А оделись-то как попугаи! Дарген в лиловой рубашке и синих брюках, Гнорос – в травяной рубашке и желтых штанах! Да что это с ними?

Я почти не общалась с однокурсниками. Разве только с маргонкой Камелией. Белокурая девушка, с кожей цвета молочного шоколада бросалась в глаза сразу. Тонкая, как тростинка, с ногами «от ушей», чуть более удлиненным, чем у человека лицом и огромными изумрудными глазами она очень напоминала темную фейри из мифов Земли. Камелия не шла – плыла, какую бы сумасшедшую скорость не развивала.

Вот и сейчас она вышагивала рядом, плавно покачивая бедрами, и совершенно не мерзла в своей белой кружевной блузке и летних джинсах.

Розовые булыжники стен в подвале выглядели грубыми, неотесанными и сильно отличались по размеру.

Мы миновали один пустой зал с колоннами из все тех же булыжников, вышли в другой и обомлели… Широкие аквариумы от пола до потолка словно делили помещение на десятки комнат.

В них плавали или лежали на камнях, лишь слегка утопленных в воде, самые причудливые оборотни, каких я только видела. Самые причудливые, даже если считать рисунки в фантастических и фэнтезийных романах моего мира, в интернете и в кино.

Наш преподаватель – специалист по болезням оборотней, маргон Эмерт, с длинной белокурой косой, шустро семенил мимо аквариумов, без устали подгоняя группу. Похоже, не хотел, чтобы беспардонные студенты долго пялились на существ «за стеклом». Но оградить пациентов клиники при медакадемии от любопытных взглядов не получалось, уж слишком они были причудливыми, слишком редкими.

Оборотни-крокодилы щелкали смертельно опасными челюстями и вдруг превращались в обнаженных мужчин и женщин. Очень жилистых, с перепонками между пальцами, с безволосыми телами и 32 конусовидными клыками вместо зубов.

Оборотни-морские котики – такие гладкие, милые – ныряли и плавали, временами показывая из-под воды человеческие головы, с черным ершиком жестких волос.

Оборотни-дельфины превращались прямо в прыжке, демонстрируя тела, достойные легкоатлетов, и белую-белую кожу, гладкую и блестящую как у мраморных статуй. На ней не было ни единого волоска, только на голове с трудом угадывался редкий белокурый ежик.

Но когда Эмерт остановился, грациозным жестом приглашая нас к аквариуму, группа пораженно зашушукалась, а Дарген и Гронос снова отличились. На долю секунды глаза их полыхнули незнакомым пламенем. Собранные в длинные косы ярко-красные волосы Гроноса и пепельные – Даргена слегка вздыбились. Драконы быстро шагнули к аквариуму и зачем-то почти одновременно закатали рукава.

Секунда, другая – и они словно зачарованные, приложили к стеклу мощные ладони с острыми черными когтями, приоткрыли вдруг заалевшие губы и часто задышали. Эмерт покачал головой, прицокнул и сделал резкий жест. Драконы отдернули руки и отступили, будто очнулись.

Остальная группа держалась в полуметре от искусственного водоема, и пораженный студенческий шепот все больше переходил в галдеж.

К стеклу медленно подплыла… русалка? Да ладно! Существо очень напоминало русалок из земной мифологии.

Голубоватая кожа, на вид еще более гладкая, чем у Камелии, мерцала. Черные, словно куски гематита, глаза сияли. Женское тело чуть ниже тяжелых округлостей грудей покрывала мелкая чешуя. А дальше тянулся толстый рыбий хвост с красивым плавником, похожим на тонкую перламутровую вуаль. Такие же, растущие от плеча до локтя плавники, развевались от любого движения изящных рук существа. Золотистые волосы «русалки» струились по воде, густые-густые, или так только казалось?

Существо приблизилось к стеклу, с интересом разглядывая группу, и жабры под его ребрами быстро задвигались.

Внезапно женщина-оборотень изменилась. Тело ее резко обросло чешуей, целиком, до самой шеи. Затем исчезала и она, и появились вторые, крупные, розоватые жабры. Лишь треугольное личико с губами-бантиком еще напоминало о русалке. Мгновение – и перед нами зависла в воде огромная рыбина, косясь слишком уж осмысленным и недоверчивым взглядом.

Разговоры разом стихли. В звенящей тишине слышались лишь хрустальные всплески воды, да шумное дыхание Даргена с Гроносом.

– Вайолы, оборотни-рыбы, – невозмутимо представил нам существо Эмерт. – Единственные в своем роде. Жить могут только в воде. На сушу выходят очень редко и больше нескольких часов не выдерживают. Обратите внимание, что вайолы могут варьировать процент превращения. Кроме них на такое не способен больше никто. Не путать, с так называемым, полуобращением оборотней. В эти мгновения они не меняются физически. Лишь за счет пересыщения особой энергией, кажутся больше, внушительней, опасней. Вайолы же могут целиком обратиться в рыбу или выглядеть так, как мы наблюдали пару минут назад. И даже покрываться чешуей только по пояс. Отсюда и легенды о русалках.

– А теперь обратите внимание на ее рот. – Эмерт ткнул пальцем в аквариум, вайола подплыла поближе, и я заметила рваную рану на ее губе. А ведь в человеческом обличье ее не было! – Как называются раны оборотней, проявляющиеся только в звериной ипостаси? – Маргон обвел группу внимательным взглядом темно-зеленых глаз, закатал рукава белой рубашки и подбоченился.

– Не помню, как называются, но помню, что в таких случаях надо заставлять оборотня большую часть времени проводить в человеческой ипостаси. А в звериной – обрабатывать рану, как обычно.

– И как обычно обрабатывают в воде? – Эмерт перевел взгляд на меня, заломил изящную светлую бровь и сунул руки в карманы.

Группа зашушукалась снова. Видимо, никто кроме меня не сталкивался с такими травмами.

– Добавить в воду соли, вытащить рыбину и посыпать ранку солью с йодом, – ответила я не без гордости. – Если есть отмершая ткань – удалить, зачистив рану до здоровой. Если плохо заживает, добавить в воду немного антибиотика.

Эмерт кивнул, и на красивом, хотя и немного женоподобном лице его, отразилось одобрение.

– А как можно получить травму, которая проявляется только в одной ипостаси? – спросил, хитро сверкнув глазами. Словно проверял – так ли я хороша, как кажется.

– Такую травму можно получить только в одном случае. Если оборотень ранится в момент обращения, в считанные секунды до или после него, – отчеканила я.

Эймерт растянул тонкие губы в улыбке и кивнул еще раз.

Камелия показала большой палец. Драконы фыркнули и вернулись к созерцанию вайолы. Она снова превращалась в женщину. Исчезала чешуя, гладкая, чуть голубоватая кожа поблескивала в свете ламп. Вайола обратилась до пояса, и я не удержалась – удостоверилась. Нет, в этой ипостаси на губах ее, действительно, не было ни малейшего следа травмы.

В анатомичке, на первом этаже корпуса, было еще холоднее, чем в подвале, но вскрытие василиска доставило мне море удовольствия. Я радовалась, как ребенок, в отличие от большинства сокурсников.

Леолайла – высокого, жилистого маргона, с пронзительными глазами цвета красной яшмы стошнило. И, как назло, франтоватый парень именно сегодня не застегнул белый халат. Он еще долго отстирывал у раковины желтоватую тунику и черные, атласные брюки, смывал остатки обеда с каштанового хвоста.

Камелия морщила нос и брезгливо фыркала. Дарген с Гроносом хмурились. Остальные – кто бледный, как мел, а кто и вовсе – зеленый, спали с лица и с нескрываемым ужасом следили за отточенными действиями нашего препода по анатомии – Опала. Оборотень-пантера с ершиком светлых волос, острыми, хищными чертами и бледно-голубыми глазами, лихо орудовал скальпелем и не без удовольствия вытаскивал внутренности.

Опал просто обожал шокировать студентов, и в этом ему равных не было.

То он клал на труп бутерброды, а затем с аппетитом жевал их и нарочно причмокивал, то вытаскивал из мертвецов органы и принюхивался к ним. Если группа попадалась не слишком впечатлительная, мог даже лизнуть.

Наверное, за это его и прозвали прозвали «жутик». Опал знал о кличке и, по-моему, даже гордился ею.