Когда после супа подали горошек, Софья Ивановна сказала, что больше ничего не будет, и ее припудренный носик, ушедший в щеки, глазки, когда-то хорошенькие, теперь совсем круглые и выцветшие, прядь волос, висящая из прически,- прядь, когда-то непокорная, теперь просто непричесанная,- все это задрожало в негодовании и в страхе непонятного будущего.