Локи не смотрела назад, туда, где издыхал Озерный край. Она не хотела думать о Броне или Моркант. Не хотела больше думать о Райдере, который знал ее деда. Она смотрела на встающие из синей утренней дымки горы, на дремавшего Ки, на напряженную спину Даану и расслабленные плечи Тобиаса. На катану, вернуть которую она хотела теперь как никогда прежде. Их укрыла удушающая дорожная пыль. Локи прикрыла глаза и пролила одинокую слезу своей глупости и доверчивости. Больше она не собиралась верить на слово, больше никаких промахов. Если бы не внезапное сотрудничество Тобиаса, их бы уже взяли молодцы из «Ока». Думать о том, что могло их ждать, она себе запретила.

Локи тайком взглянула на хельхейм сквозь стекло. Валецкий был бледным и измученным, кожа на заострившемся лице натянулась, как у трупа, но глаза прояснились. Он с любопытством глазел по сторонам и не походил на того, кто может строить коварные предательские планы. Она должна закрепить их союз, должна предложить что-то, что обратит его на их сторону, что-то, что купит его верность. Надавив пальцами на воспаленные глаза, она откинула голову назад, на бортик пикапа, взглянула на сваленные рядом вещи, на которых посапывал Ки.

Кончар.

Наверное, Скай бы ей гордилась. Ведь у нее было предложение, от которого Валецкий не сможет отказаться.

Цверги раскинулся к югу от подножия Трех Сестер. С севера попасть в город можно было либо через узкий перевал, который рано закрывался на зиму и поздно открывался весной, либо делать огромный крюк и обходить горы с запада. На юг и восток от Цверги шли подземные поезда с сырьем, а назад возвращались с технологиями Хели и легким текстилем, предметами искусства и роскоши из богатого Муспельхейма. Огромная восточная страна, затерянная среди песков и гор, все еще неохотно сотрудничала со своими соседями по эту сторону Хребта Дракона. Но сварта могли предложить им нечто большее, чем звездное железо или кору для печатей духовников. Лингвисты сварта довели до совершенства руническое письмо, извлекли скрытые смыслы из каждого символа и начали использовать руны для усиления способностей варденов. Они добавляли нужные сочетания рун на печати. Лингвистическая экспертиза стоила больше, чем вагон поезда, ведь на кону стояла человеческая жизнь: одна лексическая ошибка могла лишить вардена жизни.

Ночь пришлось провести в паршивом хостеле с тараканами, но хотя бы с горячей водой. Заплатили ручным трудом, перемыв полсотни тарелок и отдраив туалеты. Ки достал для Тобиаса новую рубашку, потому что его от крови не отстирывалась. Как и откуда, никто не спрашивал, хотя Даану пошутила, что, мол, не Церковь ли Девятиединства он ограбил? Ки смущенно потупился, вызвав шквал негодования со стороны сварты. Куртку хельхейм выбросить отказался, ссылаясь на душевную привязанность, постирал ее и кое-как заштопал. Тобиас шел на поправку, а когда побрился и вымылся, снова стал похож на того бледного оконосца, которого они встретили в «Цваральге».

С удовольствием вымыв голову два раза, Локи отметила, что мерзкий рыжий цвет почти пропал. Отскребая себя до скрипящей чистоты под горячим душем, она с какой-то гордостью рассматривала все синяки и ссадины, полученные за эти недели. Каждая отметина будто бы добавляла ей значимости, будто бы стала боевым шрамом. Завернувшись в вылинявший от многочисленных стирок халат, она блаженно зевнула и с сожалением покинула ванную. Ночью она долго лежала, думая о всяком, и напоследок беззвучно заплакала от чувства острого одиночества и осознания ответственности за жизни людей, спящих на соседних койках. Она нащупала под подушкой прохладные рукояти катаров, но это не подарило спокойствия. Промучившись час, она все же отрубилась от усталости.

Утром, не сговариваясь, они вывернули карманы и, отсчитав немногочисленные деньги, купили масла, рисовой бумаги, пудры и привели в порядок оружие. Локи разобрала и почистила чехлы катаров, смазала клинки маслом и промокнула бумагой; бережно протерла тряпочкой печати. Ки с Даану вышли за припасами, и они с Тобиасом остались вдвоем. Точнее, Локи осталась присматривать за хельхейм. Его кончар лежал на столе. Локи взяла катану и аккуратно вынула из ножен, невольно любуясь узорами рун и драконов на лезвии.

– Зачем тебе лишний духовник, Ангейя? – спросил Валецкий, вальяжно откинувшись в кресле.

– Это катана моего друга. – Локи сидела на кровати и старательно наносила на катану масло.

– Этот твой друг в Идаволле? – продолжал допытываться Тобиас, сверля ее ледяными буравчиками глаз. Ангейя чувствовала себя неуютно от расспросов, но виду не подала. Пусть думает о ней как пожелает.

– Что ты хочешь узнать, хельхейм? – устало спросила она.

– Просто пытаюсь понять тебя. – Он пожал плечами и поморщился от боли. – Асы для меня всегда были самовлюбленными, жадными до денег идиотами. За пачку одинов готовыми продать Хеймдалль. А ты совсем другая. Могла бы убить меня давно, выпытав всю правду. Или оставить где-нибудь подыхать.

– Люди всегда разные, хельхейм. Я не лучше прочих.

– И все-таки идешь неизвестно куда, чтобы вернуть какого-то там друга.

Локи встала, положила катану на подоконник – на просушку – и ответила ему таким же тяжелым взглядом.

– Четыре года назад я пришла домой. И увидела убитого папу. А потом на моих руках умерла истекающая кровью мама. Они погибли, защищая меня. С тех пор я стараюсь помочь всем, кому могу. Каге я могу помочь. Все просто.

Тобиас ухмылялся, когда Локи смотрела ему в глаза. Ангейе надоело, что ее не воспринимают всерьез и считают малолетней дурочкой. Улыбочка Валецкого резко угасла.

– Я тоже видел смерть матери, – вдруг разоткровенничался он. – Видел, как ее похитили асы. Раньше такое часто встречалось в долине Эпоны. Теперь я знаю, что это для работы в шахтах «Цваральга». – На его узких губах мелькнула уже невеселая улыбка.

– Мне жаль.

– Не надо. Благодаря ее смерти я стал тем, кем являюсь сейчас.

– Взрослым мужчиной на побегушках у Джона Смита? Или тем, кого нашинковала маленькая девочка? – развеселилась Локи, понимая, что рискует, но позволяя себе эту вольность. Это была крошечная проверка: может ли она дальше воспринимать Тобиаса как врага или все же следует перейти на иной уровень отношений. Гейс он так и не принес, но не пытался ни навредить, ни сбежать. В итоге страдала только гордость сварты, которую он оскорблял для развлечения.

– Мне ведь стоит только руку протянуть, чтобы тебя разрубить пополам, – лениво произнес Валецкий.

– У тебя не получится. – Локи села обратно на кровать, беспечно поджав под себя ноги.

– И почему же?

– Во-первых, я быстрее. Во-вторых, потому что я могу научить тебя быть настоящим варденом. – Она закинула удочку и с замиранием ждала его реакции.

Валецкий остолбенел. Он растерянно потер шею, словно ему не хватало воздуха, но ничего не ответил. Распахнулась дверь, и Ки, кажется, совсем не заметив напряженной атмосферы в комнате, вывалил на кровать консервы, бытовые мелочи и ворох бесплатных газет за последние десять дней, что они провели вдали от больших городов.

– Как ты просила, ас. Вряд ли найдешь что-нибудь не про местные криминальные разборки или урожай, но все же…

Локи жадно схватила ближайший лист и следующий час провела, разыскивая хоть малейшую заметку о Хеймдалле. Ки цепким взглядом журналиста отсеивал ненужное. Неравномерно тикали сломанные часы: часовой молоточек застрял на двенадцати, и механизм не опускал его вниз. Даану неохотно объяснила вчера, что шкала времени в свартаи течет не слева направо, как привыкли асы и хельхейм, а снизу вверх, как растет Вседрево. Вот и часы они привыкли изготавливать с вертикальной шкалой, где справа шел минутный молоточек, слева – секундный, по центру – часовой, сейчас безнадежно застрявший и жалобно взвывший, когда шестьдесят минут истекли. Тобиас заснул в кресле, свесив голову на грудь и скрестив руки, но проснулся, стоило скрипнуть двери. Даану тихонько зашла внутрь. Сварта долго мялась на пороге, хотела что-то рассказать, но Локи испуганно взвизгнула: