И именно там нам навстречу выскочил единорог. Один.   … Он выскочил на лужайку, сверкая, как кипящее серебро — на последнем луче уходящего спать Солнца повис, казалось, отделившийся от его лба витой рог. Он был прекрасен. Я не видел драконов, но думаю, что и они, и единороги — как и некоторые другие, как Ланон Ши — это то, что человек всегда сопровождает словами: «Я онемел».   А я нет. Кипящее серебро его боков, сине-зеленый ремень вздыбленной по хребту шерсти, сапфирово-светящийся рог ошеломили меня и я негромко выдохнул: «На таком пахать впору». Это был просто набор букв, поймите меня. Я не умел тогда просто промолчать. Просто разрыдаться от великолепия картины мне не дано… Как быстро можно сжиться с маской, если она не твоя, но хоть частично верна… «На таком пахать впору», — сказал я.   — На единорогах не пашут — тяжело вздохнул Шингхо, давая понять, что мне снова удалось сделать невозможное — удивить его.   — А?   — Это поговорка. Такая поговорка. «На единорогах не пашут».   … И невозможно, невообразимо величественный единорог ушел в чащу, не шевельнув ни один листок на тесно росших деревьях.   И всё это правда. На единорогах в романе действительно не пашут. Впрочем, в поедании радуги и дефекации её впоследствии в виде бабочек, единороги в романе тоже не замечены. Они в нём, вообще, больше не встречаются. Ни персонажам, ни читателю.   А что же вместо этого? А вместо этого наблюдается «нормальный уровень средневекового зверства», как называли это Стругацкие. Впрочем, их в романе тоже нет. А что же есть? А есть фэнтези, которая, конечно, сказка, но, всё же, сказка для взрослых…