Как-то утром, когда Шэнноу и Каритас прогуливались по поселку, Иерусалимец остановился и посмотрел на дальний холм. Листва была еще зеленой, но в середине словно мерцал на солнце золотой ливень.
– Какая дивная красота! – сказал Шэнноу. – Так и кажется, что это дерево с золотыми монетами ждет, кого бы ему озолотить.
– Здесь осенью много всякой красоты, – негромко сказал Каритас.
– Осенью? А, да! Я как-то запамятовал, что пробыл тут так долго.
– Всего два месяца.
– Мне нужно отправиться в путь до зимы, не то все следы заметет.
– Мы сделаем для вас все, что в наших силах, мистер Шэнноу.
– Поймите меня правильно, мой друг. Я безмерно вам благодарен, но мое сердце не здесь. Вы когда-нибудь любили женщину?
– Боюсь, что не одну. Но вот уже тридцать лет, как я никого не люблю. Чейнис вчера ночью родила дочку. Одиннадцатый младенец за это лето в моем маленьком племени. Недурно, э?
– Которая из них Чейнис?
– Высокая, с родимым пятном на виске…
– А, да! И как она?
– Прекрасно. А вот ее муж разочарован – он хотел мальчика.
– Ваше племя преуспевает, Каритас. Вы прекрасный вождь. Сколько тут жителей?
– Считая с новорожденными, восемьдесят семь. Нет, восемьдесят восемь. Я не сосчитал сына Дуала.
– Порядочная семья.
– Она была бы больше, если бы не канны.
– Они часто устраивают налеты?
– Нет. На поселок они ни разу не нападали. Не хотят согнать нас отсюда. Мы – отличный источник развлечения… и пищи. Обычно они устраивают засады на наших охотников.
– Вы как будто не питаете к ним ненависти, Каритас. Когда вы упоминаете их, ваше лицо выражает только сожаление.
– Они не виноваты в том, что стали такими, мистер Шэнноу. Причина – этот край. Я знаю, вы сочтете меня отпетым лжецом, но когда канны пришли сюда, они были обыкновенными земледельцами. Может, причиной явилась вода или нечто в воздухе – не знаю. Но из года в год это нечто изменяло их. Подарок от моего поколения! Мы всегда были щедры на смертоносные дары.
– Я знаком с вами уже два месяца, – сказал Шэнноу, – и не понимаю, почему вы так упорно настаиваете на своих небылицах. Я знаю, вы очень умны, а вы должны знать, что я не глуп. Почему же вы продолжаете играть в эти загадки?
Каритас опустился на траву и жестом пригласил Шэнноу сесть рядом с ним.
– Мой милый мальчик, настаиваю я потому, что так все и было. Но, предположим, этот край воздействовал и на меня – и это лишь фантазии, бред. Я полагаю, что говорю правду, моя память утверждает, что это правда, но ведь я могу быть и просто сумасшедшим. Так ли уж это важно?
– Для меня важно, Каритас. Вы мне нравитесь. Я у вас в долгу.
– Вы ничего мне не должны. Вы ведь спасли Селу. Однако одно меня заботит: направление, в котором двигались ваши фургоны. Вы назвали северо-запад?
– Да.
– А намерения повернуть на восток не было?
– Нет, насколько мне известно. А что?
– Вероятно, ничего. Это странный край, и по сравнению с некоторыми его обитателями канны могут показаться воплощением гостеприимства.
– Этому так же трудно поверить, как некоторым вашим историям.
Улыбка исчезла с лица Каритаса.
– Мистер Шэнноу, мальчиком я читал старинную легенду о жрице по имени Кассандра. Она была взыскана даром пророчества и всегда говорила правду. Но, кроме того, она была проклята – ей никто не верил.
– Прошу прощения, мой друг. Мои слова были необдуманными и грубыми.
– Ничего, мистер Шэнноу, не пойти ли нам дальше?
Они продолжили прогулку в молчании, которое тяготило Шэнноу.
День выдался жаркий, в голубом небе сияло солнце, и лишь изредка плывущее облако приносило тень и прохладу. Давно уже Шэнноу не чувствовал себя таким сильным. Каритас остановился возле кучи камней и поднял кругляш величиной с кулак.
– Возьмите его в левую руку, – приказал он.
Шэнноу повиновался.
– Несите его, пока мы не закончим этот круг.
– Столько мне его не пронести, – возразил Шэнноу.
– Узнать это мы можем, только если вы попытаетесь, – резко сказал Каритас.
Они пошли дальше, и через несколько шагов левая рука Шэнноу начала дрожать. На лбу выступил пот, а на семнадцатом шаге кругляш выпал из его затекших пальцев. Каритас поднял палку и вонзил ее в землю.
– Ваша первая веха, мистер Шэнноу. – Завтра вы пронесете камень дальше.
Шэнноу растирал онемевшую руку.
– Я рассердил вас, – сказал он.
Каритас повернулся к нему, сверкнув глазами.
– Совершенно верно, мистер Шэнноу. Я прожил слишком долго и видел слишком много – вы понятия не имеете, как оскорбительно замечать, что тебе не верят. И я скажу вам еще кое-что, чего вы не сумеете ни понять, ни представить себе: я был специалистом по компьютерам и писал книги о программировании. Таким образом среди всех живущих в мире я величайший автор и эксперт в области, которая тут и сейчас до непристойности бесполезна. Я жил в мире алчности, насилия, похоти и террора. Этот мир погиб. Но что я вижу вокруг себя теперь? Точно то же, только, к счастью, в гораздо меньшем масштабе. Ваше недоверие ранит меня больше, чем я способен выразить.
– Так начнемте заново, Каритас, – сказал Шэнноу, опуская ладонь на плечо старика. – Вы мой друг, я доверяю вам и клянусь считать правдой, что бы вы мне ни говорили.
– Благородный жест, мистер Шэнноу. Его достаточно.
– Так расскажите, чем опасен восток.
– Вечером мы сядем у огня и потолкуем, но сейчас меня ждут дела. Еще дважды обойдите поселок, мистер Шэнноу, а когда увидите свою хижину, постарайтесь вернуться в нее бегом.
Едва старик удалился, как к Шэнноу, отводя глаза, подошла Куропет.
– Вы себя лучше чувствуете, Громобой?
– С каждым днем лучше, госпожа.
– Принести вам воды?
– Нет. Каритас говорит, что я должен ходить и бегать.
– Можно я похожу с вами?
Шэнноу взглянул на нее и увидел, что она залилась румянцем.
– Ну конечно. Я буду очень рад.
Она была выше ростом, чем большинство женщин в поселке. Темные волосы поблескивали, точно смазанные маслом. Она была по-юному длинноногой. Ее движения отличала грация и невинная чувственность.
– Как давно вы знаете Каритаса? – спросил он просто, чтобы завязать разговор.
– Он всегда был с нами. Дедушка рассказывал, как Каритас учил его охотиться, когда дедушка был еще мальчиком.
Шэнноу остановился.
– Ваш дедушка? Но в то время Каритас должен был быть гораздо моложе.
– Каритас всегда был старым. Он бог. Дедушка говорил, что он учил охотиться еще его дедушку. Когда учит Каритас, это великая честь.
– Но, может быть, это были другие Каритасы? – предположил Шэнноу.
– Может быть, – согласилась Куропет. – Скажите мне, Владыка Громобой, вам дозволено иметь женщин?
– Дозволено? – повторил Шэнноу, краснея. – Нет, это не разрешено.
– Очень печально, – сказала Куропет.
– Да.
– Вас за что-то покарали?
– Нет. Но, видите ли, я женат. У меня есть жена.
– Одна?
– Да.
– Но ведь ее здесь нет.
– Да.
– А я здесь.
– Я это очень хорошо знаю. И благодарю вас за вашу… доброту, – после долгой паузы, наконец, сказал Шэнноу. – Извините меня. Я очень устал. Лучше мне прилечь.
– Но вы же еще не бегали!
– В другой раз. – Шэнноу вошел в хижину и сел. Он чувствовал себя глупо, и все-таки ему было приятно. Он вынул пистолеты из седельных сумок и вычистил их, проверяя каждую капсюлю, прежде чем вернуть ее на место. Самые надежные пистолеты, из каких ему доводилось стрелять! Осечки случались не чаще, чем на двадцать выстрелов. Хорошо уравновешены и достаточно меткие, если правильно учитывать отдачу левого. Он пересчитал оставшиеся капсюли. Сто семьдесят. Запаса гремучей смеси у него хватит еще на триста пятьдесят. Черного пороха тоже достаточно.
Когда он укладывал пистолеты назад в сумки, вошел Каритас.
– У черного пороха неплохая метательная сила, – заметил старик, – но сгорает он далеко не целиком. Вот почему от него столько дыма.