— В Москву он ехал с охотой, без боязни?

— С радостью! Он сам сказал: «С легким сердцем, с большими ожиданиями…»

— Хорошо. — Денисов посмотрел на часы.

— А меня куда? — В последнюю минуту Гаранг заколебался. — На Лошадиный рынок? — На бывшем Ат-Базаре — Лошадином рынке, Денисов знал, находился следственный изолятор.

— Пойдешь к отцу, — своим тонким тихим голосом сказал молчавший все это время Туйчиев, — хотя я не уверен, что ты снова что-нибудь не выкинешь…

— Никогда! — У Гаранга перехватило горло, он, перешел на шепот: — Я свободен?

У опорного пункта на улице Туйчиев оставил машину. Дальше шли пешком. С темнотой вид Старого города изменился. Исчезли неряшливые провода; улицы выглядели Уже, дома — выше. Установилось голубоватое равенство тонов.

— Это здесь.

Экскурсовод оказался моложавым, с серебряным из-за седины отливом волос. Поздоровавшись, Ходжиакбар пропустил. их вперед, пошел сзади. Через минуту, оставив в передней обувь, они входили в гостиную.

Пока Туйчиев на узбекском коротко объяснял цель визита, Денисов оглядел помещение. Он сразу понял, что ничего подобного не видел, не представлял.

Стены гостиной были покрыты разноцветной росписью. Она окаймляла неглубокие декоративные ниши, в которых стояла причудливых форм посуда — кувшины, чайники, пиалы. Ширину пола закрывали ковры.

«Вот и ответ на мой вопрос, — подумал он — Вместо того чтобы расспрашивать людей на улицах про дворики, погибший администратор нашел экскурсовода — человека, который лучше других знает старую Бухару!»

— Красиво, — сказал Денисов.

Хозяин дома скромно кивнул.

Экскурсовод не знал о гибели своего знакомого, Денисов догадался об этом по вырвавшемуся у него короткому стону, после одной из фраз, сказанных Туйчиевым, по вскинутым на мгновение, словно отстраняясь от беды, рукам. В остальном Ходжиакбар вел себя просто, со сдержанным участием.

— Погибший был в этом доме… — Туйчиев одной фразой подвел итог разговору с хозяином.

— Здесь он спал перед отъездом. — Ходжиакбар кивнул на кушетку в углу. Он сносно говорил по-русски. — «Хочу, — сказал, — узнать, какие сны в бухарском доме».

— Предполагалось, что тут будут съемки? — спросил Туйчиев.

— Да. Здесь будто бы живет мальчик и его родители. Садитесь, — Ходжиакбар показал на стулья. — Сейчас сделаем чай…

— Мы спешим, — сказал Туйчиев. — Извините нас. Работа!

— Что делать… — Ходжиакбар кивнул. — Однажды мальчик оставил калитку открытой, задремал и увидел слона, когда тот входил во дворик.

— Через калитку?

— Вход думали расширить.

Денисова интересовал погибший.

— Вы виделись с ним утром десятого, перед отъездом в аэропорт?

— Я вез его в своей машине.

— И видели все время, вплоть до регистрации?

— И потом, когда шла посадка.

«Вот оно!» — понял Денисов.

— Он шел не один?

— Один. Мне было его хорошо видно.

— Сколько у него было сумок с собой? Помните? Из гостиницы он ушел с двумя. И в Старый город тоже пришел с двумя.

— Вторую сумку он оставил здесь, — просто сказал экскурсовод. — Наверное, я должен был сразу сказать.

— Вы сохранили ее?

— Она на втором этаже, в балхане. Я ждал каждый день, что кто-то зайдет со студии…

Комната на втором этаже оказалась такой же необычной, с нишами, со старинной посудой, но меньшей площади. В ней был еще цветной телевизор и высокая, во всю длину стены, полированная секция.

В присутствии понятых Ходжиакбар открыл нижний ящик, показал на красную спортивную сумку из кожзаменителя. Она в точности соответствовала описанию.

Денисов переставил сумку на стол; замочек оказался закрытым, но Денисов легко открыл его с помощью обычной иглы.

Вверху лежал легкий небольшой сверток. Доставая его, Денисов подумал:

«Исчезнувшее из гостиницы платье…»

Возможность такой находки он не исключал с самого начала.

«Махсар — владелица цепочки — самовольно взяла платье, чтобы понудить ту, что сломала цепочку, к уплате. А когда та неожиданно вернулась, испугалась, не придумала лучшего, чем вбежать в ближайший номер и сунуть сверток в чужие вещи… — Спор, кому платить за сломанную цепочку, получил неожиданное продолжение. — А теперь молчит, боится, что посчитают за воровку…»

— Там деньги! — Один из понятых заглянул в сумку. — Много денег!

Во внутреннем отделении сумки лежали пачки пятидесятирублевых купюр. Денисов извлек их одну за другой. Гора денег на столе росла. Еще в сумке оказалось десятка полтора неоформленных расписок, ведомостей. Погибший администратор картины предпочитал не путать личное со служебным, для каждого держал отдельную сумку.

— Да тут на дом хватит! — заволновался понятой, первым увидевший деньги. — Целое состояние!

Туйчиев принялся за протокол.

— Где вы с ним познакомились? — спросил Денисов у хозяина.

— На главпочтамте. И сразу поняли, что друг на друга похожи… — Экскурсовод невесело улыбнулся. — Бутерброд у нас у обоих падает маслом вниз. А если голодны и ищем булочную, то сначала обычно нам попадается прачечная или химчистка…

Молодые горничные не расходились. Денисов ничего не стал объяснять — положил на журнальный столик перед потерпевшей сверток с платьем.

— Напишите короткое заявление с просьбой о возвращении платья и расписку в получении. Оставьте на столике дежурной по этажу.

Он поспешил в номер. Звонкое одновременное «ой!» нескольких голосов догнало его в коридоре.

«Видимо, догадываются, как все произошло!» Он знал, что упростил порядок возвращения платья, но по сути был прав: к расследуемому преступлению истории с платьем и цепочкой отношения не имели.

В номере Денисов сбросил куртку, подсел к письменному столу, один за другим принялся выдвигать и тщательно осматривать ящики

«Погибший не знал, что навсегда покидает гостиницу! Рассчитывал быстро вернуться…»

В столе в изобилии хранились старые газеты, салфетки, крошки засохших лепешек. В одном из ящиков он обнаружил стопку бумаги, несколько незаполненных бланков со штампом киностудии, стержни, шариковые ручки — все было в идеальном порядке.

Денисова интересовало другое. Покончив с письменным столом, он так же внимательно принялся за остальную мебель. Туйчиев ждал внизу, но Денисов решил, что не будет спешить, проверит все места, кажущиеся укромными.

В платяном шкафу попала на глаза металлическая ложка для обуви; верхние ящики и шифоньер были пусты вовсе. Подумав, он перешел к кровати в углу, аккуратно скатал постель.

Чутье не обмануло.

Под нижним матрацем, на фанере, лежал конверт. Денисов открыл его, вернулся к столу.

В конверте оказалось несколько фотографий одной и той же молодой женщины. Снимки были любительские, разных лет. Денисов обратил внимание на один, сделанный позже, чем другие, — женщина была сфотографирована в шубке, без головного убора, у перил крыльца или балкона, почему-то с открытым зонтиком.

Лицо показалось Денисову сначала незнакомым, но уже через минуту он вспомнил:

«Она и ее муж были в компании, с которой погибший провел последний свой вечер…»

На обороте фотографии округлым почерком было написано: «Любимому…»

Туйчиева Денисов нашел внизу, в баре-«экспрессе». Столик по соседству занимали датчане. Туристы были навеселе — дурачились, играли в «считалочку», «кому платить?».

— Йин! Ту! Трэ! — Туйчиев принимал их за американцев.

— Не жена убитого? — спросил он, рассматривая фотографии.

— Нет.

— Точно?

— Совершенно точно. Я знаю.

— Ну, вот! Теперь, когда подотчетные суммы нашлись и мотив убийства из-за денег отпал…

— И Бахти Истамов оказался ни при чем!

— «Шерше ля фам!» — «Ищите женщину!» Месть, ревность… — Туйчиев сложил фотографии в конверт. — Очень возможно, что она замужем. Так?

Денисов не ответил.

Без необходимости не следовало раскрывать тайну чужих отношений.

— Мне надо на минуту наверх. За бумагами. — Денисов поднялся.