Роза ревнует к Лису. Нелепый ход. Принц предложил ей руку, сердце и все дела.
Роза ревнует к Лису - который год, как-то не верится в то, что оно пройдёт…
Впрочем, чего другого она ждала? Карты ложатся в руки. Держу вразлёт.
Будет судьба решаться поверх стола.
Лиса спасает поле - пшеница, рожь. Мыши танцуют в норах, и хлеб, и соль.
Поле спасает Лиса - который дождь, где-то под шерстью скромно таится дрожь,
уши трепещут - ну, подходи, изволь. Это не покер. Здесь не поможет ложь.
С добрым. Я не пишу к вам, не-мой Король.
Принцу никто не пишет. Он ждёт вестей. Роза сказала да и ещё раз да -
можно готовить свадьбу и ждать гостей: вот, наконец, решение всех страстей,
вот, наконец, то самое навсегда. Козыри - пики. Я похожу с крестей.
Принцу никто не пишет. Нет, ерунда.
Свадьба гремит по полной. Доволен, Принц? Роза довольна точно - на раз-два-три:
пляшет, бросает взгляды из-под ресниц, мол, посмотри, где я и где глупый Лис?
Мол, посмотри. Смотри же, смотри, смотри.Карты ложатся в веер, рубашкой вниз.
Лис ещё помнит. Взятка. Два паса. Вист.
Лис ещё помнит. Сколько несчастных раз память за ним бежала - слезами в след.
Лис ещё помнит - каждый проклятый час, каждую встречу душ, или рук и глаз,
все эти не-четыреста-тридцать-лет. Ты закрываешь пулю - на преферанс.
Лис ещё помнит. Всё. Почему бы нет?
Принц ушёл на войну - У принцессы разбитое сердце.
Принц ушёл на войну - И с принцессой танцует барон.
Лис глядит на луну - Подпевая негромким не-меццо.
Лис глядит на луну - Ставя душу с размаху на кон.
Принцу снится весна - Незабвенные утра и ночи,
Принцу снится весна - Шёпот листьев и пенье травы.
Лис не может без сна… Лису больно? Не так, чтобы очень.
Лис не может без сна - И заснуть лис не может, увы.
Лису сложно понять Человеческих своды законов.
Лису сложно понять, Почему он остался один.
Принц сидит у огня - Иногда он не носит корону...
Принц сидит у огня - Горло режет удушливый дым.
Лису дни не нужны, Он дотявкает трек до припева.
Лису дни не нужны - Он и жить-то почти что отвык.
Принц вернётся с войны, А принцесса уже - королева.
Принц вернётся с войны, А из лиса готов воротник…
Мой город сдастся, любезный граф: от флагов площадь белым бела.
Меня послали к тебе, ты прав, но, знаешь, я б и сама пришла.
Меня прислали к тебе — как дар: бери, мол, эту, не тронь других!
Но мне не страшно. И, кстати, да: других не трогай, тони в моих
глазах синее любых морей, забудься на ночь в моих руках…
С утра прикажешь седлать коней — и город сдастся. А ты пока
прими подарок, любезный граф, и не желай горожанам зла…
Меня послали к тебе, ты прав, Но, знаешь, я б и сама пришла.
Меня прислали к тебе — как дар. Пусть нас оставят с тобой вдвоём:
я холоднее любого льда, но для тебя разгорюсь огнём,
пылая страстью, тебя обняв, к губам прижавшись горячим ртом…
Ещё никто не входил в меня (как в город мой не входил никто).
Мой город сдастся — и я сдаюсь тебе на милость: давай, бери.
На шее лопнувшей ниткой бус, и резкой болью внизу, внутри,
горячей кровью — да по бедру, и в кровь искусанною губой…
Мой голос множится на ветру И возвращается к нам с тобой.
Мой голос — тише речной воды, мой голос — ниже лесной травы.
Любезный граф, расскажи мне, ты мечтал остаться без головы?
Мечты сбываются, милый граф, земля от крови твоей ала.
Меня прислали к тебе, ты прав, но, знаешь, я б и сама пришла:
красой невинной врагу на грудь, а как поверит — его убей.
Мой город сдастся? Когда-нибудь. Но не сегодня. И не тебе.
У Дикой Охоты — свод непреложных правил:
нельзя отставать, не то в темноте оставят,
нельзя вспоминать, откуда и кто ты есть.
Пусть в небе морозном каждый друг другу равен,
но те, что под нами, гоним мы их и давим,
не смей заступаться — быстро собьётся спесь!
Была среди нас такая — из тех, кто против.
Тебя подобрали, кстати, на той Охоте…
Ты славной малышкой, честно скажу, была!
Почти как она, но младше и голос звонче,
почти не боялась наших-то диких гончих,
стояла в пороге — тонкая как стрела.
Тебя подхватил наш Ловчий, оскалясь дико,
но он не дождался дрожи, испуга, криков,
ты просто смотрела через его плечо.
Она подошла: румянец как костяника,
луна приласкала латы округлым бликом —
и тени взметнулись вслед за её мечом.
— Оставь её, Ловчий, — хрипло и без сомнений.
И вслед за мечом, ты помнишь, взметнулись тени…
Она была быстрой, так же как ты быстра,
но это неважно, ведь главный закон священен:
предателя — в снег, предателя — на колени
и голову с плеч. Погибла твоя сестра.
А Ловчим был я. Чего уж тут, в самом деле.
Седлаем коней, под нами ревут метели,
конец октября — пора загонять и жечь!
Скакать между звёзд без удержу и без цели,
чтоб смертные в страхе падали и хрипели…
Она промолчит, рывком обнажая меч.
У Дикой Охоты главный закон священен:
нельзя отставать, предателей — на колени,
нельзя вспоминать, нельзя замедлять свой бег.
У всадников диких — ни сердца, ни сожалений,
их надо держать вдали от родных селений…
Раз Ловчий убит — Охоту вести тебе.
Ведьма, пиратка, задира, авантюристка. Имя твоё — во всех королевских списках: в списках на «отыскать, пристрелить и сжечь». Просто не позволяй подобраться близко — да, никому. Овчинка не стоит риска, игры в любовь не стоят сгоревших свеч. Правды не раскрывай никому ни слова: кто ты и где «Летучий» твой пришвартован, как хороша со шпагой ты и с ружьём. Каждый, кто встретит вечер с тобой лиловый, может шпионом быть — городским, дворцовым, посланным оказать тебе свой приём. Ищет тебя, пойми, половина света, так что… не раскрывай никому секретов: лучше молчать, но быть, например, живой. Все эти чувства — ветошь, сплошная ветошь, были сегодня, завтра летят по ветру. Думай давай не сердцем, а головой.
Думай, куда направить свой чёрный парус. Много ли в этом мире морей осталось, где не купал «Летучий» своих бортов? Да, тебе вряд ли выпадет встретить старость, что и неплохо в общем-то: все кошмары снятся тебе про сушу и дом и кров. Ты не из тех, кто смотрит в камин ночами. Ведьма, пиратка, аватнюристка, пламя. Вслед за тобой идёт королевский флот. Ты на раз-два обойдёшь его: за волнами прячутся скалы, свяжут они узлами их корабли — и ты их потопишь влёт. Бегать и драться — вот тебе вся забота, грабить и прятаться в море от эшафота, здесь на заре такая грохочет тишь… Только смотри, слезает ведь позолота: если бежишь неистово от чего-то, то и к чему-то всё-таки прибежишь.
Дочь короля. Корсеты, причёски, платья. Для остального, важного есть ведь братья. Мать умерла, отцу до тебя нет дел. Хочется истово что-то там доказать, но «не отвлекай, возись с придворцовой знатью, через полгода — замуж, я так велел». Через полгода замуж, а ты не хочешь, даже — боишься… Все бы боялись, впрочем — у жениха гримаса взамен лица. Он, говорят, лишь пытками озабочен: мучает пришлых, беглых, своих рабочих, он, говорят, родного убил отца. Только тебе не этого, честно, страшно: башню одну сменить на другую башню, в клетке оставшись, вот что всего страшней. Женщине предначертано быть домашней? Ты про одну читала — мол, нет отважней. Ты бы хотела стать на секунду ей.
Ей не страшны ни бог, ни отец, ни дьявол. Ведьма, пиратка, входит в любую гавань — что там захочет, то там и заберёт. Нет для неё законов, устоев, правил. Стать бы домашней кто бы её заставил — или хотя бы просто вернуться в порт? Нет никого, кто справился б с этой силой. Лишь океан — постель ей и ей могила, долгие годы ловит её отец. Пишут ему (плывут по листу чернила): четверть эскадры шквальным огнём накрыла, а остальных — на риф увела, конец. Пишет король: ищите её любою, мне безразлично, мертвой или живою, только поймайте — мигом озолочу! Дочь короля сбегает под шум прибоя, острую шпагу только берёт с собою: папа полюбит, если её схвачу.
Если чего-то истово хочешь, значит, будь получить готова — но чуть иначе: жизнь выдаёт обычно слегка не то. Если бежишь неистово (и не плачешь, просто бежишь от всех и себя в придачу), то прибежишь куда-то, таков итог. Так что они столкнутся однажды точно: бросит «Летучий» якорь глубокой ночью, утром в таверне встреча лицом к лицу. Могут не сбыться лучшие из пророчеств — вот про пираток и королевских дочек… Выпила рома — значит, танцуй, танцуй. Нет никаких «схватить!», никаких «вернуться!», вот они пьют в два горла и в два смеются, дочь короля свободна как дикий норд. Банк будет взят — спокойно, на нож и штуцер, в небе закатном тьмой паруса взовьются, вместе с добычей двое покинут порт.
Дочь короля — и ведьма, авантюристка, с именем в верхней строчке расстрельных списков, с именем в списках сосланных на убой. Не заводила долгие годы близких: игры в любовь не стоят большого риска, только есть нечто большее, чем любовь. Раньше любой «без памяти очарован» мог быть шпионом — морским, городским, дворцовым, посланным засадить меж лопаток нож, ну а теперь — хватает и полуслова, тонкие пальцы держат прочней верёвок, вместо богатств достаточен медный грош. Ищут тебя в морях и на суше тоже, но ничего не мучит и не тревожит, ветер гудит вверху в парусах, горласт… …Может предать любимый, любовник — может. Дружба — намного выше, куда дороже.
И никогда она тебя не предаст.
Им не нужен вызов, не нужен повод, чтоб визжащим клином войти в твой город.
Тот, кто стар, боится, а тот, кто молод, точит меч с рассвета и дотемна.
Ты боишься тоже и тоже точишь, хоть и знаешь точно: не превозмочь их.
У Судьбы осталось не больше ночи, а потом твой город сметёт война.
Но пока что - вечер, притихший вечер. Обещали мудрые: время лечит,
но убит был внук твой, и вот давеча печенежьи стрелы и дочь нашли.
Им не нужен раб, не нужна рабыня, не нужны богатства. Одна гордыня -
мол, мы взяли город, и здесь отныне будет только пепел взамен земли.
Ничего не надо. Нет счастья выше, чем стрелой горящей в солому крыши,
а для тех, кто выжил, к несчастью, выжил, приготовить муки любых страшней.
Им срезают веки - пусть видят чётко, как их жёны воют под хлёсткой плёткой,
как горит их город на сковородках разведённых степью в ночи огней.
Им нужна лишь битва, и боль, и ярость, а людского в каждом из них осталось -
с ноготок. Их предки встречают старость, обнажая шею - рази, сын мой.
И сынок разит с упоённым смехом, потому что смерть для него - потеха.
Ты встречаешь старость свою в доспехах, и хотя бы двое уйдут с тобой.
Ты умрёшь свободной, седой и гордой. Конь уткнётся в руку печальной мордой,
а потом финальным глухим аккордом вороньё закаркает, закружась.
Вечер будет тихим и будет страшным, но закат мазнёт по далёкой башне
и увидит небо, как горсть отважных защищает город, готовый пасть.
И такая будет в них страсть и сила, что в любой бы сказке не стыдно было
рассказать, как светлое - победило, но сгорят все сказки на чердаке.
…А пока что - вечер, притихший вечер. Ты накинешь шаль на худые плечи
и верёвкой крепкой привяжешь меч свой к постаревшей слабой твоей руке.
Высокомерна. Диковата. Нет уважения к кресту.
Как раз таких и жгли когда-то - За колдовскую красоту.
Защитный круг - начерчен криво, Шаманы были ли в родне?
Дерзка, упряма, прихотлива - Ей место самое в огне.
Гореть. Сгорать. Упасть без чувства. И не погибнуть всё равно.
Быть ведьмой - горькое искусство, С рожденья женщине дано.
Любой дано. И пусть у каждой Свой личный путь среди костров,
Нас всех до тла сожжёт однажды Бог Инквизиции - Любовь.
Таких как я бессмысленно жалеть:Распятые, как вышивка на пяльцах,
Мы выбираем плавить, а не тлеть,И застываем шрамами на пальцах.
Мы выбираем в море уходить,Сирен перепевая там в два счёта:
Топить и грабить чьи-нибудь ладьи,На абордаж ходить как на работу.
Лицо подставив хлещущим ветрам,Глядим вперёд. Куда б судьба ни била,
Мы не смиримся. У любой из драмЕсть свой конец — и нам любой по силам.
По силам всё. Пожар, банальный конь,Любой дракон — и рыцарь тоже, впрочем.
Мы — кровь и снег. Мы — море и огонь.Мы — волчий вой в лесу глубокой ночью.
Мы — звон мечей, карающая плетьИ тетива, поющая на пальцах...
Таких как мы бессмысленно жалеть.Таких как мы — учитесь опасаться!
|
