– Вот уже почти полгода сочувствующие нашему движению находятся в одной из федеральных тюрем. Им даже не предъявлено обвинение! К ним не пускают адвокатов, свои семьи они тоже не видят и Рождество им придется провести не в кругу друзей и родных, а в заточении! – еле сдерживая, направленный на полицию, гнев, закончил рассказ Джейк.

– Пока я могу вам помочь только деньгами, – глухо проговорил я, показывая, что разделяю его боль и сожалею о том, что в силу малых сил мои способности как Великого духа пока ущербны.

Как удобно что здесь есть что-то вроде полки, доступной для людей в обеих кабинах. На эту полку я и положил пухлый конверт.

– Здесь тридцать тысяч долларов. Распорядись ими разумно. Окажи помощь пострадавшим и их семьям, набери новых сторонников, поощри тех, кто уже предан нашему делу.

– Мы боремся не за деньги, Большой Бык! – мой последователь совершенно не наигранно оскорбился.

– Я знаю, Джейк. Но в созданном белыми людьми мире эта презренная бумага имеет исключительную ценность. Поэтому бери. Бери и знай, я тобой доволен.

– Клянусь, я потрачу каждый цент на наше дело! – торжественно пообещал он мне.

– Я знаю, мой мальчик, а теперь ответь мне, сколько сторонников ты сможешь привлечь для новой акции?

– С учетом этого, – парень постучал пальцем по конверту, – две сотни точно.

– Отлично, – я довольно улыбнулся. – Значит пришло время рассказать тебе одну очень старую сказку.

– Сказку, мой господин? – удивился Джейк.

– Да, сказку об эльфе по имени Гринч…

– Занятно, – прокомментировал он, когда прослушал её до конца. – Я правильно понял, ты хочешь, чтобы я также как этот Гринч отомстил за своих товарищей по борьбе?

– Да, я хочу, чтобы ты похитил Рождество.

Особняк Фицпатриков находился всего в квартале от резиденции Уилсонов, и я как скромный миллионер, заработавший только на одном фильме около шести миллионов за неполный месяц, дошел до него пешком.

Кассовые сборы за первую неделю проката с 9 по 15 декабря составили восемь миллионов, за вторую неделю из-за увеличения числа кинотеатров до двух тысяч фильму удалось заработать пятнадцать миллионов. То есть за две недели проката «Гран-При» собрал двадцать три миллиона, четверть от которых была моя.

Поэтому я и шел по улице с улыбкой на лице, наконец, поймав рождественское настроение. Сердечно здоровался с горожанами, щедро одаривал деньгами распевающих рождественские гимны детей, радуясь приближению того времени, когда в моих руках окажется достаточно финансов и я смогу вредить Штатам по-крупному, а не пакостить по мелочам, как сейчас.

– Миссис Фицпатрик, с Рождеством вас, – в дверях меня встретила хозяйка дома.

– Merry Christmas, – услышал я ответное поздравление.

В эти благословенные времена люди говорили друг другу «Merry Christmas», а вот там, откуда я пришел уже давно перешли на политкорректное «Happy Holidays».

– Зови меня Хелен, – разрешили мне перейти на "ты". – Кидай свой подарок сюда, – женщина кивнула на огромный красный мешок, что лежал возле ее ног.

– Фрэнк! – из гостиной вышел Роджер. – Давай, раздевайся и проходи к остальным гостям.

Игнорируя мои возражения, он помог мне освободиться от пальто и сам повесил его на плечико.

– Держи, – вместо принятой от меня шляпы, Хелен протянула мне рождественский колпак, я послушно надел его на голову.

Похоже я пришел последним, в гостиной с нарядной елкой уже находилось человек двадцать, к тому же хозяева последовали за мной, встречать гостей никто не остался.

– Фрэнк, ты здесь всех знаешь, и тебя знают все, представлять никому никого не нужно, – смеясь, сказал Фицпатрик. – Здесь все свои.

Я бы мог поспорить, но благоразумно воздержался. Да и большую часть гостей я все-таки видел в Миддлтауне. Того же Джона Клемсона, у которого год назад купил здание под пивзавод, или шерифа округа Оринджа – Патрика О'Коннел, ну и конечно шефа местной полиции – капитана Хольгера, который сперва делал вид, что в упор меня не замечает, но затем все же включил мозги и протянул мне руку для рукопожатия. Все-таки вспомнил, где находится и понял, что если будет плохо себя вести, то больше не позовут или еще хуже – вместо него на рождество в дом мэра придет новый капитан полиции.

Были здесь и представители семейства Дэвис: два родных брата с женами и детьми: Донной, Джессикой и Майклом, моим деловым партнером.

А также друг детства Фрэнка – Билли Спаркс с женой Сьюзан. Билли теперь стал большим человеком в городе, владеет не только оружейным магазином, но и частью завода «Моторы Уилсона», поэтому и был допущен в элиту местного общества.

Тот полноватый мужчина с немодными ныне бакенбардами – местный судья, вот только имени я его не помнил, надо будет во время обеда выяснить. А мужчину того же примерно возраста, но, наоборот, худощавого и в очках я не знал.

– Фрэнк, тебе что-нибудь налить? – увидев, что я не подхожу к бару, – предупредительно поинтересовалась Хелен.

– Виски с содовой, – сделал я заказ, который молниеносно был исполнен.

– Катрин, займи гостя разговором, – улыбаясь мне, шикнула на дочь миссис Фицпатрик. – А я пока схожу узнаю насчет ужина.

Билли с умным видом о чем-то важном беседовал с Клемсоном. Сьюзен обступили замужние дамы. Чета Спаркс врасталась в местное высшее общество.

– Мы с девочками на той неделе сходили посмотрели твой фильм, – Катрин начала выполнять наказ матери. – Мне очень понравилось. Открыла для себя мир автогонок. Смелые парни, быстрые машины, интриги конкурентов, предательство, вражда и выстраданная победа. В реальности все так и было, как показано в фильме?

– В фильме много художественного вымысла, – поддержал я разговор.

– Любовная линия Грегори и Одри тоже выдумка, вернее Шелби с неизвестной красоткой? – к нам поспешили присоединиться обе кузины.

– Тоже выдумка. Цель любого фильма – заинтересовать зрителя. Этому в кино все и подчинено. Реальность безжалостно ретушируется, приносится в жертву выдумке и зрелищности.

– Но победа в Ле-Мане действительно была ваша? – озадаченная моим заявлением, уточнила Донна.

– Только это и является правдой в «Гран-При», – рассмеялся я, любуясь девушками. Все трое были сегодня просто неотразимы.

Умелый макияж, подчеркивающий их молодость и красоту, нарядные платья длиною в пол, подобранные к ним со вкусом украшения – неброские и в тоже время явно дорогие, и у каждой на голове рождественский колпак, придающий им особое очарование.

Интересно, кто из них печет мне кексы? Хотя Катрин можно сразу исключить, она влюблена в Дерека. Даже странно, что его сегодня здесь нет. Остаются Джессика и Донна. А может это Сара? Нет, кексы начали появляться на моем крыльце гораздо раньше решения Сары возобновить отношения с Фрэнком. Или кексы – это была подготовка? А, впрочем, какая разница кто печет мне кексы? Я все-равно их не ем и вообще сладкое не люблю.

За столом я оказался рядом с Катрин. По левую руку от меня усадили Сьюзен, дальше шел Билли. Напротив заняли места судья с женой и чуть левее шеф полиции. А вот шериф О'Коннел сидел с моей стороны, ближе к хозяину дома.

Первым подали грудинку с различными гарнирами на выбор: варенные овощи, бобовые, жаренный картофель.

Из алкоголя предложили белые и красные вина, как местного производства, так и европейские, Бурбон, мартини, немецкий сухой Рислинг, французский Шираз.

В общем, если бы не рождественские колпаки на всех гостях, то ужин можно было посчитать рядовым: обычная еда, привычный алкоголь, те же самые темы для бесед за столом и для большинства из присутствующих – с теми же самыми лицами.

Так как я оказался рядом с Катрин, то весь ужин за ней ухаживал, на нас с умилением поглядывала ее мать и в некоторой задумчивости ее отец.

В гостиную мы вернулись примерно через час. Расселись кто куда: заняли оба дивана, кресла, стулья и даже пуфики. Последний штрих – Роджер Фицпатрик поставил на центральное место заполненный подарками мешок.