Моральный кодекс Франклина, тринадцать добродетелей, четко разложенных по полочкам по степени их важности, аккуратно разграфленная книжечка, где каждый день пунктуально отмечались успехи автора новой системы в его движении к вершинам морального совершенства, – все это было довольно далеко от реальной действительности, от образа жизни обычного человека. И Франк-лан прекрасно понимал это. Он писал: «…что-то вроде голоса разума время от времени нашептывало мне, что такая крайняя щепетильность, которой я от себя требовал, может оказаться своего рода фатовством в морали, которое, стань оно известным, сделает меня смешным».
Опасения Франклина, что его позиция уязвима и может сделать автора смешным в глазах современников и потомков, не были беспочвенными. Великий американский сатирик Марк Твен спустя много лет опубликовал рассказ «Покойный Бенджамин Франклин». «Герой сего рассказа, – писал Марк Твен, – отличался злобным характером и, поставив себе целью замучить будущие юные поколения, с ранних лет начал растрачивать свои таланты на выдумывания всяких поучений и афоризмов. Он нарочно даже в самых обыкновенных делах поступал с таким расчетом, чтобы вызвать мальчиков помериться с ним сноровкой, и тем навеки отнял у них безмятежное детство».
По мнению Марка Твена: «Именно для того, чтобы им насолить, стал он сыном мыловара, и теперь на всякого мальчика, пробившего себе дорогу в жизни, будут, пожалуй, поглядывать с подозрением, если он не сын мыловара».
Твен писал, что Франклин, «этот седовласый нарушитель божьего завета о воскресном отдыхе», вел жизнь праведника. «С коварством, равного которому не знает история, он весь день работал, а ночью при свете фитилька изучал алгебру». «Но ему этого было мало, и он завел привычку питаться только хлебом с водой и за трапезой изучать астрономию».
Процитировав ряд наиболее известных афоризмов Франклина и прокомментировав их в резко иронической форме, Твен приступал к пересказу великих деяний героя своего рассказа. Склонность Франклина к изобретательству он описывал следующим образом: «Он изобрел печку, которая за какие-нибудь четыре часа может вас задымить до полного умопомрачения. И какое сатанинское удовольствие он от нее получал, ведь он даже окрестил ее собственным именем».
Подводя итоги деятельности своего героя на всех поприщах, Марк Твен писал в заключение: «Бенджамин Франклин совершил уйму великих деяний на благо своей молодой родины, тем самым прославив ее на весь свет как мать такого великого сына».
Поучительные притчи Франклина, его планы самоусовершенствования явились для Марка Твена побудительной причиной для написания одного из самых остроумных его сатирических рассказов. Известны и другие довольно многочисленные иронические оценки этой части литературного наследства Бенджамина Франклина.
И все же важное рациональное зерно в системе Франклина было. Следуя этой системе, он добился определенных успехов и если не достиг недостижимого в виде морального совершенства, то получил от стремления к этому определенные положительные практические результаты. Франклин отмечал, что, следуя своей системе, он всегда старался быть скромным в самом широком смысле этого слова. В частности, он всегда был скромен в дискуссиях с любым собеседником, никогда категорически не высказывал своего мнения, всегда подбирал слова, которые не задевали бы самолюбия собеседника.
Следуя сформулированным им законам Хунты, Франклин запретил себе на ее заседаниях употреблять слова или выражения категорического порядка. Из его лексикона совершенно исчезли такие слова, как «конечно», «несомненно» и т. д. Даже в тех случаях, когда он полностью был уверен в правоте своей точки зрения, он говорил «я полагаю», «мне так кажется в данный момент».
Постепенно такая манера выражать свое мнение стала для Франклина привычной и естественной. Он стал следовать ей не только на заседаниях Хунты, но и при общении с людьми на работе, в общественных местах, дома. И эта манера сослужила Франклину хорошую службу. «Думаю, что этой своей привычке, – писал Франклин, – (после моего качества – честности) я больше всего обязан тем, что мои соотечественники столь рано стали считаться с моим мнением, когда я предлагал ввести новые учреждения или изменить старые, а также своим большим влиянием в общественных советах, когда я стал их членом. Ибо я был плохим, некрасноречивым оратором, затруднялся в выборе слов, говорил не очень правильно и, несмотря на все это, обычно проводил свою точку зрения».
Франклину было двадцать два года, когда он сформулировал свою систему и приступил к практическому осуществлению ее. Это говорит о том, что он не был сторонником известного изречения: человек должен делать ошибки в молодости, чтобы ему было о чем пожалеть в старости. По мере своих сил и возможностей он хотел застраховать себя от ошибок или, во всяком случае, не допускать их повторения.
На основании многолетнего опыта Франклин пришел к выводу, что ряд черт человеческой натуры поддается изменениям с большим трудом. «Вероятно, – писал он, – из всех наших прирожденных страстей труднее всего сломить гордость; как ни маскируй ее, как ни борись с ней, души, умерщвляй ее, – она все живет и время от времени прорывается и показывает себя… Ибо даже если бы я решил, что полностью преодолел ее, я, вероятно, гордился бы своей скромностью».
Убедившись, что планы достижения морального совершенства на практике невыполнимы, Франклин, взяв, то положительное, что можно было взять от своей системы, сконцентрировал все внимание на научно-просветительной деятельности Хунты.
Члены Хунты, в которую входило двенадцать человек, собирались по вечерам каждую пятницу. Согласно правилам, которые выработал Франклин, каждый член Хунты должен был в отведенное время сформулировать и вынести на суд других членов клуба тезис или несколько тезисов по вопросам морали, политики или натурфилософии. Обсуждение преследовало одну-единственную цель – познать истину. А лучшим средством ее достижения Франклин считал товарищескую доброжелательную дискуссию без категорических выводов и обобщений. Нарушение этого требования каралось небольшим денежным штрафом.
О широком круге интересов членов Хунты свидетельствовало разнообразие вопросов, которые обсуждались на ее заседаниях. В повестке дня Хунты стояли, например, такие вопросы: «Что такое звук?», «Почему самые ученые и образованные люди не всегда бывают самыми счастливыми?», «Почему пламя свечи поднимается острием вверх?», «Что менее преступно: плохое дело при хорошем намерении или хорошее дело при плохом намерении?» и т. п.
Что касается Франклина, то он ставил перед Хунтой те вопросы, на которые сам искал ответ: «Как определить полезность написанного?», «В чем заключается счастье разумного существа?», «Что такое мудрость?», «Может ли какой-либо человек быть мудрым все время и при всех обстоятельствах?», «Есть ли различие между знанием и благоразумием? Если да, то что из них более предпочтительно?», «Что лучше: иметь другом мудрого и хорошего человека, который беден, или богатого, который не является ни мудрым, ни хорошим?»
Франклин затрагивал и целый ряд других вопросов, ознакомление с которыми позволяет понять не только характер деятельности Хунты, но и увидеть, что беспокоило, волновало Франклина, на какие вопросы он хотел получить ответ.
Широкий круг обсуждавшихся проблем тем более показателен, что большинство членов этого клуба были мастеровыми, людьми без какого-либо специального образования. Недоброжелатели, главным образом из состоятельных граждан Филадельфии, поспешили дать им презрительное, по их мнению, название – «Клуб кожаных фартуков».
Хунта оставила большой след в жизни Франклина, и он всю жизнь поддерживал связь с членами этого клуба и каждому из первых членов его дал меткую характеристику. В Хунту вошли три товарища Франклина по работе в типографии Кеймера: Хью Мередит, Джордж Уэбб и Стефан Поттс. Среди членов Хунты были столяр, сапожник, землемер, торговый служащий, переписчик.
