Подоспела на помощь тревожная группа, торопятся, тревожатся: следов-то много! Как там Пахомов? Как один справится?

Прибежали, а нарушители лежат на земле. Трое — носами в одну сторону, трое — в другую. А над ними стоит Пахомов и поводит из стороны в сторону автоматом.

Полночи я ворочался на койке. За окном горела луна, скрипел снег под валенками часового, и по стёклам проплывала его синеватая тень.

Сменялись дозоры, а я всё думал: какой же он, Пахомов? И всё представлял, как лежат в траве нарушители и стоит над ними громадный человек с автоматом в руках.

А едва я уснул, как меня стали будить.

Открыл глаза, а передо мной невысокий щупленький паренёк. На погонах по тоненькой полоске, на груди — медаль. Представился:

— Ефрейтор Пахомов! — И говорит: — Нам пора в наряд!

Я собрался. Надели мы с Пахомовым валенки, маскировочные халаты, автоматы проверили.

Щербаков осмотрел нас строго и сказал:

— Приказываю выступить на охрану государственной границы Союза Советских Социалистических Республик!

Мы вышли из помещения и направились к калитке.

Из-за угла вдруг выскочила козочка, косуля, — и прямо к Пахомову. Подбежала, потёрлась о ногу и мордочкой в карман лезет. Пахомов достал из кармана кусок печенья, протянул косуле, и мы вышли за ворота.

На елях сверкал молодой снег, лёгкий ветер раскачивал длинные бороды лишайников. Рядом шумела незамерзающая речка. Я смотрел, нет ли где

следов, и ждал, что Пахомов вот-вот расскажет, как брал нарушителей.

Но Пахомов молчал, тоже внимательно осматривал сугробы, а иногда останавливался и слушал. Вот протяжно и скрипуче запела сосна. Вот раздалось: тук... тук... А потом как из пулемёта: тук-тук-тук! И по ёлке побежал дятел... А вот послышалось: крак, крак... На головы нам пропеллерами посыпалась шелуха от шишек, и с ветки на ветку перелетела белка.

— Тихо. Порядок! — сказал Пахомов.

И вдруг впереди нас появился громадный сибирский кот. Он поджал хвост и сел на снег.

Я опешил, а Пахомов обрадовался:

— А, Василий Иваныч! Вышел на службу?

Я удивился ещё больше, а Пахомов погладил кота и говорит:

— Он у нас настоящий пограничник.

— Кто? Кот?!

— А как же, — сказал Пахомов. — В наряды ходит. Особенно с поваром. Пятнадцать километров в одну сторону, пятнадцать в другую. И нарушителя однажды обнаружил.

— Ну да!

— Точно! — уверил меня Пахомов. — Пошёл он как-то летом впереди наряда. Топал, топал и вдруг пропал. В кустах бумага зашуршала. А откуда она в тайге, на границе? Наряд — р а з ! — и в кусты. А там Василий Иваныч, представляете, из какого-то свёртка жареную поросятину вытаскивает. А рядом спит тракторист из соседнего колхоза. Шёл из гостей и забрёл куда не положено. Нарушитель? — спросил Пахомов и сам ответил: — Нарушитель!

— И что же ему было? — спросил я.

— А что? — сказал Пахомов. — Трактористу — взбучка, а Васе — поощрение: рыбка из речки...

Василий Иваныч важно шёл впереди нас. Мы поднимались на сопку: подъём был крутой, трудный. Но наконец мы его одолели, и я увидел всю полоску границы. Под нами покачивал пушистыми верхушками сосновый лес, сверкала река, белые, заснежённые поля. А внизу, у подножия сопки, зеленел квадратик — застава.

«Маленькая, — подумал я , — к а к Пахомов. А никого не пропустит».

Когда солнце уже стояло над головой, мы вернулись на заставу, и Пахомов доложил Щербакову:

— За время несения службы на участке никаких нарушений границы не обнаружено.

И я тоже подтянулся. Нарушений не обнаружено.

Щербаков кивнул, посмотрел на присевшего рядом кота, усмехнулся:

— Что, встретил главного разводящего?

— Так точно. На посту, — подтвердил Пахомов.

— Наверное, все наши истории уже выложил? — Щербаков бросил на ефрейтора ревнивый взгляд.

— Только чуть-чуть. Самые старые! — как бы оправдываясь, сказал Пахомов.

— Ну, раз старые, ладно! — улыбнулся Щербаков, радуясь тому, что новые мне ещё не известны. И за обедом, то и дело откладывая в сторону ложку, он с удовольствием выкладывал ещё не известные мне происшествия.

За стрельбищем на плацу инструктор службы собак учил своего пса Амура верховой езде. Настоящая пограничная собака должна сидеть верхом не хуже наездника.

Сообщат на заставу, что обнаружен след, инструктор вместе с собакой в седло — и марш к месту галопом! И время выиграли, и собака до поиска не устанет.

Вот и Амура инструктор учил ездить верхом.

И как только он выводил из конюшни серого конька Бойца, на площадке, под деревом, появлялся и Василий Иваныч. Сядет, хвост распушит и не шелохнётся. Лишь глаза из стороны в сторону бегают.

Амур разбежится, подпрыгнет — у Василия Иваныча хвост дёрг-дёрг, вверх-вниз, влево-вправо. Амур взлетит на спину коню, поднимет голову и под команду инструктора объезжает площадку. А у Василия Иваныча от зависти глаза горят и лапы к прыжку готовятся.

Как-то после тренировки отвёл инструктор Амура на место и возвращался за Бойцом. И вдруг видит: Василий Иваныч сжался, как подпрыгнет — и на спину коню! Что тут началось! К собачьим прыжкам Боец привык, а кошачьи когти впервые почуял. Взвился он на дыбы! А кот с испугу когти как выпустит!

Сорвался конь с места — и в галоп. Летит, а Василий Иваныч на гриве болтается. Кричит, а когти не отпускает. Ползаставы на площадку сбежалось. Зовут коня, да ничего поделать не могут.

Но успокоилось всё само собой. Махнул Боец через всю заставу прямо к реке. Тут Василий Иваныч не выдержал. Отпустил гриву, шлёпнулся в воду, выбрался на берег и через лопухи бегом к складу. Отряхнулся, занял пост у норы.

А через три дня снова пошёл на границу. Но к лошадям с тех пор не подходит. Видно, решил: не кошачье всё-таки это дело — верхом ездить.

Но самая серьёзная история, в которую попал Василий Иваныч, началась с того, что как-то июльским утром по синему-синему небу к сопке Рыжей потоком воздуха понесло шар-зонд, какие запускают метеорологи, чтобы узнать направление и скорость ветра.

И как только шар стал приближаться к заставе, на порог своего дома разом выскочили белобрысые сыновья старшины Меньшуткина.

— Летит! — крикнул Меньшуткин-младший.

— Сейчас врежется в сопку! — сказал старший. — Бежим! — и припустил босиком, в одних трусах вверх по сопке. Он пробился сквозь колючий шиповник, плюхнулся на землю, и в руках у него завертелся и заскрипел упругий резиновый шар.

— Есть? — запыхавшись, спросил младший.

— Есть! — сказал старший, обхватив добычу.

— Целый?

— Целый! Во какой воздушный шар выйдет! — сказал Меньшуткин-старший и показал большой палец.

— А без корзины воздушных шаров не бывает! — сказал младший по дороге домой.

— Корзина будет! — сказал старший и велел: — Держи шар!

Из старого сарая он вытащил пыльную проволочную кошёлку, с которой мать ездила в район за продуктами, бечёвкой привязал её к зонду, крепко затянул узел, и настоящий воздушный шар запрыгал у него над головой.

— А без пассажиров шары не бывают, — сказал Меньшуткин-младший.

Старший ничего не ответил, пошёл в дом, вынес аппетитный кусок колбасы и направился к кухне, где в это время сидел Василий Иваныч в ожидании обеда.