– Да я же говорю тебе, – звонко произнесла девица, – вчера мне Ирка рассказала. На сайте вычитала. Ну да! Представляешь, что творится уже! Ты только своей старшей не вздумай сказать. Ей-то страшилки такие слушать нельзя. Еще дома рожать надумает.

Тамила повела плечами, чтобы не занемели в такой позе. Сидеть оказалось уже и не так удобно. Она открыла глаза и осмотрелась. Напротив находились мальчишки-подростки, чуть поодаль – молодая мать с ребенком лет шести, хмурый старик неодобрительно поглядывал на говорившую по телефону девушку. Ее голосок был слышен в каждом уголке вагона. Тамила ничего не имела против разговоров в общественных местах, но считала, что можно говорить потише. Не обязательно, чтобы все вокруг знали о твоих проблемах. Девица проронила неприличное слово, пожилая дама брезгливо поджала губы и бросила на Тамилу взгляд, мол, видите, чему их учат в школах? Тамилу это не особо волновало. Замолчала бы, и то хорошо.

– Ненормальная она у тебя, – буркнула девица в трубку. – Говорю же, лучше не давать ей поводов нервничать. Да еще и Димка ее козел. Может, не бросил бы – иначе все повернулось, а так…

Тамила невольно усмехнулась, бездумно глядя на пакет с обувью. Ситуации везде одинаковые, про своего Кирилла она думала точно так же. Когда-то.

– Ну и как знаешь! – вдруг рявкнула в трубку девица и раздраженно нажала на «отбой».

Она вдруг посмотрела на Тамилу. В серых глазах, щедро накрашенных тушью и тенями, почему-то появилось странное выражение, словно она искала поддержки.

– Вот скажите, – ее голос прозвучал неожиданно тихо и глухо, будто доносился откуда-то издалека. Тамилу поразила такая перемена: тут чуть ли не кричала, а тут – раз! – совсем другой человек.

Пожилая женщина даже чуть подалась вперед, чтобы послушать, что скажет девица. Но та, кажется, ничего не видела вокруг.

– Если детей воруют прямо в роддоме, то можно ли кому-то верить? Но ведь если сказать матери, то ничего хорошего же не будет, так?

Старик снова уткнулся в газету, молодая мать недоверчиво поглядела на нее, но крепче прижала к себе ребенка – неосознанно, порывисто, будто пытаясь защитить.

Пожилая женщина покачала головой и цокнула языком.

– Да, детонька, сейчас творится страшное. А что уж что потом делают с ними – один Бог знает. Ведь и на органы могут продавать, и в рабство.

Тамила поморщилась: соседка слева оказалась сплетницей, которая красит все в черные тона. Все плохо, будет еще хуже. От таких людей не скрыться, но жаль, что выходить не прямо сейчас, поэтому придется слушать.

– Я не знаю, – медленно произнесла девица, – только ничего хорошего – это точно. – Она снова посмотрела на Тамилу, словно недовольная тем, что не услышала от нее ни слова. Серые глаза вдруг стали почти черными – верно свет так упал. – Вот вы бы что сделали, если б узнали о таком, а ваша подруга должна была бы рожать?

Тамилу озадачила такая постановка вопроса. Хотя бы потому, что в ее окружении никто рожать не собирался. Разве что Корженевская могла бы. Но та была из рода таких дам, что дала бы прикурить самому Ганнибалу Лектеру, вздумай он покуситься на ее ребенка.

– Зарезала бы вора, – сухо сказала Тамила.

Пожилая женщина еле слышно охнула и даже забыла, что хотела что-то сказать. Девица чуть рассеяно похлопала ресницами и уткнулась в свой мобильный, будто там резко возникло что-то очень важное.

Старик неодобрительно посмотрел на Тамилу и покачал головой, мать с ребенком сделала вид, что ничего не слышала. Сама Тамила понимала, что ответ оказался резким, но, тем не менее, была довольна, что все вмиг замолчали, перестав приставать с дурацкими разговорами.

Вагон плавно остановился, и с тихим шипением открылись двери. Тамила встала и покинула его, радуясь, что скоро будет дома.

И снова показалось, что кто-то еле слышно прошептал ее имя.

В парке было шумно, людно и празднично. Ярко и нарядно одетые мужчины и женщины смеялись и громко разговаривали, обходя Тамилу и ее родителей. Праздник. Улыбки на лицах, громкая музыка, радостный визг детворы.

Тамила с любопытством глазела по сторонам. Такие выходы у них бывали нечасто, поэтому на душе становилось радостнее в два раза. В правой она сжимала ладонь мамы, в левой – папы.

Оба сегодня выглядят не так, как обычно. Мама надела коричневое платье, прям как шоколад, и приколола брошку-бабочку с разноцветными крыльями. Те едва заметно подрагивали и ослепительно сверкали в свете фонарей, заставляя жмуриться или отворачиваться.

Тамила долго разглядывала брошку, считая, что ее сотворил настоящий волшебник. Мама смеялась и говорила, что это всего лишь «аметисты и гранаты». Ни первое, ни второе слово четырехлетнему ребенку не понять, поэтому Тамила решила, что это всего лишь какие-то заклинания, благодаря которым потом получаются такие красивейшие вещи. И когда она вырастет, то у нее будет множество таких украшений, которые она сможет менять хоть каждый день. Только все равно казалось, что все же есть что-то такое, что заставляет маму быть в напряжении и внимательно смотреть по сторонам. Причем старается она это делать так, чтобы отец ничего не заметил.

Сам отец – в строгом темном костюме. Почему-то кажется, что именно так должен выглядеть самый настоящий папа. Не так красиво, конечно, как мама, но так… солидно и уверенно. Тамила, по словам обоих родителей, выглядит, как «настоящая принцесса». Розовое платье с оборками, которые колят коленки, стоит только сесть на скамеечку, пышные банты на темных волосах и маленькие туфельки.

– Золушка, – сказал папа, улыбаясь и глядя на нее. – Самая настоящая Золушка. Разве что кареты нет.

– С каретами сейчас сложно, – рассмеялась мать.

На удивление, она делала это искренне и открыто, что бывало так редко. Родители вообще тогда часто говорили друг с другом резко, громко и неприятно. И всегда хотелось закрыть уши ладонями, чтобы не слышать ругань.

Тамиле уже читали сказку про Золушку, однако ей эта история совсем не понравилась. Ведь прежде, чем стать принцессой бедной девушке пришлось страдать и терпеть очень много плохих вещей. Единственная, кто Тамиле нравился в сказке, это тетушка волшебница. Она добрая, красивая и… волшебница. Этим все сказано и ведь это же так здорово! Наверно, такая же, как и тот, кто сделал маме бабочку с «аметистами и гранатами». Мама, кстати, говорила, что это всего лишь камни. Но Тамила не верила ей. Камни она видела во дворе возле дома. И на дороге, ведущей к большому магазину с конфетами и печеньем. Камни большие, серые и некрасивые. А тут глаз отвести нельзя. Поэтому никакие это не камни!

– Хочешь сладкой ваты? – спросил папа и кивнул в сторону низенькой женщины-продавщицы возле столика.

Тамила радостно подпрыгнула, норовя повиснуть у родителей на руках, и закивала.

– Хочу! – возвестила она тем непререкаемым тоном, которым могут говорить лишь маленькие, точно зная, что взрослые обязательно исполнят их желания.

В этот раз даже мама не ругалась и не говорила, что много сладкого – очень вредно, а открыла кошелек и вынула деньги. Вата оказалась по-настоящему вкусной. Казалось, что ее можно есть на завтрак, на обед и ужин. Тамила решила тогда, что вата эта особенная, праздничная. Оттого и настолько вкусная. Вот если, например, прийти завтра, то уже все будет совсем иначе, ничего подобного попробовать не удастся.

На миг сказка, правда, исчезла. В толпе Тамила заметила странную женщину, которая неотрывно на нее смотрела. Внимательно, цепко и нехорошо. Не взгляд, а острые иголки, которые впивались в кожу. Потом незнакомку закрыл собой какой-то высокий человек, и та исчезла из поля зрения. Вместе с неприятными ощущениями девочка выбросила из головы и незнакомку.

Руки после лакомства стали сладкими и липкими. Такими, что так и хочется вытереть их о надоевшее платье. Особенно о гадкие оборки. Кто и зачем их придумал? Хоть мама и говорила перед прогулкой, что так красивее, Тамила ее совершенно не понимала, считая, что взрослые совсем ничего не знают о красоте. Вот мама красивая, но оборок у нее нет. И папа тоже. Так зачем же они?