Шел дождь. Он словно накрыл Варшаву меховой шалью. Начавшись с окраин, он шуршал легкой поступью вдоль узеньких каменных улиц, оставляя на мутных стеклах потные отпечатки. Время близилось к вечеру. Набираясь сил и взрослея он уже пробирался по Пружной. Здесь, одев камилавку и лапсердак, словно мудрый старец вышел и остановился во всей своей непосредственности и самоосознании прямо посреди Гжибовской площади. Он шел сюда специально и к одному единственному человеку. Развернувшись возле синагоги Ножиков он заглянул в окошко небольшой книжной лавки. Да. Он был здесь. Совсем как шестьдесят три года назад. Дождь торопливо постучал о карниз и человек с трудом приподнял голову. Он был очень болен. Через одышку и боль человек взял керосиновую лампу и подошел к окну. Он выглядел так странно, что случись проходить кому мимо, с ним бы точно произошел удар. Но площадь в такую погоду была совершенно пустой. Лишь издалека протяжно на идиш брехал пес: "Alts... iz... gut...". Подняв лампу на уровень глаз человек присмотрелся сквозь серую занавеску, потом развернулся и тяжело сел на кровать. Вместе с дождем пришло и его время. Значит пора...