Кристен снова отправился в город, на этот раз к местному умельцу, который мог не только починить часы или переплести книгу, но и скопировать пейзаж Коро или отреставрировать скульптуру. Это был старый усатый чудак, плативший больше шести тысяч налога на имущество. Человек, который подобные вещи делал охотно и бесплатно, за комплименты его попугаям, обезьянке и дрессированной гусыне, которая любила "пьяные вишни" и как раз в этот момент с наслаждением копалась в коробке с конфетами.

Кристен сел рядом с хозяином, сжимая в пальцах деревянную фигурку.

— Это мистер Исмей, ваш свидетель-англичанин, — вдруг сказал комиссару умелец. — Я слышал, с ним что-то случилось.

— Говорят. Вы его знаете?

— Я, как и вы, комиссар, интересуюсь всем на свете. От разбитого фарфора до государственных переворотов. А он с неделю назад был у меня, просил починить трость.

— Трость? — воскликнул Кристен.

— Да, прогулочную трость, тяжеловатую, сучковатую, с красивым набалдашником.

— Что же вы в ней ремонтировали?

— Закрепил кольцо под рукояткой, — пояснил умелец. — Сразу помочь ему я не смог, потому что кольцо лопнуло и его нужно было сварить. Пообещал, что будет готово сегодня вечером, но, к несчастью, не получилось, потому что при сварке кольцо расплавилось и мне пришлось изготовить новое. Старое где-то здесь…

Порывшись в ящике, он положил перед Кристеном полумесяц с каплями металла на обоих концах. Изящное кольцо внутри было выбрано до половины и на остатке нарезана резьба. К чему такая сложность?

— Гм, — пробурчал комиссар, не желая, чтобы старый чудак знал, что он думает. — Я хотел бы попросить вас сделать отливку вот этой головки.

— Это несложно. Если хотите, можете посмотреть. как это делается.

Кристену было безразлично как, но приятно, что можно было получить копию. Через полчаса он уже упаковывал в коробку гипсовую отливку, сопровождаемый благодарностями за то, что дал мастеру возможность попрактиковаться в такой интересной работе.

По дороге комиссар зашел в магазин, где купил дешевые акварельные краски и кисточку. Дома он беспомощно уставился на все это, вспоминая свои школьные годы. По рисованию он двоек не получал только потому, что умел различать основные цвета — синий, зеленый, желтый и красный. Но кисть в его руке означала примерно то же, что хирургический скальпель в руке кузнеца.

Кристен чувствовал, что готовится к главному делу своей жизни. И поэтому с радостью решил свою затею, в которой краски играли главную роль, отложить на потом, ибо, по правде говоря, боялся последствий. Последствий как покраски так и всей затеи.

В этот вечер Кристен лег спать пораньше. Предыдущие ночи выдались беспокойными, и он быстро уснул, даже не вспомнив, что не озадачил Кампонари. Вопросы вместе с деревянной фигуркой остались на столе.

Кристен спал крепким здоровым сном уставшего ребенка. Лицо его было спокойным и счастливым, морщины на лбу и у глаз разгладились, губы не были крепко сжаты, как обычно.

Размеренное дыхание спящего сливалось с тиканьем часов. Правда, ход их был не столь равномерным, как можно ожидать от швейцарского механизма; временами в них что-то скрипело и щелкало.

Впрочем, это было не в часах — те спокойно шли, это что-то шевельнулось у окна. Оно всегда было открыто, и днем, и ночью, только на ночь Кристен натягивал тонкую сетку от комаров и мух. Нож, разрезавший её сейчас, скрипел, но не так сильно, чтобы разбудить спящего.

Легкую штору трепал сквозняк, она вдруг отлетела до самого стола словно отброшенная невидимой рукой, а когда опала снова, на её фоне показалась тень щуплой фигурки в черном.

Незваный гость, видимо, не ориентировался в комнате. Тонкий лучик света пробежал по стенам, упал на лицо комиссара и тут же погас. Но теперь незнакомец уже знал, куда ему двигаться. Сделав несколько осторожных шагов, он взял со стола то, за чем пришел.

И опять словно невидимая рука приподняла трепещущую штору. Раздался слабый лязг, когда незнакомец зацепился одеждой за край металлической сетки, потом звук прыжка на мягкую землю.

Комиссар проснулся поздно, основательно выспавшись. Следы вторжения он обнаружил только во время завтрака, когда трепетавшая штора зацепилась за край вырезанного в сетке отверстия. Кристен, забыв про яичницу с ветчиной, молча смотрел на зияющую дыру. Он не свистнул, не выругался, только окинул взглядом стол и усмехнулся, увидев краски и коробочку, которую дал ему давешний умелец. Содержимое коробки было на месте, но деревянная фигурка исчезла. "Видно, тут побывал Амелотти", — подумал Кристен, подбирая со сковороды последний кусок ветчины. Выспался он прекрасно, а это на сегодня было главным.

Пришла хозяйка и, увидев распоротую сетку на окне, отвела душу крепкими словами. Ее только удивило, что грабитель не тронул бумажник Кристена и те несколько золотых украшений, которые комиссар никуда не прятал. Не понимала она воров, интересующихся только куском дерева, похожим на фигурку из кукольного театра. "Ну что ж, мало ли чудаков на свете", меланхолично заключила хозяйка и занялась делом: доставая из карманов одежды комиссара всякую всячину, она раскладывала её на столе.

— Посмотрите, да он ничего не украл! — неожиданно воскликнула она, положив на стол перед Кристеном деревянную фигурку, извлеченную из кармана куртки, в которой тот ходил накануне. В этот миг комиссар был похож на дрессированную гусыню чудаковатого умельца.

— Где вы это нашли? — воскликнул он.

— У вас в кармане… вот в этом…

Но это была не резная головка Исмея, ту и в самом деле унес неизвестный гость. Перед комиссаром лежал портрет Нино, старшего сына Джулио. Видимо, он машинально сунул его в карман. Кристен, улыбнулся: все-таки Кампонари придется карабкаться к Амелотти в гости.

Но до этого не дошло. Кампонари остался дома, потому что новая находка означала для комиссара далеко идущее открытие. Но всему свое время, и Кристену ещё предстояло пережить немало неожиданных сюрпризов.

В тот день он как никогда сожалел, что не стал пастором и был вынужден в такое чудесное утро тратить время в запущенных коридорах полицейского участка.

Кампонари уже сидел в приемной, уставившись в документ, только что переписанный набело, чтобы ублажить итальянских полицейских.

— Шеф, я положу вам на подпись рапорт насчет Буоначчини. Розыск в Самадене, Целлерине и Сале-Марни не дал результатов. Думаю, участок в Малойе тоже нам подаст информации, — доложил Кампонари, входя следом за Кристеном в его кабинет.

— Буоначчини… кто это? — без особого интереса спросил Кристен, у которого была своя точка зрения на итальянскую полицию.

— Какой-то тип, который перешел границу, забыв оставить дома ключи. Семья его ищет, потому что не может попасть в квартиру. Вот здесь документы, сравните с рапортом.

Кристен нехотя пробежал сообщение на итальянском языке, отметив мельком, что некий Аугусто Квинтино Буоначчини из Бри в Италии двенадцатого числа текущего месяца ушел из дома и на следующий день пересек итало-швейцарскую границу в Кампоколонье у Тараны. С того временно нем не было никаких известий. Он никому не сообщил, куда собрался, из дома взял только альпеншток. Таможенники в Кампоколонье прекрасно его знали, потому что в последние годы он неоднократно пересекал границу, чтобы предпринять попытки восхождения на северо-западную часть Бернинского хребта. Буоначчини был крепким парнем, входившим в число лучших альпинистов клуба «Адижелло».

— Послушайте, Кампонари, Буоначчини прибыл со стороны Тараны. Если он собирался добраться до Целлерины и Сале-Марни, то должен был преодолеть с полсотни километров. Пробовали искать его в Брозио, Альп-Гриоле, звонили на станцию Бернина?

— Это ни к чему, шеф, потому что итальянцы сами прошли всю трассу, и даже пешком. А Буоначчини ехал поездом.

— Значит, он где-то вышел.

— Я тоже так думаю.

— Вы не обижайтесь, но рапорт я не подпишу, пока он не будет полон. Поезда в Кампоколонью идут каждые два часа. Поезжайте туда, вечером вернетесь. Поспрашивайте в основном вокруг озера, — посоветовал Кристен, возвращая бумаги. Заодно он спросил Кампонари, послал ли тот запрос в британскую полицию и ещё один — по известному адресу в Лондон. Кампонари подтвердил, и Кристен занялся своими делами.