Защищаться было уже невозможно. Едва-едва успели укрыться в подвале, да и то – не все.

Я слушал Криса, и постепенно у меня возникало идиотское ощущение, что и я был участником происходящего: так знакомо звучало все рассказанное Крисом. Действительно, самая заурядная ссора. Самая простая интрига. Завершила же дворцовый переворот обыкновенная драка.

– Крис, – перебил я. – Ты знаешь, а ведь это могло случиться и раньше.

Крис встал. Потянулся. Запрыгнул на кровать.

– Оп-ля. Могло, говоришь? Это должно было случиться. Несомненно.

Я тоже улегся поудобнее.

– Если не Ахмету, так кому-нибудь другому захотелось бы власти…

– Несомненно. Пришельцы не беспокоились из-за Конфедерации. Они знали, что она развалится. Сорок Островов. Сорок самых разных обычаев и правил. Острова-республики и острова-диктатуры. Интернациональные и «чистые». Малыши… и такие верзилы, как я. Мы все хотим домой, верно. Но нам ведь хочется и многого другого. И не на Земле, а еще здесь. Никто не хочет ждать. Никто…

Крис зевнул. И со вкусом добавил:

– Не-сом-нен-но.

– Что ты заладил? – не выдержал я. – Других слов нет?

Крис засмеялся.

– Вот. Ты сам видишь, что даже такая ерунда, как навязчивое слово, может нас поссорить.

– Нет, Крис!

Мы замолчали.

– Сержана жалко, – неожиданно сказал Крис. – Мы смеялись, что он во всем сомневается, со всеми спорит. А это нас спасло. Толик сказал Сержану, что зря он подозревал Ахмета – тот мириться пришел. Сержан обиделся и сказал, что тут еще дело темное. Вышел из замка…

– Он со всеми спорил… – подтвердил я зачем-то.

– Нас слишком мало на острове, чтобы быть одинаковыми, – непонятно сказал Крис. – У каждого находятся одна-две черты, которые становятся главными. Сержан был спорщик. Тимур – солдат и тренер. Ромка… ты его и узнать не успел… весельчак.

– Хохмач, – уточнил я.

– Да.

– А Толик?

– Толик? – Крис задумался. – Он… он… как бы это сказать… приспособитель?.. Нет. Он у нас как дома, понимаешь? Привык, узнал правила Игры, научился фехтовать. Быстрее всех. И теперь живет веселее всех. Купается, рыбу ловит, игры придумывает. Если надо драться – дерется, и здорово. Если можно не драться – еще лучше. Ни с кем не ссорится. Спорил лишь с Сержаном…

– А может, он и прав, – вполголоса произнес я.

– Димка, а вот твоей черточки никак не пойму, – признался Крис. – Моя обязанность – всех понимать, а тебя не получается.

– У меня однобокостей нет. Я всесторонне развитый, – пошутил я. Но Крис ответил серьезно:

– Что-то есть. Но я никак не разберусь.

– Разве это важно?

– Не знаю. Но умения Тимура или Толика, мое командирство – все это пришельцам не страшно. Все это в правилах Игры. А надо выйти из круга, найти трещину. Она должна, должна быть…

– Несомненно!

Мы засмеялись. Стало чуть легче. И тут же раскрылась дверь, словно за ней дожидались окончания нашей беседы. В комнату заглянул Толик, растерянно посмотрел на нас.

– Что случилось? – мгновенно насторожился Крис.

– Пойдемте, сами увидите, – чуть смущенно предложил Толик. – Ерунда какая-то…

…Ерундой происходящее было лишь для нас. Ребятам с Двадцать седьмого острова сейчас приходилось туго. Когда мы поднялись на сторожевую башню, там собрались все, кроме Тимура. Густой, тянущийся в небо столб дыма был заметен с любой точки острова, но лишь со сторожевой башни открывался его источник – замок Двадцать седьмого острова.

– Про пожары на Островах я еще не слышал, – тихо сказал Крис, бесцеремонно расталкивая ребят и пробираясь на самое удобное место.

– Пришельцы? – осторожно предположил Илья.

Крис покачал головой:

– Нет, ребята…

Облокотившись на перила, он замер у самого края площадки.

– Дележ власти продолжается…

Никогда еще нам не было так неуютно и стыдно, как в эти мгновения. Мы молча, ничего больше не спрашивая, смотрели на дело своих рук. Пусть нам пришлось туго, пусть мы пострадали первыми. Но и Конфедерация – наша идея. Прекрасная мечта, убивающая тех, кто в нее поверил.

Я долго не мог заснуть. После ужина – невеселого, быстрого – мы разошлись по своим комнатам. Комнат сейчас хватало на всех, вот только нас это не радовало. Я ворочался с боку на бок, считал до ста, придумывал сам себе всякие интересные истории. Ничего не помогало. На Островах одна крайность сменяла другую: или спишь целый день, или мучаешься от бессонницы. Наконец я стал засыпать. И уже в полудреме, лежа на краю кровати, услышал крик.

Крик был слабым, коротким, но абсолютно настоящим. Сон исчез мгновенно. Я привстал, вслушиваясь. Но в замке снова было тихо. Не зажигая свечи, я нашарил меч, вынул из ножен. Звук донесся из соседней комнаты, где спал Том, – в этом я был уверен.

Открыть свою дверь я решился не сразу. В коридоре оказалось еще темнее, чем в комнате, – широкие окна заслоняла от света звезд сторожевая башня. Держа меч перед собой, я дошел вдоль стены до соседней двери. Толкнул ее локтем.

В комнате дрожал желтоватый полусвет-полусумрак. Том не погасил свечу, и хотя обычно за это ругали, сейчас я был рад его безалаберности. Маленький австралиец лежал на кровати поверх одеяла. Живой – я отчетливо слышал ровное дыхание.

– Том! Приснилось что-то? – растерянно спросил я по-русски.

Мальчишка молчал. Я подошел ближе и увидел, что глаза у него широко раскрыты, а губы беззвучно шевелятся. Зрачки были черными и огромными, в них отражалось затрепетавшее от моих движений пламя свечи.

– Том?..

Он улыбался. Улыбался чему-то своему, неведомому для меня. Неожиданно я понял, что его сейчас можно толкать, тормошить, бить. Том не проснется. Не простой это сон…

Сумка, с которой Том попал на остров, лежала рядом. Ничего интересного в ней давно уже не было – и книжки, и тетрадки, и фломастеры, и простенький микрокалькулятор сразу перешли в общее пользование. Пистолет, правда, Том ухитрился спрятать. А ведь он так и не объяснил толком, откуда у него на Земле взялся пистолет.

Я поднял сумку, взвесил на руке. Тоненькая, нейлон и лавсан. А весит многовато…

Светло-синяя подкладка оторвалась от первого же рывка. Оторвалась там, где крепкую машинную строчку заменяли вшитые вручную крючочки-застежки. На пол мягко посыпались маленькие прозрачные пакетики. Мелкий, как мука, порошок, запаянный в полиэтилен.

Я собрал пакетики обратно в сумку. Белый порошок слегка поскрипывал, когда я сдавливал полиэтилен пальцами. Он, наверное, очень сухой. Интересно, что с ним надо делать: глотать, нюхать или вводить в вену? Хотя последнее сомнительно, шприца у Тома нет. Я укрыл его одеялом.

Потом я пошел к Крису.

Утром Том заметно нервничал, но в остальном вел себя нормально. Крис с невозмутимым лицом провел развод по мостам, едва заметно подмигнул мне, проходя рядом. Австралиец, похоже, колебался. Наконец, решившись, он подошел к Крису.

Командир не дал сказать ни слова.

– Ты часто употреблял наркотики? – по-русски спросил он.

Том замотал головой.

– Ясно. Тогда тебе легче будет услышать, что они плавают сейчас в море.

Том понял. Губы у него задрожали, и он заговорил по-английски – так быстро, что я ничего не мог понять. Крис так же быстро ему отвечал.

– Он был распространителем, – сказал Крис, когда Том отошел. – Точнее, передавал наркотики пушерам… ну, распространителям в школах. Теперь боится, что, когда вернется на Землю, с него спросят за пропавший товар.

– Ты его успокоил? – спросил я, глядя, как Том с Толиком уходят по мосту.

– Да, конечно. Я сказал, что мы никогда не вернемся на Землю.

Если бы случай с наркотиками произошел раньше, наш остров бурлил бы несколько недель. А сейчас, хоть моя ночная находка и стала всем известной, на нее попросту не обратили внимания. Распад Конфедерации заслонил собой все остальное.