ее много раз. Это был известный всему Вашингтону «пунктик» Мадлен.

«Странно, что она никогда не посмотрела на эту проблему с другой стороны — что сталось бы с ее еврейской семьей, если бы победили немцы», — подумал однажды Стив, но быстро упрятал эту мысль в самый дальний уголок сознания, как весьма крамольную и даже опасную. Но как бы там ни было, Мадлен наверняка говорила с Кондолизой о нем, а вернее, о его теперешней невостребованности, и теперь Кондолиза испытывала чувство неловкости и даже, изменяя своей привычке буравить собеседника взглядом, отводила в сторону свои большие темные глаза.

— Послушайте, мисс Райс, все в полном порядке, — Стив даже положил руку поверх руки госсекретаря США, затянутой в тонкую коричневую лайку.

— Зовите меня Конди, — она поняла, о чем он, и благодарно улыбнулась.

— Так я должен слетать, похоронить Лемеха в Москве?

— Мы подумали, а почему — нет? Вы были хорошо знакомы.

— Мы были приятелями. Я жил у него дома.

— Тем более. И вы теперь почти частное лицо. Все нормально.

— Абсолютно. Но что вы хотите от этой поездки?

— Того же, что обычно хотят от вас, Стив. Анализа и прогноза, основанного на личном и близком наблюдении.

— Кстати, Конди, у меня еще не было случая задать вам этот вопрос, а он важен.

— Моя вина, — теперь она похлопала его по руке своей, затянутой в коричневую перчатку. — Задавайте.

— Если бы Лемех остался жив?

— Полагаю, продолжал бы жить, как и прежде, разумеется, как и все теперешние олигархи, — платил бы налоги и выполнял те поручения президента Путина, которые тот раздает направо и налево — стал бы, к примеру, губернатором экономически отсталого региона и посредством — уж не знаю чего — то ли собственных вложений, то ли собственного таланта — вывел его в передовые. Или выкупил у какого-нибудь музея царские ценности, проданные большевиками. Или занялся бы оснащением школ компьютерами.

— Я не о том, Конди.

— О его программе переустройства России?

— О проекте в целом.

— Он не прошел бы, даже в Думе, купленной Лемехом едва ли вполовину. Хотя, полагаю, Путин сдержал бы слово. И внес документы.

— А мы?

— Что — мы?

— Мы оказали бы ему поддержку?

— Каким образом?

— Хотя бы на уровне рекомендации Путину — рассмотреть и подумать.

— Ну, во-первых, должна вас огорчить, времена, когда Билл мог звонить и советовать Ельцину — канули в Лету. Мы не советуем Путину. Просто — не можем. Скажем так — такая практика не сложилась. Но после того как Лемех вылетел в Москву, я звонила Путину. Это было почти протокольное — он завтракал с президентом и выступал перед Конгрессом. Я должна была это сделать.

— И?

— Я сказала, что предложение Лемеха показалось нам чересчур авантюрным и мы считаем необходимым поставить в известность об этом президента России.

— И что ответил он?

— Что в России много интересных людей с интересными идеями.

— Что ж, поеду, пожалуй, взгляну на этих людей повнимательнее, вдруг окажется действительно что-то интересное. — Стив отшутился не без труда, собрав волю в кулак и сжав зубы, стараясь скрыть то, что почувствовал в этот момент. Ничего хорошего. И даже больше. Выходило, они просто сдали Леонида, но дело было даже не в этом. Это политика. Это почти норма. Хуже было другое — они даже не поставили в известность его, Стива. Человека, который придумал Лемеха от и до. И мало ли еще какие сценарии были увязаны с этим. Стив был в бешенстве, одновременно он готов был разрыдаться.

Слава богу, допивая свой чай, она ничего этого не заметила и только отозвалась на шутку.

— Согласитесь, — хотя так говорить, безусловно, нехорошо — но случай предоставляется очень удобный.

— Да уж. Лучше не придумаешь. Договорились. Я поеду с удовольствием. Конечно, он хотел ехать. Он рвался. Он мечтать не мог о такой удаче.

— Народных волнений, как видите, не случилось, — посол США в Москве принимал Стива более чем радушно, уделял времени, пожалуй, несколько больше, чем хотелось бы Стиву.

Но его появление предварял звонок Кондолизы Райс, и с этим ничего уже нельзя было поделать.

— Ну, народ, насколько я знаю, не жалует олигархов. Откуда бы взяться волнениям?

— Да, но он умер спустя полтора часа после того, как пообщался с президентом Путиным.

— Да, понимаю. Из этого можно было бы испечь симпатичный пирожок.

— Не сложилось. Вы там, в Вашингтоне, по-прежнему видите идиллическую картину: либеральная общественность — против полковника КГБ. На самом деле ситуация никогда не была именно такой. Хотя первое время в адрес Путина сыпались колкости.

— А потом?

— Потом ситуация стала меняться. Не радикально. Он вообще не терпит радикализма. Педант, аккуратист, очень острожный человек, живущий по известной русской пословице: семь раз отмерь — один отрежь, он все делает неспешно, но удивительно последовательно. И так, последовательно, он начал устанавливать контроль над компаниями с государственным участием — а это огромный сегмент рынка, — расставляя там своих людей, Затем последовали силовые структуры — и снова тихие пристойные назначения, ни скандалов, ни показательных порок, как это любил Ельцин. Кстати, о Ельцине: он тихо, но твердо — как говорит, да, собственно, и делает все — дал понять Семье, что неприкасаемых, кроме ближайших родственников Бориса Николаевича, нет. Один за другим ключевые посты покинули семейные ставленники. Он повел довольно открытый разговор с крупным бизнесом, который здесь именуют олигархами, и прямо объявил правила игры, которые, насколько я понимаю, устроили всех. Не все и не сразу поверили, что договоренности будут соблюдаться, вернее — как прежде — при личном контакте можно будет оговорить для себя отдельные послабления. Но он вдобавок огласил принцип «равноудаления» бизнеса от власти. И номер — как принято говорить у русских — не прошел. Некоторых экспериментаторов предметно и показательно выпороли на Красной площади. Остальные все поняли сами. Разумеется, все это не прошло незамеченным — но должен заметить, что к усилиям государственного телевидения, едва ли не на добровольных началах присоединили свои голоса СМИ, принадлежащие олигархам.

— Иными словами…

— Рейтинг его растет довольно динамично. Кстати, его политконсультанты в качестве одного из приемов выбрали принцип отмежевания — «я не такой». Вместо дряхлого, нетрезвого, импульсивного Ельцина — молодой подтянутый спокойный человек. Они начали это, кстати, уже в новогоднюю ночь. Здесь принято: перед наступлением нового года президент поздравляет народ. Ельцин обычно делал это из своего кабинета, украшенного небольшой елочкой. Путин — первый из кремлевских лидеров — вышел на улицу. Понятно, что снимали это заранее — но было очень эффектно. Ночь, кремлевская стена, корпуса Кремля, падает снег — он в легком пальто, без шапки. Мелочи, но.

— Да, я понимаю. Красиво. Правильно.

— И вот такого красивого и правильного вокруг него сейчас делается очень много. И результат — налицо. Я готов уже сейчас назвать приблизительные цифры его победы в 2004-м.

— Полагаю, они совпадут с теми, которые сейчас вертятся в моей голове. На похороны Лемеха Стива отправился сопровождать шеф протокола посольства. Веселый и разговорчивый, он провел в Москве уже двенадцать лет, оставаясь и при республиканцах, и при демократах.

— Кажется, про меня просто забыли в Госдепе, как про одного лакея в пьесе Чехова.

— Думаю, в Госдепе просто ценят твое знание московской публики.

— Здесь говорят — «тусовки».

— Ну, так вот, ты как свои пять пальцев знаешь тусовку, тусовка знает тебя и обожает, потому что ты приглашаешь на всякие статусные мероприятия.